Любви навстречу

Их взгляды встретились в зеркале.

– Сколько туалетов тебе пришлось вымыть, чтобы заплатить за это платье? – резко спросила Меган.

Аманда подошла ближе, но Меган держала платье перед собой, словно щит.

– Мне жаль, что тебе пришлось пережить несколько неприятных минут, что все мы попали в неловкое положение, – сказала Аманда. – Но я совершенно не жалею о том, что сделала. Потому что так было нужно.

– Я так хотела это платье… – прошептала Меган. – Я… я благодарна тебе, что оно у меня было. Она взяла вешалку с кровати и, аккуратно повесив платье, убрала его в шкаф. Потом повернулась к матери и с отчаянием спросила:

– Неужели не было другого способа заработать деньги? – Сердце матери ныло, и она очень хотела прижать к себе дочку, утешить, но сейчас не нужно давать повод думать, что она извиняется за сделанное.

– Нет, Меган, не было. – Она повернулась и пошла к двери. Уже на пороге повернулась и сказала: – Если уборка домов поможет нам сохранить этот дом и покупать платья и все остальное, то я буду продолжать работать. Тебе лучше привыкнуть к этой мысли.

– Но почему папа не может вернуться домой? Я знаю, что он извинился за то, что произошло, и он не встречается больше с Тиффани.

– Детка! – Аманда в два шага оказалась рядом с Меган и обняла дочь. Но тело девочки было застывшим, и она не желала принимать ласку.

– Я хочу, чтобы папа вернулся домой, и все стало как раньше, – упрямо сказала она.

– Я знаю, детка, знаю.

И тогда Меган, наконец, расплакалась. Ее худенькое тело сотрясали рыдания, и Аманда крепко прижимала дочь к себе, принимая ее слезы, всхлипывания и жалобное бормотание.

– Больно, да? – пробормотала Аманда. – Я знаю, как это больно.

Постепенно рыдания начали стихать, но Аманда по-прежнему обнимала дочку, чуть покачиваясь, как когда-то давно.

– Я хотела бы, хотела бы, чтобы все оставалось, как было, – сказала она, отводя волосы с мокрых глаз и щек Меган. – Но все зашло слишком далеко, пойми меня. Я не смогу снова жить с твоим отцом. Случилось то, что не склеить, не починить.

– Но…

– Но твой папа остается твоим папой, он тебя любит и никуда не денется. И ты, и Уайатт можете проводить с ним столько времени, сколько захотите.

Некоторое время мать и дочь молча смотрели друг на друга, потом Меган сделала шаг назад, высвобождаясь из рук матери, и отвернулась. Аманда расстроилась, но повернулась и пошла к двери.

– Я пойду запру входную дверь, – сказала она, вышла из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь.

На следующее утро Аманда почувствовала, что ей чего-то не хватает. Было очень странно знать, что не нужно перевоплощаться в Соланж и спешить к Менковски для уборки. Аманда приняла душ, оделась и заправила кровать. Потом села к туалетному столику, чтобы накраситься. Взгляд ее упал на темный парик и блестящие серьги Соланж. «Жаль, что я не такая яркая», – сказала себе Аманда. Потом мысленно укорила себя за глупость. Не нужно надевать парик и делать яркий макияж, чтобы обрести решительность Соланж. Все, что нужно, есть в душе самой Аманды, и уж она постарается, чтобы сегодня ее бойцовские качества проявились в полной мере.

Она спускалась по лестнице и вдруг почувствовала запах свежесваренного кофе. Аманда застыла на ступеньках и услышала шепот из кухни.

– Вынимай вафли из тостера, придурок! Они сгорят!

– Не указывай мне, что делать! То, что ты умеешь подогреть сироп в микроволновке, не делает тебя шеф-поваром.

Аманда с удивлением взглянула на часы – нет еще и восьми, но дети уже встали и даже развили какую-то подозрительную деятельность. Что бы это значило?

– Давай быстрее, – зашептала Меган. – Мне кажется, она идет. Я слышала, как скрипнула дверь.

Аманда выждала еще некоторое время, прислушиваясь. Когда беготня и возня на кухне затихли, она спустилась вниз и застыла в дверях. Стол оказался накрыт лучшей скатертью, которая обычно вынималась из шкафа только по праздникам. На столе был сервирован один прибор, но зато по всем правилам: льняная салфетка, серебряные приборы и фарфор. Посреди стола красовалась ваза, полная свежих, явно только что срезанных цветов. Подле тарелки лежала утренняя газета.

– Сегодня чей-то день рождения? – спросила Аманда. Меган толкнула брата, и Уайатт выступил вперед. Оба они были в пижамах, но через руку мальчик перекинул полотенце на манер официанта, а на его круглом личике фломастером были нарисованы усы.

– Нет, мадам, – сказал он с ужасающим акцентом. – Это просто маленький знак нашей любви и… и признательности.

Он повернулся к сестре, нахмурившись, не уверенный, что он правильно выговорил трудное слово. Меган кивнула, и довольный Уайатт просиял, шагнул вперед и отодвинул стул, приглашая мать к столу. Меган принесла кофейник и важно спросила:

– Не хочет ли мадам кофе?

– Oui, [4] – с улыбкой ответила Аманда. – Мадам очень хочет кофе.

Она села завтракать, а дети суетились вокруг нее, наперебой пытаясь предугадать и выполнить каждое ее желание. Аманда почувствовала, как огромная тяжесть свалилась с души. Все это время с ее терзало опасение, что дети не в состоянии будут оценить желание матери защитить их, то есть понять движущую силу ее поступков. И вот теперь, теперь она, наконец, почувствовала себя счастливой.

4

Да (фр.).

Меган принесла из кухни тарелку с вафлями и поставила ее перед матерью. Аманда взглянула на свой завтрак, и глаза ее начали стремительно наполняться слезами.

«Прости нас, ма, – было написано вареньем на тарелке над вафлями. А внизу шла еще одна строчка. – Мы любим тебя и Соланж».

– Мне правда стыдно, что вела себя как дура, – сказала Меган. – Просто когда Люси позвонила… А потом все стали обзываться и дразнить меня дочкой поломойки… Я… я была так расстроена, что не могла собраться с силами и подумать, что к чему.

– Ох, милые вы мои, – прошептала Аманда. Она потянулась через стол и накрыла их ладошки своими.

– Я тоже хочу извиниться, ма, – сказал Уайатт. – Но вот почему ты не сказала нам, что делаешь?

Аманда старательно сморгнула слезы и попыталась объяснить:

– Я боялась, что не смогу сохранить для вас дом. Это все, о чем я могла думать в тот момент. Все мы были расстроены, вы боялись перемен, и мне не хотелось пугать вас еще больше.

Она вновь взглянула на тарелку. От близости горячих вафель послание начало таять и расплываться, но это уже было совсем не важно. Она никогда не забудет эти строчки, и то, как ее дети просили прощения, и этот завтрак.

– Папа сказал, что это он во всем виноват, и ты сделала то, что должна была сделать, чтобы позаботиться о нас, – сказала Меган. – Я чувствую себя такой эгоисткой! Я так страстно мечтала о том платье, заставила тебя купить его, а потом еще и обвинила за это. Теперь я понимаю… но все же… я думаю, что папа мог бы вернуться домой. Не сердись, но я продолжаю надеяться, что вы помиритесь.

Аманда перевела взгляд на сына. Голос мальчика дрогнул, но он решительно произнес:

– Мне все равно, даже если мы переедем в другой дом. Пусть он будет маленьким. Но хорошо бы остаться в этом районе, чтобы я мог играть за свою команду. Ну, и папа тут живет.