Любовница

Теперь время ползло медленно, Виктор удивлялся своему нетерпению и тому неповторимому чувству влюбленности, которое целиком захватило его. Он был как в тумане. Никогда не случалось с ним ничего подобного. Он мог думать только о Рите и о том, что через каких то четверть часа увидит её.

Он не знал какие цветы могут понравиться ей, к тому же торопился. Самыми красивыми ему показались белые розы. Цветы были упакованы в аляповатый полиэтилен, Виктор попросил развернуть их. Стебли с тёмными влажными листьями освободились, теперь розы смотрелись по настоящему хорошо, как цветы, а не что-то вычурное с серебряной ленточкой.

Времени оставалось совсем мало, а на Невском образовалась пробка у начала Гостиного двора.

И всё же Виктор успел проехать по Аничкову мосту, мимо вздыбленных коней Клодта, свернуть на набережную Фонтанки, через несколько кварталов перебраться на другой берег по Банковскому и припарковаться у подъезда Риты.

Только тут он сообразил, что не знает номер квартиры. В мобильнике остался её телефон…а вдруг она передумала? Вдруг не ответит? Странное чувство затормозило действия Виктора. Он хотел скорее увидеть Риту и вместе с тем медлил позвонить ей, страшился отказа. Неуверенность? Непохоже это было на Вяземского.

Наконец он промотал ленту контактов до номера Риты, нажал соединение и стал слушать гудки. Первый…второй… третий…четвертый… каждый отдавался внутри, порождая волнение и страх.

Неужели ушла? Забыла о встрече. Мгновенный укол разочарования в сердце, а потом Виктор услышал её голос. Такой настороженный.

— Да?

— Рита, это Виктор, — голос его не слушался. — Если вы уже встали, то выгляните в окно. Я здесь.

— Ой…так рано?

— Вы сказали в три. Но я могу и подождать. Я на машине.

Он опять говорил ей «Вы».

В продолжение этого разговора Виктор вышел из авто, отступил к самому парапету набережной и поднял голову. Ее окно вон там, третье слева, отсвечивает небо. Вчера там горел свет, и было хорошо видно, а сегодня ничего нельзя различить. Но вот тюлевая занавеска отодвигается, и за окном возникает силуэт.

— Привет, — слышит Виктор в мобильном, а силуэт в окне машет рукой, — я тебя вижу.

Вяземскому всё никак не перейти с ней на “ты”, да и говорит он совсем не то, что хочет.

— Надеюсь я вас не разбудил.

— Нет… ты… вы решили что я совсем соня? — засмеялась она в телефон, и Виктор улыбнулся ей в ответ. Прохожие начинали подозрительно коситься на него и обходить по широкой дуге.

Виктор сделал над собой усилие и спросил:

— Ты не пригласишь подняться?

— Я забыла.

— Что забыла? — не понял он.

— Про пригласить.

— Ну, так и что будем делать?

— Вы поднимитесь Виктор?

— Да, если вы приглашаете…

— Давайте скорее!

Она разъединилась прежде, чем он успел ещё что-то сказать. Виктор опять перезвонил.

— Да! — ответила Рита

— Я забыл.

— Что забыл? — в голосе нетерпение.

— Спросить кое-что — вы не сказали номер квартиры.

— А… — она смущенно молчит, потом говорит и Вяземский слышит, что с улыбкой, — квартира двенадцать, третий этаж. Поднимайтесь я сейчас открою.

Он поднялся быстро, через две ступеньки, как будто она могла передумать или сбежать. Переводя дыхание, собирался позвонить в квартиру номер двенадцать, когда дверь распахнулась настежь. На пороге Рита в тёмном домашнем платье, едва доходящем до середины бёдер и льняных матерчатых тапочках.

— Доброе утро… я всё-таки разбудил вас, — в три часа дня «доброе утро» и «разбудил» прозвучало не хорошо, Вяземский понял, что допустил бестактность и покраснел. Он всегда краснел некстати, этот недостаток заметно отравлял его деловую жизнь.

Убеждая себя, что это глупость и она не обратит внимания, Виктор протянул Рите розы.

— Это вам…тебе

— Спасибо…правда мне?

— Вам конечно. Или может, вы не любите розы, как шампанское? — попробовал он пошутить.

Она берёт из рук Виктора цветы, как-то недоверчиво, осторожно. Наверно всё-таки не любит розы. Или ей редко дарят цветы, или обиделась за шампанское, вышло, как будто он упрекнул.

— Нет, я люблю цветы, надо обрезать шипы, а то быстро завянут…

Рита повернулась к Виктору спиной и ушла в дверь направо.

А он остался в прихожей, чувствуя себя ужасно неловко. Очень мило со стороны хозяйки: встречать гостя в халате и даже не пригласить зайти в дом. В любой другой ситуации это бы не оставило Виктора равнодушным, он всегда раздражался на бестактность, а в этот раз даже не заметил. Рита в своём доме, почему она сто раз должна приглашать войти?

Справа была дверь на кухню, насколько Виктор мог судить по шуму бегущей из крана воды. Рита замурлыкала песенку, лязгнули ножницы — обрезает розы.

— Заходите! Что вы там встали как неприкаянный? — сказала Рита громко.

— Я…сниму обувь.

— Не надо.

— У тебя такой чистый пол, я не могу в уличной.

— Проходи, пожалуйста.

Они путались в «ты» и «вы», но уже не так трудно говорили друг с другом. Неловкость прошла.

Виктор расшнуровал ботинки и вошел. В кухне было пустовато. Только стол с пластиковым покрытием, две табуретки из кухонного гарнитура и небольшой буфет, в углу налево раковина, и газовая плита с вытяжным колпаком. На окне шторы в синюю и белую клетку, на подоконнике цветы в глиняных горшках.

Рита стояла у стола и разбирала розы. Четыре уже стояли обрезанные в высокой прозрачной вазе, две ещё лежали на столе, одна была у неё в руках.

— Бабушка говорила, что надо положить в воду аспирин, тогда стоят очень долго, — улыбнулась она и поднесла полураскрытый бутон к лицу. — Как хорошо пахнет. Белые имеют запах, а вот красные — нет.

— Раньше розами называли шиповник, он действительно пахнет очень нежно.

— Когда это раньше?

— Давно, в средние века. А ещё роза была символом Девы Марии.

— Ты преподаёшь историю?

— Нет, экономику и маркетинг.

Она пожала плечами и улыбнулась какой-то своей мысли.

— Разве бухгалтер не может знать о розах? — спросил Виктор, подозревая, что угадал эту мысль.

— Почему бухгалтер? — засмеялась она. — Ты совсем не похож на бухгалтера.

— А на кого?

— На профессора.

Теперь уже и Виктор засмеялся. Наконец-то она перестала говорить ему «вы» и он ей тоже. А с ней легко…

— Почему ты живёшь одна?

— Потому что…