Любовь по требованию и без...

– Да так как-то, - протянула я, пытаясь пробраться через толпу на танцполе. – Все нормально, Марьян. Скажи своему отцу, что со мной все в порядке - я скоро вернусь домой.

– А че у тебя телефон такой, детка?
– тот же самый качок нарисовался у меня за плечом. С любопытством уставился на мой старенький кнопочный телефон, который я все еще держала в руках.

– Че, не насосала еще на нормальный айфон? Так давай, я тебе помогу, - урод опять пьяно икнул и шлепнул меня по заднице.

Не успев остановить себя, я с силой ударила его в переносицу, вложив в удар все свое раздражение, накопившееся за последние часы. Хруст ломающихся костей было слышно даже сквозь оглушающие децибелы клубного техно.

– Бля-ядь!
– завопил урод, хватаясь за брызнувший кровью нос.

Тут же за его спиной материализовалась парочка точно таких-же лысоватых крепышей в толстовках. Глянув на своего зажимающего нос товарища, они дружно двинулись на меня:

– Ты, сучка, охуела? Так мы тебя вежливости научим, - проорал один из них и попытался схватить меня за свитер.

Я отпрыгнула от его руки, и налетела спиной на чью-то твердую грудь. Дернулась в сторону, уверенная, что это пришло подкрепление к лысым качкам, и зависла в воздухе, подхваченная крепкими руками.

– Успокойся, - прозвучал над ухом низкий голос, и я мгновенно, словно дрессированная собачка, расслабилась.

Замерла в мужских объятиях, почти не шевелясь и вдыхая горьковатый запах его туалетной воды – дубового мха с ноткой полыни и вереска.

– Нельзя обижать девушек, - снова прозвучал низкий голос над головой, и качки словно испугались – отступили, отодвинулись назад к своему приятелю, все еще баюкающему разбитый нос. И уже оттуда заорали, размахивая руками:

– Да она Ярику нос сломала, сучка борзая.

– За что ты так малыша обидела? – в голосе моего спасителя появилась насмешка. Теперь он звучал совсем рядом с моей щекой. Я повернула голову и завороженно уставилась в близко-близко глядящие на меня бездонные черные глаза в густых ресницах.

– Я не… - начала было объяснять и замолчала, все глубже проваливаясь в черноту его глаз, вспыхивающих в такт музыке то алым, то синим, то серебряным светом стробоскопов.

– Я понял, ты не делала этого, - белозубо усмехнулся парень и еще крепче прижал меня к себе.

– Э, чувак, она Ярику нос сломала. Кто компенсировать будет? – проорал один из крепышей, по-прежнему держась на расстоянии.

«Они его боятся, что ли? Их ведь трое, а он один?» - подумала я лениво, продолжая рассматривать парня.

– Ваш Ярик обидел мою девушку, - негромко, но как-то так, что его было отлично слышно даже сквозь оглушающую музыку, проговорил парень. – Что будем с этим делать?

Я стояла, прижимаясь к нему спиной. Ощущала его тяжелую руку на своей талии и непонятным образом чувствовала себя в абсолютной безопасности. Откинулась затылком ему на плечо, и прикрыла глаза, вдыхая горьковатый запах его парфюма.

Приятели Ярика еще что-то выкрикивали. Мой спаситель иногда отвечал. Вокруг грохотала безумная музыка, а я все глубже и глубже проваливалась в странное, почти медитативное состояние покоя.

– Чего такая ледяная? – вдруг прозвучало у самого уха, и кожу обожгло горячее дыхание, тут же выдернувшее меня из транса. На мои, и правда, ледяные пальцы легла почти обжигающая ладонь:

– Ты настоящая снежинка – такая же красивая, хрупкая и холодная… Поедешь со мной?

Я повернула к нему лицо и глядя в чернющие глаза, не раздумывая ни секунды, произнесла:

– С тобой хоть куда…

Глава 49

Восемь лет назад… Девочка…

— Уверена?

Парень наклонился к моему уху, прихватил губами мочку. Прикусил так, что у меня судорога прошла по низу живота, и добавил:

— Я тебя не в песочницу зову играть.

— В снежки? — я повернула голову, нахально подставляя губы под поцелуй. Он не стал отказываться, развернул к себе лицом, толкнул на себя и впился в мой рот.

— Девочка, тебе восемнадцать есть? — спросил насмешливо, оторвавшись от меня через… не знаю, сколько.

— Сомневаешься? — я провела кончиком языка по губам, изображая из себя опытную роковуху.

— Глядя на твое умение целоваться, начинаю сомневаться, что ты хотя бы восьмой класс закончила, — он насмешливо поднял бровь и снова поцеловал, ловя мой язык.

— Тогда чего лезешь ко мне, если сомневаешься? — просипела я, когда он отпустил, давая сделать вдох слипшимися от нехватки воздуха легкими. — Так мы едем или будем анкетными данными обмениваться?

Мы сидели, обнявшись, на заднем сиденье такси. Больше не целовались, просто ехали куда-то по ночному городу.

Моя голова лежала на его плече так удобно, словно я делала это уже сто раз. Будто знала каждую выемку, каждую косточку, на которую можно удобно примоститься.

Одной рукой он обнимал меня за плечи, второй держал мою ладонь. Гладил, перебирал пальцы и напряженно молчал.

— Тебя дома не потеряют? — спросил, когда мы выбрались из машины и стояли у подъезда старого, сталинской постройки дома.

— Поздно волноваться, пошли давай, — потребовала я, делая шаг к ступенькам крыльца.

Он хмыкнул:

— Отчаянная Снежинка, — открыл мне дверь и, подталкивая под поясницу, повел по лестнице на второй этаж.

Квартира была огромной, комнат десять, не меньше. И какой-то раритетной — с узорным дубовым паркетом, хрустальными люстрами и старинной тяжелой мебелью.

— Что за музей? — разинув рот, я рассматривала огромную полукруглую прихожую с шелковыми обоями на стенах.

— Это квартира моего деда. Он антиквар, в неизвестно каком поколении, и квартира обставлена под стать его профессии, — объяснил он, помогая мне снять куртку.

— Сейчас дед за границей, — добавил, заметив мой вопросительный взгляд. — Мы здесь одни. Есть хочешь?

— А ты? — я повернулась и шагнула к нему. Обняла за шею и потянулась к его губам. — Голодный?

— Голодный. Тебя хочу, — черные глаза под густыми ресницами сверкнули. Он помедлил секунду и впился в мой рот.

— Мне есть восемнадцать, — прошептала, когда он отпустил мои губы, и я снова смогла дышать и соображать. — Даже девятнадцать уже.

— Взрослая, — он улыбнулся, потерся носом о мою щеку. — Точно есть не хочешь?