Вечером мой двор угрюмо глух,Смех и гомон здесь довольно редки —Тайное правительство старухЗаседает в сумрачной беседке.Он запуган, этот бедный двор,Щелк замка – и тот как щелк затвора.Кто знавал старушечий террор,Согласится – нет страшней террора.Пропади ты, чертова дыра,Царство кляуз, плесени и дуста! —Но и в мрачной пропасти двораВспыхивают искры вольнодумства:Якобинским флагом поутруВозле той же старенькой беседкиРвутся из прищепок на ветруТрусики молоденькой соседки!1974
Игра в «замри»
Должно быть, любому ребенку ЗемлиЗнакома игра под названьем «замри».Орут чертенята с зари до зари:«Замри!..»«Замри» – это, в общем-то, детский пароль,Но взрослым его не хватает порой.Не взять ли его у детишек взаймы —«Замри?»Нам больше, чем детям, нужны тормоза,Нам некогда глянуть друг другу в глаза.Пусть кто-нибудь крикнет нам, черт побери:«Замри!»Послушай-ка,
друже, а что если вдругТы мне не такой уж и преданный друг?Да ты не пугайся, не злись, не остри —«Замри!»Противник, давай разберемся без драк —А что если ты не такой уж и враг?Да ты не шарахайся, как от змеи,—«Замри!»О, как бы беспечно ни мчались года, —Однажды наступит секунда, когдаМне собственный голос шепнет изнутри:«Замри!»И память пройдется по старым счетам,И кровь от волненья прихлынет к щекам,И будет казаться страшней, чем «умри», —«Замри».1975
Песня о чилийском музыканте
Чья печаль и отвагаРастревожили мир?..Это город СантьягоХрипло дышит в эфир!..Был он шумен, и весел,И по-южному бос,Был он создан для песенИ не создан для слез.В этом городе тесномЖил, не ведая бед,Мой товарищ по песням,Музыкант и поэт.Он бродил по бульварамМеж гуляющих парИ сбывал им задаромСвой веселый товар…И когда от страданийГород взвыл, как в бреду, —Он в обнимку с гитаройВышел встретить беду.Озорной и беспечный,Как весенний ручей,Он надеялся песнейУстыдить палачей…Но от злого удара,Что случилось в ответ, —Раскололась гитара,Рухнул наземь поэт…Нет греха бесполезней,Нет постыдней греха,Чем расправа над песней,Чем убийство стиха.Песня полнится местьюИ встает под ружье…Посягнувший на песню —Да умрет от нее!1977
Июль 80-го
Памяти Владимира
…И кому теперь горшеОт вселенской тоски —Лейтенанту из Орши,Хиппарю из Москвы?..Чья страшнее потеря —Знаменитой вдовыИли той, из партера,Что любила вдали?..Чья печаль ощутимей —Тех, с кем близко дружил,Иль того, со щетиной,С кого списывал жизнь?..И на равных в то утроУ таганских воротАкадемик и уркаПредставляли народ.1980
Високосный год
Памяти ушедших товарищей
О, високосный год, проклятый год, —Как мы о нем беспечно забываемИ доверяем жизни хрупкий ходВсе тем же самолетам и трамваям.А между тем, в злосчастный этот годНас изучает пристальная линза,Из тысяч лиц – не тот, не тот, не тот —Отдельные выхватывая лица.И некая верховная рука,В чьей воле все кончины и отсрочки,Раздвинув над толпою облака,Выкрадывает нас поодиночке.А мы бежим, торопимся, снуем —Причин спешить и впрямь довольно много —И вдруг о смерти друга узнаем,Наткнувшись на колонку некролога.И, стоя в переполненном метро,Готовимся увидеть это въяве:Вот он лежит. Лицо его мертво.Вот он в гробу. Вот он в могильной яме.Переменив прописку и родство,Он с ангелами топчет звездный гравий,И все, что нам осталось от него, —Полдюжины случайных фотографий.Случись мы рядом с ним в тот жуткий миг —И смерть бы проиграла в поединке:Она б его взяла за воротник —А мы бы ухватились за ботинки.Но что тут толковать, коль пробил час!Слова отныне мало что решают,И, сказанные десять тысяч раз,Они друзей – увы! – не воскрешают.Ужасный год! Кого теперь винить?Погоду ли с ее дождем и градом?…Жить можно врозь. И даже не звонить.Но в високосный – будь с друзьями рядом.1982
