Любовник тетушки Маргарет

– Почта. Ха! Почтовое, видите ли, отделение. Да если бы они были бизнесменами, вмиг обанкротились бы! Десять окошек, а работают только три… – Он энергично жестикулировал, обращаясь к слушателям, которые вдруг дружно заинтересовались узором на коврике и шаркали ногами, как связанные одной цепью галерные рабы. Я не успела вовремя отвести взгляд, и наши глаза встретились. Мужчина подошел ближе и произнес фразу, которая безошибочно указывала – это не Депардье: – Я безработный. Безработный, понимаете? Почему они не дают мне работы, а?

– Ну… – промямлила я, понятия не имея, разумеется, какого ответа он ждет, а просто чтобы не обескураживать собеседника молчанием.

– Мне пятьдесят один год, – он приблизился еще на шаг, – пятьдесят один…

Желая хоть как-то выразить солидарность, я кротко сообщила:

– Я тоже без работы.

– Вот, вот! – Он многозначительно посмотрел на служащих, наблюдавших за выступлением из окошек с самодовольным любопытством. – Вот вам еще одна. Нас двое, не имеющих работы и желающих… – Он тронул меня за плечо. – Вы ведь желаете, не так ли?

– Да, конечно, – подыграла я ему, чувствуя себя совершенной мерзавкой.

– Ну, так вот, – снова воззвал мужчина. – Дайте нам шесть марок для почтового отправления первого класса и два рабочих места… – И он горько расхохотался.

– Прошу меня извинить. – С этими словами я высвободила свое плечо, стараясь сделать это как можно деликатнее. – Я кое-что забыла. – И выскользнула за дверь.

На улице, прислонившись спиной к стене, сделала несколько глубоких вдохов и с иронией подумала: уж этот-то наверняка мог бы стать любовником, у него масса свободного времени. Боже мой! Что я делаю? Прочесываю почтовое отделение? Почему бы мне тогда просто не войти и надменно не поманить пальцем какого-нибудь новобранца из этой скорбной очереди?

– Маргарет? – услышала я. – Не ожидала тебя тут встретить.

Это была Верити, и я с трудом удержалась, чтобы не брякнуть: «Только не говори мне, что ты опять вышла на охоту!» Слава Богу, благопристойность и чувство меры взяли верх.

– Что за странный способ времяпрепровождения – подпирать стену почтового отделения! – рассмеялась подруга. Выглядела она гораздо лучше. До превращения в тот мощный источник энергии, каковой она представляла собой прежде, было еще далеко, но от недавнего отчаяния не осталось и следа. Она держала в руке письмо, причем держала так, что становилось очевидно: послание важное. Верити помахала им в воздухе, многозначительно глядя на меня и явно ожидая вопроса.

– Кому ты написала? – послушно спросила я, кивая на конверт.

– Марку, – ответила она и широким жестом, достойным Сары Сиддонс, [12] опустила письмо в почтовый ящик.

Мы пошли выпить кофе. Мне определенно требовалось взбодриться, а также убраться подальше от почтамта, пока мой новообретенныи агент по трудоустройству не вышел и не повел меня в «Сейнзбериз» [13] на штурм контрольных касс. Верити тоже необходимо было выпить кофе, потому что, по ее словам, она только что совершила достойный восхищения, решительный, дарующий свободу поступок.

12

Сара Сиддонс (1755–1831) – знаменитая английская трагическая актриса.

13

«Сейнзбериз» – название фирменных гастрономов 80 и продовольственных магазинов самообслуживания.

– Ну, и что же ты такого сделала?

– Вернула Марку ключи от его квартиры. Вот что. В письме говорится, что между нами все кончено. Будь здоров, прощай, чтоб тебе гореть в аду!

Я помешала свой кофе.

– Ты прямо поэтесса, только не знаешь этого, – рассеянно похвалила я.

– Ох уж эти твои дурацкие клише, – притворно простонала Верити. – А между прочим, он ведь просил меня вернуться. – Если пламя мстительного торжества когда-либо озаряло лицо женщины, так именно сейчас. – А я сказала – нет! Причем я не притворялась. Нет! Поганый, вшивый, вонючий ублюдок, предатель. Передай мне сахар…

И началось.

