Люди из тени

Через некоторое, не такое уж продолжительное время, Басан почувствовал, что для кайфа необходимо повысить дозу — прежняя уже не вызывала должного эффекта. Но увеличивать ее до бесконечности было нельзя. Во-первых, было очень накладно; во-вторых, существовала опасность «передоза» — передозировки, что грозило верной смертью. Поэтому, он, на жаргоне наркоманов, несколько раз «омолаживался», снижал дозу, для чего приходилось ложиться в наркологический диспансер. Иначе не перенесешь «ломки».

«Ломки» появились у Басана почти сразу с возникновением наркотической зависимости. В отличие от алкогольной абстиненции, которая теряла свою остроту с каждым днем, наркотические «ломки» усиливались по нарастающей. Уже в первые сутки возникали нестерпимые боли в мышцах, суставах и животе. Они достигали пика на третьи — четвертые сутки. Все тело казалось одним комком дикой, непрекращающейся боли. Открывался безобразный понос. Глаза слезились, из носа непрерывным потоком текли сопли. И тяга, практически непреодолимая тяга к зелью. Человек готов продать душу Дьяволу, лишь бы уколоться! Бессонница на протяжении многих суток, выматывающая, изнуряющая, не дающая отдохнуть мозгу… Без медицинской помощи перенести такое очень трудно, если не невозможно. Лишь к концу второй недели эти симптомы постепенно угасали.

Наркоманы со стажем колют наркотик уже не для кайфа, а для предупреждения «ломок». Кайф их уже не навещает, доза только приводит в относительно нормальное состояние, и в этот период они внешне почти не отличаются от обычных людей. Они прекрасно сознают, что глубоко больны и что с наркотой как-то надо завязывать. Недаром в их среде ходит совсем не смешной анекдот: «Когда поутру несколько наркоманов встречаются вместе, то они разговаривают о том, как достать дозу. Когда доза принята, они обсуждают вопрос, как с этим делом завязать».

Люди из тени вовсе не вызвали воодушевления у Басана. Он никогда не встречал столько лжи, подлости, предательства, мерзости и отчужденности, как в этой компании. За дозу во время «ломки» почти каждый мог слить любую информацию ментам, и, как любил повторять сам Басан, маму родную готов был зарезать.

Бескорыстной дружбы он здесь не увидел. Даже в банде существовало подобие братства, правда, при полном соблюдении правил-«понятий». Тут же преобладал меркантильный подход: ты — мне, я — тебе. Могли, конечно, и одолжить дозу, но с обязательным возвратом. Халява, как у презираемых «наркошами» алкашей, явно не приветствовалась.

Контингент был разношерстный. Попадались молодые люди из хороших, обеспеченных и даже богатых семей. Им было гораздо легче, — у них водились деньги. И они дистанцировались от «черной» публики в своих местах сбора.

Остальные тащили из дома все, что под руку попадется, воровали, грабили одиноких прохожих, перепродавали зелье, получая право на определенную его часть. Наиболее активные ездили в районы республики в сезон расцвета конопли, заготавливали ее впрок. Другие даже совершали поездки в соседние области для скупки маковой соломки. Это был риск — «путешественников» задерживала милиция, они попадала под суд. Некоторые доходили до «маклей» — снимали с себя дорогую, модную одежду в обмен на наркотики. Девушки занимались проституцией. Большинство из них были фригидны, но ради денег они могли изобразить страсть, какая профессионалкам не снились.

Некоторые молоденькие девчонки-наркоманки, чтобы заработать на спасительный «дозняк», бежали с утра пораньше к ипподрому, где с ранья уже стояли грузовики со строительными материалами. Там прямо в кабине, быстренько, по-деловому, отстрочив водителям, получали за это дело свои 50 рублей и убегали за дозой.

Басан перепробовал почти все, что могла предложить местная сырьевая база: «ханку» — из опия сырца или маковой соломки, «химку» — из конопли, «мочевину» — из кондитерского мака, «колеса» — наркосодержащие таблетки. Анаша хоть и была давно пройденным этапом, но он в тяжелые минуты не брезговал и ей. Единственное, чего он никогда не употреблял, так это кокаин (слишком дорог, дефицитен, «элитарен») и «стекло» — медицинские ампулированые наркотики. Да и грибы прошли мимо его интереса. Один знакомый парнишка на полном серьезе утверждал, что лучше бледных поганок ничего нет: «От них такие галюники, как цветные мультики, закачаешься!» Он только не знал, сколько народу загнулось от этих поганок.

Наконец, когда у Басана появилась возможность без «квитухи» (рецепта) приобретать через дальнюю родственницу, аптечного работника, солутан, он окончательно перешел на «винт». «Винт» стал его хлебом, воздухом, смыслом жизни и …проклятием.

В результате регулярных внутривенных иньекций у Басана развился тромбофлебит вен на руках — воспаление кровеносных сосудов с появлением тромбов (на жаргоне наркоманов — «флегмон»). Руки опухли, будто колотушки. По ходу спавшихся сосудов появились гнойные нарывы, и даже в летнюю жару он вынужден был носить рубашки с длинными рукавами. Пришлось колоть наркотики в пах, но и там скоро появились абсцессы, которые осложнились свищами, постоянно источающими гной. Он от безысходности кололся в голени и даже в виски и шею. Еще немного, и у Басана началось бы общее заражение крови. Этот процесс самоуничтожения был прерван помещением в психиатрическую больницу — «дурку». Там Басан спрыгнул с высокой дозы — «омолодился», да и вены привел хоть в какой-то порядок.

К этому времени Басан твердо усвоил три истины.

Первая, что не существует непаленых притонов — все они находятся под контролем милиции.

Вторая: нельзя верить абсолютно никому. Обманут обязательно, и преподлейшим образом. Лучше все тайное и сокровенное держать в себе.

Третья: будто в «келдымах», помимо поглощения наркоты, происходят сексуальные оргии. Это было совершенно не так. Наркоманки были совершенно бесполы, рядовые потребители, они могли ходить по квартире голыми, никого не возбуждая своей наготой. Сексуальные услады не входили в приоритеты у «шировых» — сидящих на игле.

И вот на этой грязной помойке чудом расцвел цветок-мутант, хилый и уродливый, но все же цветок. У Басана пробудилось чувство, похожее на любовь, к русской, почти девчонке — наркоманке по имени Маша. Машу «посадила на иглу» соседка, гораздо старше ее. Чтобы прокормить двоих детей и полуслепую мать-старуху, да еще иметь деньги на «дрянь», соседка промышляла проституцией. Ей позарез нужна была напарница: и за детьми присмотреть, да и для того, чтобы порой «поработать» вдвоем. Так юная голубоглазая Маша влезла сразу в два болота: стала платной девочкой и наркоманкой.

Однажды вечером, в полутемном дворе он увидел, как одурманенную Машу прижала за гаражами группа подростков и уже почти стянула с нее джинсы. В Басане неожиданно проснулся закаленный уличный боец; он подобрал с земли обломок кирпича и с устрашающим криком в один момент разогнал незрелых эротоманов.

Провожая девчонку домой, Басан слушал тягучий рассказ о ее куцей жизни — она еще находилась под кайфом. Монолог отличался повторами и длинными паузами. Признаки интеллекта не просматривались на чистом, кукольном личике Маши. Да и откуда им было взяться у нее, с трудом закончившей девять классов, живущей без родителей на мизерную бабушкину пенсию.

Заниматься второй древнейшей профессией ей было противно — а как еще заработать деньги на «отраву». Большинство клиентов были ей омерзительны: пьяные, с потными ладонями, грубые, откровенные хамы. Некоторые, по ее словам, совсем безбашенные, патологические извращенцы. За свои деньги они требовали невозможного и противоестественного. Запросто могли избить, выгнать нагишом из гостиничного номера, не заплатив ни копейки.

Басан сравнил ее жизнь со своей и нашел много общего. Оба они одиноки и никому не нужны во всем этом огромном враждебном мире. А одиночество в таком возрасте — вещь аномальная. Да и внешностью Маша была совсем недурна.

Когда эта нетипичная пара появилась в наркоманском сообществе, Один из «бондарей», пребывая в благодушном настроении, проговорил: «Вы нам тут случайно болдырчат (полукровок) не наплодите?».

Остальные встретили этот альянс совершенно безразлично.

Теперь Басану было о ком заботиться. Приобретая утренний «дозняк», он и Машину долю имел в виду. А один раз он совершил поступок, совершенно непостижимый для любого наркомана. Единственную дозу пожертвовал подруге, хотя сам уже ощущал «кумар» — наркотическое голодание. «Ничего, перекантуюсь, а там посмотрим, может, что-то обломится».