Люди и чудовища. И прибудет погибель ко всем нам
Шрифт:
Ксандр медленно подошел к одному из аганов. Жеребцу это не совсем понравилось, он попятился, увел взгляд в сторону. «Тише, тише», — приговаривал мальчик, не отрывая глаз. Затем Ксандр осторожно положил руку на голову агану и держал ее так, пока зверь не успокоился. «Я ведь твой друг», — прошептал мальчик и улыбнулся. Он решил прикоснуться к гриве коня. Она продолжала пылать, поэтому Ксандр только водил рукой над огнем. Мальчик чувствовал трепетание пламени и тепло. Огонь не обжег его. Ксандр еще раз улыбнулся.
Другие аганы несколько расступились. Мальчик глядел в эти кровавые глаза и совсем не видел в них злобы. Он считал, что аганы — чудовища, но как могут быть чудовищами
Конь его не боялся, он, напротив, даже будто предложил мальчику забраться на себя. Ксандр залез на агана, и тот вспыхнул жаром, встал на дыбы и понесся куда глаза глядят. Ксандр мчался по ветру с аганом и сам будто полыхал от его гривы. Но огонь не обжигал ребенка, а словно придавал ему сил.
Конь мчался всё дальше и дальше в родные просторы. Холмы, горы… Мир проносился мимо Ксандра. И мальчик не успевал разглядывать его, но чувствовал себя своим в стае этих вольных демонов. Они рождены в огне, и огонь всегда горит в их сердцах.
Внезапно аган обрел крылья, они запылали, и взметнул в воздух. Всё внутри мальчика затрепетало. Он был так поражен происходящим, что порой забывал держаться покрепче. Ксандр поднимался всё выше и выше, ветер ударял ему в лицо, выбивал волосы из хвостика. Мир казался таким бескрайним, огромным, величественным, каким еще никогда не был.
Целый день — словно миг. Аган привез мальчика к дому за полночь. Сердце ребенка еще бешено колотилось. Он не мог поверить в произошедшее, но нужно возвращаться. Ксандр осторожно открыл дверь и тут же услышал, как кто-то в зале соскочил с места. Из комнаты выбежали родители. Мэри с раскрасневшимися глазами бросилась к Ксандру и заплакала еще сильнее. Они искали сына целый день и думали, что он умер. Поиски продолжались даже теперь. Мэри целовала мальчика сквозь слезы и что-то повторяла. На шум спустились и братья. Они не знали, как реагировать, и просто с лестницы смотрели на брата и мать. Близнецы и не сомневались в том, что Ксандр вернется. Николас всё еще стоял у двери, бледный, как мертвец. Внезапно в глазах его вспыхнула злость. Он подбежал к сыну и дал ему подзатыльник.
— Где ты был?
— Этот огненный конь... Он унес меня, — сказал испуганно Ксандр. — То есть он предложил покататься на себе…
Но Николас не мог, не хотел сейчас слушать.
— Живо спать! — закричал он.
Дети тут же метнулись наверх. Близнецы быстро заскочили в детскую, но Ксандр... В коридоре он заметил огонь и остановился. На золотом подсвечнике с черными иероглифами — привез какой-то дальний родственник из-за моря — горели мутно-оранжевым пламенем три свечи. Ксандр приблизился к ним, и, кажется, огонь тоже потянулся к мальчику. Он провел пальцем по пламени туда и сюда, туда и сюда. Не обжигает. Только черная сажа на коже остается... Свет отражался в зеленых глазах Ксандра и, казалось, в душе. Мальчик опомнился, вбежал в комнату, лег спать в обнимку с Коко.
Через несколько дней в их конюшне появился еще один конь — аган, а Мальвина отправилась домой, но перед этим поцеловала Ксандра в щеку на прощание. Она не думала, что больше с ним не увидится.
История одного чудовища V
Встречи уже не миновать.
Стук. Тук, тук, тук, тук, тук…
Мерные шаги дворецкого — невысокого мужчины лет пятидесяти, с лысиной на голове и скучающим лицом. Он идет в коридоре по холодному деревянному полу. Темно, уже вечер, везде горят свечи, но тихо, ни единой души — только беспрерывные стуки.