Вернее, она начала. Характер долгого монолога Верити свидетельствовал о ее незаурядном темпераменте. Как выяснилось, с тех пор как сошлась с Марком, она не работала, почти не спала, отчего под глазами у нее появились мешки, вместимость коих могла соперничать с баулами человека, собравшегося на полтора месяца в Сидней, а также обнаружила, что для наслаждения сексом требуется нечто большее, чем простое техническое мастерство.

– Он мгновенно засыпал и начинал храпеть. Мгновенно!

Я обратила внимание, что Верити все сыпала сахар в чашку, даже не замечая этого.

– Кошмар. Лучше уж остаться одной, чем иметь такого любовника, – поддакнула я, подумав при этом, что техническое мастерство – не так уж мало.

– Совершенно верно!

– И я порвала с Роджером.

Верити поставила чашку на стол.

– Не может быть! Почему?

– Он скучный, – объяснила я.

– Вот как? А мне казалось, вы отлично подходите друг другу…

Я понимала, что она не хотела обидеть меня этим замечанием, и тем не менее не отказала себе в удовольствии сообщить о завещании миссис Мортимер, своем годичном отпуске и решении начать новую жизнь; маленькую деталь, касающуюся будущего любовника, разумеется, утаила. Энергичная поддержка подруги снова примирила меня с ней.

– Слушай, это же блестящая идея. Замечательно! Именно то, чего ты заслуживаешь. – Я расцветала в лучах ее горячего одобрения. – И знаешь, – Верити наклонилась ко мне через стол так, что ее крупные серьги звякнули о чашку, – я даже не подозревала, что ты на такое способна. – Тут она снова слегка увяла. – Только наслаждайся свободой solo, – посоветовала она, – а то потеряешь год, как потеряла его я. – Чашка в очередной раз со стуком опустилась на стол. – Или еще лучше – мы могли бы, например, вдвоем отправиться на машине куда глаза глядят. Подруги по несчастью – и к черту всех мужчин.

Момент, безусловно, был неподходящий, чтобы сообщать ей, что я вознамерилась повернуть реку своей жизни в эротическое русло.

Дав страшную клятву над кофейной чашкой, что буду, выражаясь метафорически, поклоняться лишь Диане и покажу нос Венере, я продолжала рассматривать разные возможности. Даже когда антенна отключалась, плавники сами собой выносили меня на поиск добычи. Вообще подобный гипертрофированный интерес к особям мужского пола очень нервировал. Теперь я понимала, как чувствуют себя всякие ползучие гады, когда у них наступает сезон спаривания. Если же и антенна, и плавники действовали одновременно, положение становилось и вовсе угрожающим, потому что в сферу моего внимания и оценки попадали все, вплоть до рассыльных из лавок зеленщиков. Порой я начинала сама себя побаиваться. Но в то же время испытывала щекочущее любопытство. Единственное, что было необходимо, – это отыскать антенну, настроенную на меня, или набор мужских плавников, гребущих навстречу.

В качестве транквилизатора я попыталась использовать чтение – не отрывочное десятиминутное чтение перед сном, а глубокое и основательное. Ради этого я решила обследовать секцию романов в библиотеке по той же методе, по какой осваивают ассортимент деликатесов в гастрономе: пробовать неизведанное, не ограничиваясь старым добрым чеддером. И как раз в тот момент, когда этим занималась – то есть водила пальцем по корешкам, время от времени вынимая ту или иную книгу и пробегая глазами аннотацию на обложке, – я уткнулась носом в замшевый пиджак, к которому прилагались модные бежевые твидовые брюки и извиняющаяся улыбка. Но вместо того чтобы, как требуют в подобных случаях правила приличий, ответить мужчине, на которого налетела, такой же вежливой улыбкой, я почувствовала, что моя антенна подает сигнал тревоги. Мужчина. Одинокий? Как это узнать? По обручальному кольцу. Я. посмотрела на его руки. Он был в перчатках. Наши взгляды встретились поверх стопки книг, которую он просматривал. Я вспомнила, что толком не почистила зубы, выходя утром из дому (когда живешь одна и не работаешь, возникает соблазн делать уступки собственной лени), не говоря уж о том, что не смазала свой плавниковый аппарат. Перевела взгляд на книгу, которую незнакомец держал в руках. Видимо, он уловил в моих глазах острый читательский голод.