Любовница. Книга 2

Ну и все в таком духе. Орал Охард будь здоров, все на повышенных тонах, каждая фраза истошное восклицание, в итоге когда подошли к железной решетке, открывающей путь в мир сплошных прелестей, у обоих снежиков в сером лица вытянулись окончательно.

– Открывайте, – скомандовала я, подойдя к решетке.

Они на меня странно посмотрели, но открыли. Девы, услышавшие как открывается решетка, повысыпали из комнат.

Охард продолжал вещать о своей великой любви к Харнису, девы завопив кинулись к открытой решетке, я посмотрела на стражей и скомандовала:

– Запихивайте.

И не подозревавший о подставе Охард был зашвырнут в обитель прелестей, после чего стражи сноровисто заперли дверь.

– Виэль! – возопил, подскакивая, влюбленный Охард.

– Мужик! – заорали прелести.

– Вот и я о том же, ты же мужик, Охард, – укоризненно напомнила жениху. И скромненько отошла в сторонку.

Там, за решеткой, сначала послышался истошный вопль зеленомордого:

– Нет. Нет!

А через минуту уже было:

– Оу...

– Ооо...

Ну и закончилось все полным блаженства:

– Да... Да– да, еще... О да!

Стражники переглянулись и ближайший ко мне произнес:

– Совсем другое дело, а то слушать противно было про его большую любовь к другому мужику.

– Я так думаю, это было действие приворота, – поделилась своими мыслями со снежными.

– Да, похоже на то, – согласились они. – Этого вытаскивать?

– Ага.

Через минуту помятый, в слегка порванной местами одежде и весь покрытый засосами Охард, покачиваясь стоял перед мной, очень укоризненно на меня глядя.

– Что опять не так? – возмутилась я.

– Да мы только начали переходить к самому интересному, а ты?! Не могла подождать еще хотя бы минут пять?

Нормально так.

– Знаешь ли, судя по твоим стонам и восклицаниям, у вас там все уже было, – язвительно заметила я.

– Да ничего не было, мне просто грудь дали потрогать! – Охард насупился, затем глубокомысленно заметил: – Женская грудь лучшее лекарство для мужчины.

– Ага, – разом подтвердили оба стражника, и мечтательно так заулыбались.

Нет, никогда мне их не понять.

В итоге мы с Охардом вернулись в кабинет, где застали сжигающего в камине письма Докерса, и стоящего с задумчивым видом над кучей цветов шефа. При нашем появлении, лорд Эйн обернулся, глянул на меня, на Охарда, нахмурился. Охард почему– то икнул словно с перепугу.

– Проверяли чудодейственность воздействия обнаженной женской груди на мужчин, – сообщила я.

Шеф нахмурился сильнее.

Охард, совершенно побелев, от чего его кожа приобрела бело– зеленоватый оттенок, привалился к стене и начал сползать по ней.

– Последствия? – догадалась я.

Он, сжавшись, в ужасе смотрел на моего снежного лорда, и на меня даже не среагировал.

– Пришлось для промывки мозгов засунуть его на третий этаж к прелестям, – пояснила я шефу окончательно. – Знаете – подействовало, он опять вменяемым стал.

– То есть это не твоя грудь в испытаниях участвовала? – уточнил Эйн.

– Нет, – я вдруг поняла, что кажется даром Охарда наверх таскала. С другой стороны лично у меня совершенно не возникало желания позволять жениху трогать грудь почетного личного секретаря.

– Ясно, – шеф сегодня был краток. – А цветы откуда?

– А, Харнис лютует, решил склонить меня к вечной и чистой любви, – отмахнулась я, и пошла дальше писать сценарий к коронации.

А шеф развернулся и направился к двери.

– А вы куда? – заволновалась я. – Вы и так урок по экономике пропустили, а впереди еще и этика!

– Да так, пройдусь, – отмахнулось от меня начальство, и покинуло свой и мой кабинет.

Он же у нас был общим. Кошмар, да, надо поговорить о выделении мне личного пространства.

Едва шеф ушел, Охард отлип от стены, но стоял как– то покачиваясь и с явным осуждением глядя на меня. В итоге с трудом выговорил:

– Ну ты... ну ты...

– Вся жизнь перед глазами пронеслась, да? – сочувственно поинтересовался Докерс.

– Не то слово! – выдохнул Охард.

– Вы вообще о чем? – не поняла я.

А эти взяли и ничего мне не ответили. Ну да не до них было – дверь распахнулась и жаловаться на жизнь, точнее на неявившегося шефа, примчался учитель по этике. Пришлось сначала выслушать, а потом привлечь специалиста к написанию сценария грядущей коронации, ну не разбрасываться же ценными кадрами, а тут все– таки учитель этики.

Шеф вернулся где– то через час. Очень спокойный, чуть заметно улыбающийся, прошел, сел на свое место во главе стола, потянувшись, взял первую попавшуюся стопку бумаг, начал небрежно читать.

– Как прогулялись? – поинтересовалась я, расписывая сорок шестую минуту церемонии.

– Замечательно, – шеф пребывал явно в приподнятом настроении. – Ты знаешь, Харниса встретил.

Ой!

Я напряглась, и Охард, и Докерс, и даже ничего не подозревающий преподаватель по этике тоже явно почувствовал, что жаренным запахло.

– И?.. – вопросительно протянула я.

– Дерганный он какой– то, – невозмутимо сообщил шеф. – Ты не поверишь, как увидел меня, начал стремительно выбивать себе зубы.

– О– о– о... – вырвалось из моего приоткрывшегося от удивления рта.

– Потом случайно сломал себе все пальцы на правой руке, чтобы больше тебе всяких идиотских посланий не строчить, – продолжил лорд Эйн. – И у него вдруг обнаружилась смертельная аллергия на цветы, клялся, что больше никогда не сможет отправить тебе ни одного букета.

Я сидела с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.

– Да, – добавил шеф, глядя на меня кристально голубыми, честными глазами, – в довершении всего несколько раз приложился лицом о мой кулак и упал в неестественной позе с лестницы. Знаешь, я думаю тебе лучше с ним больше вообще не общаться, он точно какой– то ненормальный.

У меня был ступор.

Зато Охард внезапно подскочил со стула и сделал громкое заявление:

– Виэль, помнишь я говорил, что мы из разных биологических видов?