Любовь нас выбирает

Я резко Смирнова перебиваю:

— В какой связи вас это всех касается? Что было, то прошло — еще раз повторяю! Если ты не понял, могу на бумажке написать, если ты читать умеешь рукописный шрифт! Так мы с Прохоровой договорились! И никого это вообще не касается. Абсолютно! Ни тебя, ни жениха-Велихова, кстати, на здоровье — ни х. я у него все равно не выйдет, его отбреют элегантно, просто и со вкусом, а на худой конец, подключат папу. Но Гриша — стойкий малый, он погорюет и другую девочку себе найдет. Я за него в этой связи совсем не переживаю, впрочем и за нее тоже. Бегать Прохорова умеет!

— Это утешает? Вот эта дребедень должна служить гарантией, что вы с ней не вспомните о том, что наверняка еще недосказали друг другу. А нас всех должна успокоить ваша простая словесная договоренность о том, что «между нами ничего нет, хотя это не так и я все еще горюю и страдаю»? Макс, сука? Ты в своем уме? В тюрьме обабился и стал слюнтяем?

— А что ты предлагаешь? Надя…

— Предлагаю расставить точки над «i». Давай так, — Смирнов оглядывается по сторонам, словно ищет что-то. — Сука! Ни хрена тут не узнаю, все новое! Когда успели понастроить? Какой-то магазинный балаган!

— Что ты хочешь, Леш?

— Где здесь можно посидеть спокойно и поболтать, чтобы никто не трогал?

— Мы с тобой, что, девочки-подружки, приехавшие в город мальчикам яйца перемывать?

— По-видимому, да, Макс. Я готов послушать, если ты готов все рассказать. И еще, — заметив все же какую-то забегаловку, перестраивается на разворот, — как говорит мой отец, от своего так быстро отрекаться нельзя. А мой папка знает толк в разлуках! Там он — непревзойденный мастер!

Я быстро на него вскидываю взгляд, а он встречный на меня бросает:

— Да-да! У моих предков это ежедневная тема для разговоров, Морозов, словно пресловутая физзарядка. Йога для ума, твою мать. С этого каждое утро и начинают: «Где ты был так долго? За что ты так со мной, любимый? Люблю тебя! И я тебя! Мы столько потеряли! Твоя вина! Я не виновата, это все ты» и бла-бла-бла, бла-бла-бла, а потом — есть недосыновья, старшенький Алешенька и младшенький Сережа, оба неудачненькие, но такие рОдные. Вот она Смирновская счастливая семья! Ха-ха! Отец помешан на матери, ею же контужен, видимо, это тоже как-то дает о себе знать. И ты знаешь, с каждым прожитым годом с ними, а таких уже полных двадцать шесть, я понимаю, что он до сих пор бешено ревнует ее к одному давно умершему человеку, твоему отцу. Я…

— Перестань! Хватит! Я в этом не виноват и отец мой тоже…

Старая-старая история! Всем очень хорошо известная, но абсолютно не правдивая. Мой отец никогда не был в любовных отношениях с матерью Алексея, моей любимой мамой-крестной. Никогда! Вот только у Смирнова-старшего, видимо, неизгладимый пунктик на этом — пожизненно, навсегда.

— Давай на выход, братан. Я жрать хочу, что мерин, — тормозит своего железного огнедышащего Буцефала возле какого-то сомнительного заведения. — Вылазь, Морозов, вылазь!

Придется! Не буду же я сидеть в его машине, пока ЛешА подбирает крохи, наложенные на его тарелку, и потом надо помочь ему с выбором, а то так пищевое отравление получит, и даже не поймет из-за чего.

— А ничего лучше ты не нашел? Так до язвы желудка уверенным широким шагом добредем!

— Ну, извини, в этом я ни хрена не смыслю, а до официального открытия нашего заведения еще две недели. Зато, — легонько хлопает по своему карману, — я подготовил нашу внутреннюю мебель и есть наброски на уличный вариант. Желаешь посмотреть на это все за чашечкой кофе, Макс?