Дворецкий открывает дверь.
За порогом Хаокин. Парень стоит полубоком, руки в карманах, ноги перекрещены. Как всегда, на лице наглая улыбка, два ярких глаза горят, как у кота, — это единственная яркая деталь в его внешности.— А, Альберт. Чертовы розовые слоники снова свели нас!
— Теодор, — безэмоционально произнес дворецкий.
— Точно, — кивнул Хаокин. — Альберт же был хромой… А что ты такой печальный? Или не рад меня видеть? — Хаокин наклонил голову вбок.
— Я всегда такой.
— Тогда, наверное, тебя уже раздражают подобные вопросы: «Альберт, почему ты сегодня такой грустный? Что с тобой случилось, Альберт? А почему мы сегодня такие мрачные?».
Теодор угрюмо посмотрел на него.
— Теодор, — сказал он.
— Что? — не понял Хаокин.
— Не Альберт, а Теодор.
— Ах, точно. Я же ошибся раз.
— Уже трижды.
— Да, — вздохнул Хаокин. — Хозяева дома? Не спят? Где они?
— Нет, они не спят в это время. В зале.
— Отлично! — воскликнул парень и пронесся мимо дворецкого в дом.
— Сначала нужно доложить. — Теодор пытался перегнать Хаокина.
— Слишком медленно! — ответил парень и, с шумом отворив двери, ворвался в зал.
Своим приходом он разрушил тишину, царящую в комнате. В зале было чуть светлее, чем в коридоре. Картины, диван, камин, шкафы. И два печальных человека. Они повернулись на грохот — Мэри и Николас Аттали, хозяева.
Мэри замерла у мольберта. Уже немолодая женщина была одета в изысканное черное платье до пола и с высоким горлышком. На этом мрачном фоне выгодно смотрелись ее ярко-рыжие волосы, собранные в корзинку. Как и десять лет назад, графиня была тонка в талии, но теперь выглядела старше своего возраста. Лицо ее уж слишком исхудало, на лбу отпечатались глубокие морщины, а уголки губ уходили вниз, отчего женщина всегда казалась грустной. И глаза. Карие, теплые, человеку с такими глазами полагается быть ужасно любящими — в этих глазах читались боль и отчаяние.
— Это вы, Хаокин, — улыбнулась Мэри Атталь, подошла к гостю и обняла его. Хозяйка и правда была рада старому другу. Но Хаокин видел, что женщину уже ничего не сделает счастливой по-настоящему. Улыбка, смех — лишь мимолетные проблески света в бесконечном мраке жизни. Видимо, поэтому Хаокин вздрогнул от объятий — от них веяло смертью.
— Здравствуйте, Мэри, — сказал он, отстраняясь от нее. — Николас.
Хаокин прошел к окну. Эта часть комнаты была отделена от зала книжным шкафом. За столом сидел мужчина, слегка полноват, в домашней одежде — обычная белая рубашка, черный кардиган, темные штаны и тапочки. Холодные голубые глаза его виднелись за круглыми очками. Николас надевал их, когда читал или писал, как теперь. Граф медленно положил бумаги с пером на стол и протянул руку Хаокину. Гость пожал ее. Они пристально взглянули друг на друга, а затем почти синхронно отвели взгляды.
Холоден, элегантен и спокоен — таким был Николас Атталь. Всегда вежлив, не говорит лишних слов, не делает лишних вещей. Прямая осанка, костюм ухоженный, черные чуть седоватые волосы уложены. Граф всегда всё видел, всё замечал, наверное, поэтому старался не обращать ни на что внимания. Казалось, если теперь в гостиную залетит метеорит, Николас будет по-прежнему работать в своем уголке.
Хаокин подловил себя на мысли, что ему хотелось бы довести этого господина до бешенства.
— Пройдемте в столовую, — сказал Николас. Аттали и их гость сели за стол в соседней комнате. Дворецкий налил чай. Хаокин закурил, и вскоре полкомнаты наполнилось дымом. — По какому к нам поводу?