Записка на могилу
Он замолчал. Теперь он ваш, потомки.Как говорится, «дальше – тишина».У века завтра лопнут перепонки —Настолько оглушительна она!..1980
Суета сует
Все куда-то я бегуБестолково и бессрочно,У кого-то я в долгу,У кого – не помню точно.Все труднее я дышу —Но дышу, не умираю.Все к кому-то я спешу,А к кому – и сам не знаю.Ничего, что я один,Ничего, что я напился,Где-то я необходим,Только адрес позабылся.Ничего, что я сопяМчусь по замкнутому кругу —Я придумал для себя,Что спешу к больному другу.Опрокинуться в стогу,Увидать Кассиопею —Вероятно, не смогу,Вероятно, не успею…1982
«В пятнадцать лет, продутый на ветру…»
В пятнадцать лет, продутый на ветруГазетных и товарищеских мнений,Я думал: окажись, что я не гений, —Я в тот же миг от ужаса умру!..Садясь за стол, я чувствовал в себеСвятую безоглядную отвагу,И я марал чернилами бумагу,Как будто побеждал ее в борьбе!Когда судьба пробила тридцать семьИ брезжило бесславных тридцать восемь,Мне чудилось – трагическая осеньМне на чело накладывает сень.Но точно вызов в суд или в собес,К стеклу прижался желтый лист осеннийИ я прочел на бланке: ты не гений! —Коротенькую весточку с небес.Я выглянул в окошко – ну нельзя ж,Чтоб в этот час, чтоб в этот миг уходаНисколько не испортилась погода,Ничуть не перестроился пейзаж!Все было прежним. Лужа на крыльце.Привычный контур мусорного бака.И у забора писала собакаС застенчивой улыбкой на лице.Все так же тупо пятился в окноЗнакомый
голубь, важный и жеманный……И жизнь не перестала быть желаннойОт страшного прозренья моего!..1984
«Не о том разговор, как ты жил до сих пор…»
Не о том разговор, как ты жил до сих пор,Как ты был на решения скор,Как ты лазал на спор через дачный заборИ препятствий не видел в упор…Да, ты весело жил, да, ты счастливо рос,Сладко елось тебе и спалось,Только жизнь чередует жару и мороз,Только жизнь состоит из полос…И однажды затихнут друзей голоса,Сгинут компасы и полюса,И свинцово проляжет у ног полоса,Испытаний твоих полоса…Для того-то она и нужна, старина,Для того-то она и дана,Чтоб ты знал, какова тебе в жизни ценаС этих пор и на все времена.Ты ее одолей. Не тайком, не тишком,Не в объезд – напрямик и пешком,И не просто пешком, то бишь вялым шажком,А ползком, да еще с вещмешком!..И однажды сквозь тучи блеснут небеса,И в лицо тебе брызнет роса —Это значит, что пройдена та полоса,Ненавистная та полоса…А теперь отдыхай и валяйся в траве,В безмятежное небо смотри…Только этих полос у судьбы в рукаве —Не одна, и не две, и не три…1984
Пенсионеры
Сидят на дачах старенькие ВОХРыИ щурятся на солнце сквозь очки.Послушаешь про них – так прямо волки,А поглядишь – так ангелы почти.Их добрые глаза – как два болотца —Застенчиво мерцают из глазниц,В них нет желанья с кем-нибудь бороться,В них нет мечты кого-нибудь казнить.Они не мстят, не злятся, не стращают,Не обещают взять нас в оборот—Они великодушно нам прощаютВсе камни в их увядший огород.Да, был грешок… Такое было время…И Сталин виноват, чего уж там!..Да, многих жаль… И жаль того еврея,Который оказался Мандельштам…Послушать их – и сам начнешь стыдитьсяЗа слов своих и мыслей прежний сор:Нельзя во всех грехах винить статиста,Коль был еще и главный режиссер.…Но вдруг в глазу, сощуренном нестрого,Слезящемся прозрачной милотой,Сверкнет зрачок, опасный, как острога.Осмысленный. Жестокий. Молодой.И в воздухе пахнет козлом и серой,И загустеет магмою озон,И радуга над речкой станет серой,Как серые шлагбаумы у зон.Собьются в кучу женщины и дети.Завоют псы. Осыплются сады.И жизнь на миг замрет на белом светеОт острого предчувствия беды.По всей Руси – от Лены и до Волги —Прокатятся подземные толчки……Сидят на дачах старенькие ВОХРыИ щурятся на солнце сквозь очки…1987