Безусловно! Еще бы! Это всегда интересно, тем более я ждал, когда он скажет, что заказ готов! Они с Надей спелись очень быстро, практически, с одной репетиции, с единственной встречи. Она рисует, подключает свое богатое воображение, затем показывает предыдущие работы, демонстрирует чужие материалы, облагораживает и перерабатывает их под наш случай, добавляет свою индивидуальную изюминку, советуется со мной, Гришаню просто ставит перед фактом, а затем объясняет инженеру Смирнову что к чему, а он… Твою мать! Ему ничего втолковывать не нужно, такое впечатление, что он и без слов все понимает, а с Прохоровой у них исключительно постоянная настроенная Всевышним ментальная связь. Мне кажется, или вот так себе объясняя все, что с ними происходит, я невольно Надьку к нему… Ревную? Нет! Бред! Какая-то фигня!

— Что будете заказывать?

У меня в таких местах разыгрывается изжога и то самое пищевое отвращение.

— Стакан воды, — сообщаю официантке свое скудное желание.

— Все?

— Да, больше ничего не нужно. Благодарю Вас.

— А я, пожалуй, поем от пуза, — откидывается на спинку стула и откладывает буклет с меню. — Что Вы мне посоветуете, то я и приму из Ваших рук, прекрасная незнакомка?

Он, похоже, ее клеит? Это так мило! Понеслась, Смирняга? Официантка что-то там лепечет, он только головой кивает и пытается заглянуть ей в глаза, я демонстративно отвернулся — мне это неприятно. Но, если честно, сделал это зря. Там, за стеклом, на противоположной стороне улицы я вижу ту, которую уже и не надеялся больше встретить здесь, в нашем уютном, но обозленном исключительно на меня городе. Никогда!

— Твою мать! Твою мать! Твою мать! — шепчу, как заведенный, а затем сам себе задаю вопрос. — Почему он не сказал? Не сказал? Забыл или специально?

— Что случилось, Макс? — отпустив, наконец, официантку выполнять его заказ, Смирнов ко мне обращается. — Что такое? Что ты там увидел?

Там она! Мадина! В окружении каких-то мордоворотов, несущих в обеих руках сумасшедшее количество магазинных пакетов с фирменными эмблемами, она уверенно ведет за руку моего немного упирающегося сына. Куда? Гулять? Или она выгуливает его исключительно по дорогущим магазинам? Он для нее прикрытие или та самая обуза?

— Спокойно! — Смирнов замечает мою бывшую жену. — Макс, посмотри на меня! Слышишь? Зверь! Мы не будем делать глупости, тем более их там до хрена, а нас с тобой всего лишь двое. Максим, смотри на меня и успокаивайся!

— Она с Ризо.

— Хорошо! Я тоже вижу мальчика. Значит, сын с ней. Нормально, сын со своей матерью. Чего ты?

— А я хочу, чтобы он был со мной…

— Морозов, перестань! Многие пары разводятся, но дети все равно имеют возможность общаться с родителями. Макс, слышишь? Давай немного сбавим градус нашей встречи, и потом, если ты еще помнишь, я хотел тебе кое-что показать…

— У меня больше нет прав на сына, Смирняга. Я был лишен их, каким-то одному Богу известным, законным путем, правда, в момент своей неожиданной ходки в тюрьму, без личного присутствия на том долбаном, но очевидно справедливом заседании, — наверное, слишком обреченно звучу и точно так же выгляжу, потому как читаю на лице друга откровенное сочувствие и то самое сожаление.

Смирнову жалко на меня смотреть! Да! Так и есть! А меня вот больше сейчас интересует, знал ли о «визите дамы» в город Велихов, а если знал, то почему не сказал или пока еще не успел? И меня ждет от него сюрприз?