Люди Искры

— Я это уже понял, — ответил Дун, — но не мог его разглядеть, потому что…

— Вот! — воскликнул Чаггер, не слушая Дуна. Вытащив скребком пробку из водорослей и мусора, он вернул скребок Дуну. Уровень воды вновь начал быстро понижаться. — А теперь принимайся за дело. И старайся иногда пускать в ход мозги, если они у тебя, конечно, есть.

Чаггер ушел, а Дуну пришлось крепко сцепить зубы, чтобы сдержать ярость. Он смотрел вслед удаляющемуся Чаггеру и представлял себе, как бросает в него палку со скребком, как скребок вонзается ему в спину между лопатками.

«Я терпеть не могу, когда со мной так разговаривают, — думал Дун. — Словно с дебилом. Почему он так разговаривает со мной?»

Когда вода полностью ушла, Дун снял ботинки и залез в фонтан. Опустившись на колени в зеленую слизь, которая покрывала дно, он принялся скрести стенки и очищать их тряпками. Время от времени мимо проходили люди и смотрели на него. «Фу!» — говорили они и морщились. Дун думал, что это «фу» относилось к нему, и не удивлялся, потому что стал таким же грязным, как тряпки, которыми он пользовался. И никто не сказал: «Нужная работа!» Никто не порадовался тому, что теперь фонтан будет чистым.

Закончив работу, Дун открыл впускной клапан, перекрыл сливную трубу, и бассейн стал наполняться водой. Дун сел на бортик и опустил ноги в воду, чтобы смыть с них зеленую слизь, и посидел так несколько минут, отдыхая. Чистая речная вода приятно холодила ноги.

Из–за угла появился Чаггер.

— Что это ты делаешь?! — заорал он, широкими шагами приближаясь к Дуну. — Я не знаю, как было принято там, откуда вы пришли, но здесь если уж мы работаем, то работаем, не сидим, таращась в небо.

Дун уже собрался сказать, что он не таращился в небо, а присел на пару минут отдохнуть. Но едва открыл рот, его вдруг охватила дикая злость — его затрясло, он побагровел. Дун испугался, что взорвется, если произнесет хоть слово. «Не злись», — сказал он себе, вспомнив совет отца: если дать волю злости, последствия будут непредсказуемыми.

— Ты не отвечаешь, когда с тобой говорят? — не унимался Чаггер. — Может, ты меня и не слышал? Может, мне нужно выразиться яснее? — ревел он. — Пошевеливайся, тупой варвар! И побыстрее! — Он схватил Дуна за руку и дернул на себя.

И тут ярость, переполнявшая Дуна, стала неуправляемой.

— Отпусти меня! — закричал он. — Я не варвар! Варвар — это ты! Ты!

Он попытался вырваться из рук Чаггера, но тот держал его крепко. Дун предпринял вторую попытку, отпрянул назад и задел ведро, которое стояло на бортике. Ведро полетело на мостовую, его содержимое выплеснулось на девушку, которая в этот момент проходила мимо. Та закричала. Люди бежали к фонтану и что–то зло кричали Дуну, которому все–таки удалось вырваться из цепких пальцев Чаггера.

Мгновение они стояли, испепеляя друг друга взглядами. Дун знал, как он выглядит со стороны: грязный, с безумными глазами — мальчик–плохиш, который может уничтожить еду, а в приступе ярости еще и бросается на людей.

Он повернулся и зашагал прочь. Отойдя от фонтана, вдруг вспомнил, что оставил там ботинки, но возвращаться не стал и дошел до «Пионера» босиком.

«Ну что же это за напасть такая, — думал он. — Из–за меня все становится только хуже. И при этом моей вины нет никакой. Я изо всех сил стараюсь выполнять порученную мне работу. И смотрите, что из этого выходит».

— С этим мы разберемся, — услышал он от Тика в тот вечер. Они стояли у черного хода в гостиницу. — Тебя прилюдно оскорбили. Нас всех оскорбили. Мы не должны этого прощать.

Дун кивнул. Он рассказал Тику о зиме, и тот пришел в ярость. На его окаменевшем лице читалась решимость. Целеустремленность Тика восхищала Дуна — казалось, тот в любой момент знал, что нужно делать. Дун таким качеством похвастаться не мог. На любое свое предполагаемое действие он пытался взглянуть с разных сторон. А колебания конечно же сказывались на скорости принятия решений.

— И что нам нужно сделать? — спросил Дун.

— Ударить в ответ, — без запинки ответил Тик. — Они нападали на нас не один раз, разными способами. Пора им понять: если они пытаются причинить боль нам, им это тоже отзовется болью.

«Им это тоже отзовется болью». Правильно ли это? Вроде бы получалось по справедливости. В конце концов, те, кто поступает нехорошо, должны понести наказание.

— Но как нам это сделать? — спросил Дун.

— Возможностей много, — ответил Тик. Дун заметил, что Тик почесывал на руке красный воспалившийся участок кожи. Впервые Дун увидел, что Тик тоже страдает от укусов насекомых, которые досаждали всем эмберитам. «Он — не идеал, — подумал Дун, — и правота не всегда на его стороне».

— Мы можем отказаться выходить на работу, — продолжил Тик, — но отказаться должны все, и я не уверен, что нам удастся прийти к единому мнению. Так что будет лучше предпринять что–нибудь более эффективное.

— Эффективное?

— Именно. Вот, например, еда. Мы не получаем ее в достаточном количестве и чувствуем, что это несправедливо. Так почему бы нам не взять штурмом склад? Не забрать силой то, что нам нужно?

— Украсть еду?

— Это будет не кража. Восстановление справедливости. Мы возьмем то, на что имеем полное право. — Уверенности в голосе Тика не слышалось.

Дун задумался. Вроде бы предложение Тика не противоречило здравому смыслу. С несправедливостью нужно бороться, не так ли? Нельзя оставлять ее безнаказанной.

— Я знаю многих, кто с нами заодно, — говорил Тик. — Я их созову, мы встретимся и разработаем план действий. — Он посмотрел на Дуна. — Но сначала мы должны вооружиться.

— Вооружиться?

— Естественно. Мы должны быть уверены, что победим нашего врага.

— Но чем мы можем вооружиться?

— Я тебе скажу на нашем собрании. Завтра вечером после ужина, у поворота дороги.

ГЛАВА 20 Уничтоженный город

Когда их взору открылся огромный город, они застыли, лишившись дара речи, и только смотрели на его черные руины на фоне заката. Справа стояли высокие дома — Лина таких и представить себе не могла. Но это были не дома — остовы домов, пустые и развороченные, с зияющими дырами вместо окон.

Руины домов окружала обдуваемая ветром свалка. Разрушенные дома занесло землей, на которой выросла трава. А между ними ровными травяными полосами пролегали прежние улицы.