Анонимщикам
Пошла охота, знать, и на меня —Все чаще анонимки получаю…Я всем вам, братцы, оптом отвечаю,Хотя и знаю ваши имена.Какой опоены вы беленой,Какой нуждой и страстью вы гонимы,Сидящие в засаде анонимы,Стократно рассекреченные мной?..С какой «великой» целью вы в ладу,Когда часами спорите в запале,Попали вы в меня иль не попали,И если да – когда ж я упаду?..Но если даже я и упадуИ расколюсь на ржавые запчасти —То чье я обеспечу этим счастьеИ чью я унесу с собой беду?..Вот снова пуля срезала листвуИ пискнула над ухом, точно зуммер.А я живу. Хвораю, но не умер.Чуть реже улыбаюсь, но живу.Но – чтобы вы утешились вполнеИ от трудов чуток передохнули —Спешу вам доложить, что ваши пули —От первой до вчерашней – все во мне.Не то чтоб вы вложили мало сил,Не то чтоб в ваших пулях мало яда —Нет, в этом смысле все идет как надо,Но есть помеха – мать, жена и сын.Разбуженные вашею пальбой,Они стоят бессонно за плечами, —Три ангела, три страха, три печали,Готовые закрыть меня собой.Я по врагам из пушек не луплю,Не проявляюсь даже в укоризне,Поскольку берегу остаток жизниДля них троих – для тех, кого люблю.И ненависти к вам я не таю —Хоть вы о ней изрядно порадели! —Вы не злодеи, вы – жрецы идеи,Нисколько не похожей на мою.А кто из нас был кролик, кто – питон,Кто жил попыткой веры, кто – тщетою —Все выяснится там, за той чертою,Где все мы, братцы, встретимся потом…1987
Михайловское
Поэты браконьерствуют в Михайловском,Капканы расставляют и силки,Чтоб изловить нехитрой той механикойВитающие в воздухе стихи.Но где ж они, бациллы вдохновенья,Неужто не осталось ничего?Пошарьте-ка в чернильнице у генияДа загляните в шлепанцы его!..Ищите же, спешите же, усердствуйте,Дышите глубже, жители столиц,Затем, чтоб каплю пушкинской эссенцииВ своих разбойных легких растворить!А впрочем, разглядим их в новом качестве,Оставив обличительный трезвон:Ей-богу, в их как будто бы чудачествеЕсть свой – весьма трагический – резон!Всю жизнь они потели от усердия,Хватая друг у друга черпаки,А вот теперь им хочется бессмертия,Щепотку ирреальной чепухи!..Назначенные временно великими,Они в душе измученной таятТоску по сверхтаинственной религии,Религии по имени т а л а н т.И хоть они публично почитаемыЗа их, как говорится, трудодни, —Они никем на свете не читаемы,За исключеньем собственной родни.И хоть у них, певцов родной истории,Сияет финский кафель в нужниках, —Им сроду не собрать аудиторииВ родном дворе, не то что в Лужниках.И хоть начальство выдало по смете имОт общих благ изрядную щепоть, —Им вскоре стало ясно, что бессмертиемЗаведует не Суслов, а Господь!..Кто в этом виноват – судьба ли грешница,Начальство ли иль собственный нефарт, —Но им теперь во сне такое грезится —В былое время хлопнул бы инфаркт:Что все они в джинсовом ходят рубище,И каждый весел, тощ и бородат,Что их стихи – отважные до грубости —Печатает один лишь самиздат,Что нет у них призов и благодарностей,Тем более – чинов и орденов,И что они – не мафия бездарностей,А каждый – одарен и одинок!Поэты браконьерствуют в Михайловском —И да простит лесничий им грехи!..А в небесах неслышно усмехаютсяЛетучие и быстрые стихи!..Они свистят над сонными опушками,Далекие от суетной муры,Когда-то окольцованные Пушкиным,Не пойманные нами с той поры!..