Любовница Обманщика

– Эй, мэм, - крикнул мне кто-то, как только я вошла.
– Мэм, вы не можете сюда входить!

Я проигнорировала голос и пошла сквозь пар и грохот к сияющему красному маяку знака выхода. Я убью его, подумала я, когда крики прокатились по кухне. Я точно прибью его.

Я толкнула входную дверь, сбросила туфли и побежала по переулку. Я была уверена, что весь кухонный персонал «У Чарли Троттера» звонит в полицию и сообщает о сумасшедшей полуголой женщине, бегущей по кухне.

Я пробежала три квартала, а затем выскочила из переулка на освещенное Фуллертон-Авеню. Я на мгновение задумалась о том, чтобы поехать домой босиком, в своем изодранном платье, и решила, что на этот раз могу позволить себе такси.

– Вы в порядке?
– спросил водитель, когда я попытался не сверкать для всего центра Чикаго, взбираясь на сиденье.

– Гайд-парк, - пробормотала я.
– Если принимаете карточки.

***

Мои руки дрожали, когда я открывала дверь. Никогда еще я не была так счастлива увидеть свою грязную, темную квартиру.

– Здравствуй, смертная женщина, - сказал он из темноты.

Я включила лампу. Локи сидел на кровати в своем черном смокинге. Моя спина напряглась, когда ярость затопила тело.

– Ты гребанный мудак!
– закричала я.
– Посмотри на меня!
– Я подняла руки, позволяя клочьям платья распахнуться.

Локи встал и подошел ко мне. Что-то было не так в его походке, что-то неловкое. Он обнял меня, и его тело пылало жаром.

– Смертная женщина, - пробормотал он мне в шею.
– Моя женщина.

Я оттолкнула его.

– Да что с тобой такое, черт возьми?
– закричала я.
– Ты мог бы отвезти меня домой! Ты мог бы... ты мог бы хотя бы оставить мне свой гребаный пиджак!

Он тяжело опустился на кровать, его холодные глаза были рассеянны. Я вдруг почувствовала себя очень усталой. Мои руки болели от того, что я удерживала платье. Ноги пульсировали от бега босиком по переулку.

– Пошел ты, - сказала я, хотя это больше походило на выдох.
– Я пойду в душ.

***

В квартире было так тихо, так тихо, что когда я открыла дверь ванной, то подумала, что Локи ушел. Лампа все еще горела, отбрасывая глубокие тени по всей комнате, и я услышала его прежде, чем увидела. Его дыхание было медленным и глубоким. Он лежал на кровати с закрытыми глазами. Спал.

Я уставилась на него. За все ночи, что мы провели вместе, я впервые видела его спящим. Его лицо выглядело особенно мягким в бледном свете лампы, и тени были такими темными…

Я подошла к нему поближе. Это были не тени.

Это была кровь.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Кровь покрывала его лицо и руки, пропитывая мои простыни и подушки. Его рука с длинными, тонкими пальцами свисала с края моей кровати, капая кровью, которая, темная и блестящая, собиралась на полу. Нет никаких иллюзий, когда он спит, подумала я.

И потом, не смей умирать.

Скандинавские боги смертны. Это одна из их определяющих характеристик, одна из вещей, отличающих их от почти любого другого пантеона. Они могут умереть. Они умирают. На самом деле, скандинавские боги точно знают, что они умрут - в последней битве при Рагнарёк.

Мне вдруг стало очень холодно.

«Я отправляюсь на великолепную битву», - сказал он, положив свою голову на мою в кладовой «Верхних Земель».

Великолепная битва. Финальная битва Асов, возглавляемая всеотцом Одином, против Йотунов, под предводительством великана Трима¹⁰.

Неужели это случилось? Пока я флиртовала с Марком, переводила «Пиршество богов» и испортила свое выступление на свадьбе Джеффа и Ди, где-то на древе мира начался Рагнарёк? Неужели Йотуны на своем чудовищном корабле пересекли воды между мирами? Неужели Локи встретил Хеймдалля¹¹ на кровавых и пылающих полях Вигрида¹²?

– О нет, - прошептала я, опускаясь на колени рядом с телом Локи. Все еще дышит, подумала я, потянувшись к нему. Он все еще дышит.

Тебе больше некуда было идти, Локи из Асов?

Я осторожно потянула его рукав и обнажила руку. Я сняла с себя влажное полотенце и прижала его к его руке, к запястью и предплечью. Когда оттянула назад, то вздохнула с облегчением - похоже, большая часть крови была не его. Но под локтем была длинная рана, и я прижала к ней полотенце, стараясь не разбудить его.

Я уставилась на него, пытаясь остановить кровотечение. Без иллюзий его бледная рука была лоскутным одеялом из старых ран, с особенно толстыми, красными шрамами вокруг запястий. Даже его красивое, угловатое лицо было покрыто шрамами. Бледные, белые линии расходились от глаз.

И его рот... Мой желудок скрутило, когда глаза проследили за толстыми, белыми шрамами, пересекающими его губы. Конечно, подумала я. Они зашили ему губы, в Нидавеллире.¹³ Моя рука дрожала, осматривая его.

Он слегка пошевелился во сне, и я оторвала взгляд от разбитого лица, убирая полотенце с его локтя. Кровь, казалось, остановилась, по крайней мере, здесь, и мое полотенце теперь стало темным и мокрым. Я наблюдала за ним, изо всех сил стараясь не обращать внимания на паническое биение своего сердца, затем наклонилась и начала расстегивать его рубашку.

Я ахнула, когда расстегнула ее. Его грудь превратилась в кровавое месиво, едва поднимаясь и опускаясь от его поверхностного дыхания. Я пошла в ванную, бросила окровавленное полотенце в ванну и взяла чистое.

– Не смей умирать, Локи Лаувейсон, - прошептала я, осторожно вытирая кровь с его груди.

Опять же, казалось, что большая часть крови была не его, хотя у него была неприятная рана чуть выше бедра, и еще одна через левую грудь и вокруг бока. Я прижимала полотенце к обеим ранам, пока оно полностью не промокло, а затем бросила его в ванну и схватила запасные простыни. Я прижала наволочку к его боку так сильно, как только могла, и попыталась подумать. Порез на груди выглядел плохо, очень плохо, но я также беспокоилась о его ногах. Темно-красная лужица под его правой ногой пропитывала розовые простыни. И становилась больше.