Любовь нас выбирает

Нечего сказать на это. Мама тоже иногда такое же вворачивает, с той лишь разницей, что речь она ведет о сыне, а я в такие моменты, понурив голову, молча ухожу и ни на что не реагирую. Не оправдываем мы возложенных на нас «родительских доверий». Что есть, то есть, но я с собой ничего поделать не могу…

Осторожно обнимаю эту маленькую женщину, а она при этом трогает меня за волосы и шепчет в открывшееся ухо:

— Не дрожи так. Я все понимаю, но ничего не видела, и, естественно, никому не скажу. Надь, девочка, услышала меня? — аккуратно отстраняется от меня и заглядывает в глаза. — Угу?

— С днем рождения, Антонина Николаевна, здоровья Вам и внуков.

— Спасибо, Надежда, спасибо, — берет за руки и очень мягко мои кисти, словно по-дружески, нет, все-таки с сочувствием, сжимает.

— Надя! — а тут отец, не унимаясь, по-прежнему зовет меня. — Надька, ты едешь с нами? Или остаешься на ночь? Кукла, мама устала, если не поторопишься, то мы не будем тебя ждать!

— Я пойду, — зачем-то с этой информацией к Морозову обращаюсь. — Я тут больше не нужна.

Он не отвечает, но всем видом демонстрирует, что мне пора. Пора! Не стоит тут больше ни одной секунды оставаться — я спешно удаляюсь.

В машине с родителями, по дороге домой, сохраняется гробовая тишина — мама куняет рядом с отцом на пассажирском сидении, а я без конца ловлю его взгляд в зеркале заднего вида. Господи, он смеется, что ли? Надо мной? По крайней мере, я вижу добрые морщинки вокруг его уставших глаз и иногда задорное подмигивание, словно он играет — так было неоднократно в моем детстве, папа в зеркале по-доброму всегда дразнил меня:

— Надь, очень достойная работа. Вы постарались хоть куда! Твои фотографии, если честно, — папа даже вздыхает, — очень стильно смотрятся. Лешка — молодец, скажу сейчас тебе кое-что по большому секрету, слышишь, дочь?

— Да, пап.

— Смирный просто обомлел! Не знаю. Там, падла, такой неподдающийся характер, прямо как у меня, — никогда ведь не похвалит, но это, однозначно, высший класс. Мы когда курили…

— У Леши очень тонкая работа, он — въедливый профессионал, я с ним устала, только тебе в этом откроюсь. Он иногда такой зануда, но Смирняга — наша светлая голова, по совместительству еще золотые руки, да и нерастраченная энергия у него бьет через край.

— Я наелся, если честно, Надь, от пуза. Максим дает, конечно…

— А как тебе мой декор? Ничего об этом не сказал. Что еда? Еда, еда, кругом одна еда. Ты и сам классно готовишь! Как тебе оформление, пап?

— Опять в моде старина, то самое ретро, Надежда? Я кое-что узнал из твоих работ — видел в цифре, а сейчас вживую. Твои черно-белые фотографические эскизы, словно ручная графика. Мне зашло! Надь?

— Да?

— Ты отогрелась? Все нормально? Нашла ведь дело по душе и компания у вас молодая и задорная, даже Шевцов молчал потому, как не успевал за полетом мысли младшего Смирнова, а Смирный просто тихо ел…

— По душе? Не знаю, если честно. Морозов говорит, что рано о чем-то загадывать. Мы, мол, только начинаем, и нам не стоит поддаваться эйфории.

— А я думаю, что тебе уже все очень нравится, кукла. Ты расцвела…

— Мы уже приехали? — мама сонно задает вопрос и нас перебивает.

— Практически, птенец. Ты…

— Я так устала, — потягивается и вполоборота разворачивается ко мне. — Малыш, там нужно будет подписать инструктаж по пожарной безопасности. Я уже не буду вас лично посещать с инспекцией, но правила есть правила, их никто не отменял, родная.

— Хорошо, — тихо отвечаю.

— Я передам тебе, а ты среди своих распространишь, проинструктируешь. Особенно и несколько раз — осужденного племянника-пиромана. Надь, это никакие не шутки — я могу одной своей подписью вас закрыть! — последнее строгим тоном говорит, а отец мне в зеркале моргает, мол, расслабься малая — мама шутит, она совсем не грозный «зверь». — Морозов в вашем заведении на моем особом контроле, не хотелось бы все заново с ним проходить…

— Мам, я думаю, Максим извлек уже урок из пройденного материала и такое больше никогда не повторится.

— Там пострадали люди, Надя. А ты моя дочь! Тебе там хорошо слышно? Проверка связи.

— Угу, — сосредоточенно мычу. — Я поняла.

— Очень на это надеюсь, детка, — и тут же обращается к отцу. — Андрей, что такое, что ты на меня так смотришь?

— Я смотрю, мать проснулась и, видимо, не в духе! Галь, ты голодная, я не пойму? Что странно, ведь мы только из французского ресторана, где нас очень щедро и профессионально накормили! Птенец, ты что, не с той ноги из-за стола встала?

Вот так вот нежно и по-доброму, шутливо препираясь друг с другом, мы добрались домой. Спокойно разошлись по комнатам, пожелав приятных сновидений, а потом я вдруг ни с того ни с сего погрузилась в рой своих счастливых и не очень воспоминаний. В памяти ожило все, что уже и не думало дышать…

Это было наше первое свидание, которое на самом деле и свиданием-то тяжело назвать, потом на ум пришли совместная ночь, следующее утро, целый день, жаркий вечер и наша взрослая ночь с Максимом…Господи! Он ведь мне и тогда помог! Видимо, у Зверя карма на судьбе такая — всем шальным бабам свою руку помощи предлагать. Я очень хорошо помню, что был вечер встречи бывших одногруппников по художественному училищу — жаркое начало июня, шумная ватага слишком бойких девчонок и, как обычно, совсем небольшое количество стеснительных ребят. Мы отмечали на природе, за городом — финансово вложились, купили все необходимое и заказали место. Я выпила — со мной такое бывает редко, практически никогда, но в тот день, я не знаю, что произошло, что случилось… Чего душой кривить, на том безумном празднике жизни я основательно перепила и чем-то даже из съестного отравилась! Потом зачем-то пробовала что-то противозаконное курить… А по факту, после всей этой вакханалии и нашей жаркой встречи, я осталась на обочине одна с практически полностью разряженным телефоном и в разорванных по швам штанах.

— Максим?

— Что ты хочешь, Прохорова? Я на работе.

— Мне больше некому позвонить. А родители не поймут… Мне очень стыдно! Максим…

— Не сомневаюсь. Что надо?

— Ты не мог бы меня забрать?

— Я на работе. Разбирайся сама! Нет!

Боже, он ведь не хотел! Не хотел и не горел желанием, а я не нужна ему была — зверь грязно матерился, затем отнекивался, ссылаясь на свою занятость, но, в конечном счете, по какой-то только одному известной причине, все же сдался.

— Диктуй адрес. Но только после смены, еще часа два, Прохорова. Не напивайся там. Как поняла?

— Максим, пожалуйста. Я тут одна. Темно. Лес, тут воют волки…

— Жди меня и не скули там побитой сукой, не привлекай самцов. Не варнякай Прохорова, тебя противно слушать. Одно сплошное «бу-бу-бу»…

Я мычала в трубку и умоляла как можно быстрее забрать меня — он приехал примерно через полчаса, а говорил ведь, что будет только через два. Что это означает?