Любовница Его Величества

Лишь успокоившись, Катарина вернулась домой, тенью скользнула мимо открытой двери в кабинет рано вернувшегося отца и неслышно вошла к себе в комнату. Вошедшая служанка принесла воду для омовений, но по поджатым губам девушки, Кати поняла, что случилось что-то плохое. На молчаливый вопрос, горничная сдержанно ответила:

— Леди Елизавета рыдает в своей спальне, баронесса там, вас искали… Катарина бросила полотенце, и поспешно выходя из комнаты, приказала:

— Анраш, останься здесь!

Елизавета рыдала в своем прекрасном золотом наряде, на который сегодня истратила большую половину дня. Но девушка, отдавшись горю, не замечала, как безжалостно разрывает хрупкую ткань, как размазывает косметику по бледному лицу… Баронесса сидела рядом и все пыталась успокоить дочь, что-то говорила, о чем то просила.

Услышав шаги Катарины, гневно взглянула на нее, ну тут же выражение злости сменилось отчаянием — трудно было не заметить красные глаза Кати и припухший от рыданий носик.

— Что случилось? — едва слышно спросила Катарина, присаживаясь на край не разобранной постели.

Элиза всхлипнула, на мгновение успокоившись, подняла зареванное личико и выкрикнула:

— Он выбрал не меня! Не меня, Кати! Он прошел мимо и пригласил на танец эту отвратительную леди Араин! О, Катарина… что же мне делать? Я ведь люблю его…

И несчастная девушка вновь разрыдалась, сквозь всхлипывания и стенания делясь своим горем:

— Столько времени он смотрел на меня… Я ловила его взгляды, и особенно после твоего приезда он уделял мне внимание! Его Величество даже пригласил меня на прогулку, и мы шли впереди, а все придворные завидовали… Катарина, мне все завидовали, а теперь… Леди Равер, ты бы видела ее ухмылочку! Они все торжествуют! Как же, император выбрал не приезжую, а леди из собственной империи, утер мне нос! Как же я их всех ненавижу-у-у!

И еще много слов и жалоб, бессильных полных злобы обвинений и вновь рыданий.

— Император Хассиян стал ее первой любовью, — баронесса грустно улыбнулась, — я была против с самого начала, но твой отец… Кати, нам нужна была поддержка правителя Ратасса, чтобы упрочить свое положение наследников Ортанона.

— Разве это единственный способ добиться расположения Его Величества? — хмуро взирая на мать, произнесла Катарина.

— Не единственный, — баронесса внимательно посмотрела на дочь. — Кати, положение Елизаветы было бы…

— Ужасным!

— Нет, дорогая, император Хассиян достоин уважения, он ласков с возлюбленными и те кому удалось приблизиться к нему не остаются без…

— Без чего, матушка? — Кати вскочила, нервно начала мерить шагами пространство. — Вы просто не понимаете! Вам никогда не понять, что в угоду политическим интересам вы отдаете нашу честь, жизнь, самоуважение! И меняется политическая обстановка, меняются ваши планы, а мне с этим жить! С этой грязью, с этим презрением, с ощущением, что мне никогда не удастся отмыться! И даже если найдется тот, кто возьмет в жены после подобного позора, то упреки станут пищей на завтрак, обед и ужин! Упреки, грубость и… неуважение! И если в моей жизни вашей виной было лишь то, что меня направили во дворец королей Шарратаса, то Елизавету вы намеренно подкладываете под императора!

— Катарина, прекрати! — баронесса тоже поднялась.

— Прекратить что, матушка? — по лицу девушки потекли слезы. — Да как же вы не понимаете, что моя жизнь завершилась в тот самый день, когда Дариан вынудил стать своей любовницей, желая поразвлечься с той, что была слишком чиста, дабы принять его ухаживания!

— Катарина, ты… — Элиза теперь сидела, уже утерев слезы, и с нарастающим ужасом слушала свою старшую сестру.

— Елизавета, благодари Пресветлого, что император будет задергивать полог не твоей постели, ибо только так, ты сохранишь уважение к себе!

— Но… император Хассиян он не такой, Кати, — Элиза улыбнулась, — он умный, добрый к женщинам, он веселый, такой мужественный, сильный…

Катарина рассмеялась, злым, полным отчаяния смехом и глядя на Елизавету с болью произнесла:

— Дариан тоже умный, внешне добрый и справедливый, сильный, мужественный, и к тому же красив собой… но оказался зверем! Жестоким, не знающим жалости зверем! А Ранаверн… мой герой, мой спаситель на деле лишь жестокий извращенец! И я не сумею передать словами, сколько боли, унижений и горя мне пришлось вынести!

Баронесса обессилено опустилась в кресло, достала платок и вытерла навернувшиеся слезы. Но ее слова повергли Катарину в бездну отчаяния:

— Король Дариан, несомненно, жесток, но королева Алиссин образец благочестия и я надеюсь, что именно она будет править, пока беспутный король будет упиваться бесчинствами…

Катарина не верила своим ушам, она не верила, что матушка могла произнести подобное…

— Алиссин — образец благочестия?.. — растерянно повторила девушка.

— О, да… впервые столкнувшись с ее жестокостью, я испытала ужас, но в дальнейшем… Ее Величество вынуждена иной раз вести себя безжалостно, но лишь в политических интересах. Со временем я поняла, как сильно ошиблась. Ее Величество набожна, она справедлива, народ Шарратаса ежедневно молится за благополучие королевы.

— О, Пресветлый… — простонала Катарина, опускаясь на колени и скрывая лицо ладонями, — как же мало вы знаете…

Баронесса молча смотрела на раздавленную осознанием происходящего девушку, и не могла понять ее реакции…

— Матушка, — простонала Кати, — если Дариан зверь, то Алиссин ядовитая змея, прикидывающаяся львицей! И ее яд он проникает в сердца и души, подчиняет сильнее, чем страх! А ее любовь носит столь извращенный характер, что я… я не в силах поведать об этом…

Катарина поднялась, вытерла бесполезные слезы, и внезапно осознала сказанное Элизой. Император выбрал новую фаворитку… Новую! И вопрос ее был задан дрожащим от ужаса голосом:

— Елизавета, но разве… леди Мертеи не является официальной фавориткой императора?

Растерянно болтая ногами, так и не сумев избавиться от этой привычки, Элиза пожала плечиками и беззаботно ответила:

— Нет, она же арестована по обвинению в государственной измене.

— Как? — Кати стремительно бледнела, — Когда?

— Сегодня… утром об этом было объявлено, ее имение арестовано…

— О… — Катарина на мгновение лишилась дара речи, а затем, заикаясь, выдавила. — Твои письма!

Елизавета перестала болтать ногами и неуверенно произнесла:

— Мои письма… какое они имеют к этому отношение? Катарина взвыла, схватившись за голову:

— Леди Мертеи посланница Алиссин! У нее все твои письма! Она хранила их намеренно!

Элиза вскрикнула и, зажав рот рукой, взглянула на растерянную баронессу.

— Какие письма, Элиза, — поднимаясь, спросила матушка. — Какие?! Что ты писала Алиссин, Элиза? Что?!

Девушка вновь заплакала, ее подбородок дрожал и Елизавета только прошептала: