Лючия, Лючия

– Да. Сначала я работал на ферме и иллюстратором в местной газете. Когда началась война, ушел служить во флот с намерением добраться до Нью-Йорка. Учитель мои рисунки отправил на рассмотрение в нью-йоркскую художественную школу, и меня приняли туда в соответствии с «Солдатским биллем о правах» [38] . Представляешь. Мне пришлось служить на передовой – тихоокеанский фронт, – чтобы быть поближе к большому городу. Мне не терпелось увидеть океан и, с божьей помощью, мне это удалось. А когда война закончилась, я был так счастлив, что остался в живых, что сказал самому себе: я готов рискнуть всем. Тогда я и отринул свою фамилию и сделал из себя того, кто сейчас сидит перед тобой. Делмер Дикинсон из Версаля, штат Индиана, стал Делмарром.

38

Закон 1944 г., предусматривал финансирование медицинского обслуживания, санаторного лечения и образования для ветеранов Второй мировой войны.

– Делмарр определенно звучит более представительно, чем Делмер.

– На собеседовании Хильда спросила, француз ли я. Я хотел было соврать. Но передумал и сказал: «Мисс Крамер, я имею отношение к Франции лишь потому, что ем круассаны на завтрак». Она рассмеялась и приняла меня на работу.

Глава 7

Большинство людей любят осень в Нью-Йорке, но мне кажется, что самый прекрасный месяц – это июнь. Девушки снимают фетровые шляпы и надевают соломенные, убирают зимние ботинки в самый дальний угол шкафа и влезают в открытые сандалии, а шерстяные юбки заменяют шелковыми. Куда ни посмотришь, везде ярко одетые женщины, будто цветы в саду.

Все только и думают, что о свадьбах. Светские красотки называют июнь «месяцем умопомрачения»; а Делмарр прозвал его «сезоном сумасшедших невест», потому что в июне у нас всегда целая гора заказов от невест и их нетерпеливых мамочек Мы работаем с утра до ночи, чтобы сшить такое платье, которое понравится и невесте, и ее матери, и жениху, и даже цветочнице, которая поставляет цветы на свадьбу. Большинство невест делают последнюю примерку всего дней за десять до свадьбы, поэтому наш рабочий график – сущая лихорадка.

Делмарр заказал множество рулонов воздушной вуали пастельных тонов: розовой, голубой, мятно-зеленой, желтой. К концу июня мы израсходовали ее до последнего сантиметра. «Придерживайтесь классического стиля», – слышим мы наставления Делмарра, когда еще одна перепуганная невеста начинает просматривать образцы платьев в его кабинете. Когда она наконец выбирает и уходит, он появляется и театрально декламирует:

– Еще одна свадьба. Розовая вуаль.

Делмарр, конечно, превосходный модельер, но его способности продавца не идут с этим ни в какое сравнение.

Благодаря наплыву клиентов до нас долетают и кое-какие слухи. Рут делала примерку для одной невесты из светского общества и случайно услышала, как та обсуждала со своей подружкой недавнюю помолвку Аманды Паркер с одним юристом из крупнейшей адвокатской фирмы города. Рут тут же пересказала эту историю мне. Я очень обрадовалась, потому что не хочу, чтобы Джон опять начал с ней встречаться и расстроил наш роман.

Всего лишь пятьдесят кварталов отделяют мою жизнь в Гринвиче от великолепия Верхнего Ист-Сайда, но мне кажется, что это два разных мира. В центре есть лоск и события, где нет места дочерям эмигрантов первой волны, и нам всем это прекрасно известно. Как итальянке мне рады в роскошных частных клубах только при условии, что я иду под руку с одним из его членов. Рут – еврейка, поэтому она вообще не вхожа в это общество. Отец Элен Ганнон был участковым полицейским в Бруклине, поэтому она тоже не вписывается в это общество. А бедняжка Виолетта – дочь вдовы, получающей пособие, поэтому у нее никогда не было возможности познакомиться с нужным человеком, чтобы изменить свою жизнь. Да мне бы и не хотелось дружить с теми светскими девушками, чьи платья я шью. У моих подруг такие характеры, которые получаются, когда приходится добиваться в этой жизни всего самостоятельно.

На столе для кройки Элен отмеривает три метра швейцарки в белую крапинку. Я встаю, чтобы помочь ей закрепить ткань.

– Все, не могу больше молчать, – необычно бодро говорит она. – Девочки, у меня новости. Скоро появится маленький Ганнон.

Мы обступаем ее и начинаем поздравлять.

– Ничего, если я тоже вам кое-что расскажу? – кротко спрашивает Виолетта. – Мне просто не хочется отнимать у Элен ее радость.

– Ты не отнимешь, – уверяет Элен. – Выкладывай. У меня впереди еще девять месяцев, успею нарадоваться.

– Я счастлива сообщить вам, что я встречаюсь с офицером полиции Дэниелом Кэссиди. Мы познакомилась, когда меня попросили выступить в качестве очевидца одного происшествия на станции метро «Пятьдесят девятая улица». Мы встречаемся уже в третий раз. Кажется, я ему нравлюсь.

– Ты влюбилась? – спрашиваю я.

– Надеюсь, – вздыхая, говорит Виолетта. Потом радостно улыбается. – Скажем так, я теперь отношусь к жизни как пресвитерианка [39] , хотя меня воспитывали как католичку.

39

Пресвитерианцы отвергают епископат и признают только сан пресвитера, избираемого народом.

– Дай-ка угадаю, наверное, твой полицейский – пресвитерианин, – возвращаясь к работе, усмехается Рут.

– Да, но совсем не из-за него я открыла для себя новые религиозные идеи, – объясняет Виолетта. – Вместо того чтобы верить в петлю греховности, которая затягивается на шее каждого человека, в иерархию грехов – от простительных до смертных, за которые будешь гореть в аду, – я уверовала в предназначение, в предопределенность. Наши судьбы уже написаны, мы просто выполняем божественный замысел. Все хорошее, что происходит с нами, должно было произойти, а все плохое – это уроки, которые должны научить нас, как поступать правильно.

– Ты шутишь, да? – поражается Рут. – Мне нужно выпить.

– В этом месте можно пить только Хильде Крамер Ужасной, – потягивается Элен. – Мне как-то пришлось починять отделку на ее жакете, и странной, скажу я вам, она пользуется парфюмерией – запах, как у джина. А было-то всего три часа дня.

– Вот поэтому она так и не вышла замуж, – собирая обрезки ткани со своего рабочего стола и выкидывая их в корзину, говорит Рут. – Она слишком для этого занята, потому что любит потравить байки со своим ухажером «Томом Коллинзом» [40] .

40

Коктейль из джина (или вермута) с лимоном (или лаймом) и сахаром, разбавляемый содовой водой.

– Эй, она ведь такая же, как мы – деловая женщина, – говорю я, пытаясь защитить эту старую, но отважную даму, которая приложила немало усилий, чтобы добиться успеха. – Что плохого в том, что ты руководитель и карьера для тебя – все. Если бы не она, мы бы с вами не работали в «Б. Олтман».

Виолетта подрезает концы оберточной бумаги, из которой мы делаем выкройку.

– Будет тебе. Ты вряд ли закончишь свою жизнь, как Хильда. У тебя же поклонников больше, чем пуговиц на всей твоей одежде. Кстати, твой папа смягчился насчет Джона? Он поедет с вами в Италию?

Виолетта прикалывает выкройку к ткани. Элен протягивает ей ножницы, и Виолетта начинает резать материал.

– Ты же знаешь, папа не позволит взять с собой мужчину в поездку с ночевкой, если, конечно, он не муж.

– Не беспокойся, – утешает Элен. – Дай ему время. Когда ты выйдешь замуж, твой отец изменит мнение.

– Но сначала он хочет испытать на прочность ваши чувства, – говорит Рут. – Это просто часть превосходного плана Папы Сартори. Он намерен увезти тебя подальше от страны и от Джона, этакое искушение Европой.