Люди песков (сборник)
Шрифт:
— Явился? Значит, перерыв скоро. — Он достает из кармана трофейные часы, смотрит на них и кричит женщинам, чтоб кончали.
Побросав лопаты и кетмени, женщины устало бредут к костру. Они располагаются на охапках камыша и начинают пить чай. Пьют долго, с наслаждением и только после этого принимаются за пшенную кашу с мясом. Я лежу в сторонке на сухом камыше и слушаю их неторопливые разговоры.
Судачат обо всем. Так, например, я узнаю, что вчера вечером на участке Шохрата-ага подрались два парня, корчевавшие камыш; а одна молодуха, жена Аллаберды, доила утром корову и засмотрелась на прохожего — все молоко
Сегодня женщинам не удалось посудачить всласть. Как раз посреди обеда явились Довлиханов и Левушкин, уполномоченный, он уже давно живет в нашем селе.
Председатель спешился и — к делянкам, поглядел и очень недовольный подошел к Паше, курившему в сторонке.
— Плохо у тебя дело, бригадир! Тридцать гектаров должны засеять. Скоро промывочный полив давать, а вы все с камышом валандаетесь! Требовать надо с людей!
Паша несколько раз затянулся, отбросил в сторону папиросу и спокойно взглянул на председателя:
— Понукать только лошадь можно, а люди и так понимают. Как их еще подгонять? От темна до темна не разгибаются; а работа такая, что быку сдохнуть впору.
Председатель усмехнулся и, хлестнув себя прутом по сапогу, процедил сквозь зубы:
— Странно, товарищ Анкаров! Очень странно слышать от фронтовика такие слова! Знаешь, как это называется? Демобилизация масс!
Паша бросил на Довлихаиова гневный взгляд, но тут вмешался Левушкин и не дал разгореться ссоре.
— Как ты считаешь, правильно Довлиханов себя ведет? — спросил я Пашу, когда начальство уехало.
Он задумчиво поглядел на поля, тянувшиеся до самого горизонта, и сказал со вздохом:
— Диктатор! Когда людям трудно, особенно важно обращаться с ними по-человечески. Вот у нас майор был, командир полка, перед важной операцией всегда с нами, младшими офицерами, как с родными сыновьями беседовал, совета спрашивал. Ведь когда к тебе по-хорошему — на любое дело сил хватит, а угрозами да понуканием немногого добьешься. Люди должны уважать своего руководителя, верить ему. А тут!.. — Паша выразительно махнул рукой. Потом улыбнулся. — Ну ладно, бери давай свою мерилку и принимайся за дело — не зря же тебя председатель кашей с мясом кормит.
Глава третья
Районное совещание передовиков предполагалось в понедельник. Уже за неделю стало известно, что от колхоза «Бирлешик» приглашены пятеро: Довлиханов, Поллык-ага, Солтанджамал, Паша и Нунна-пальван. И вдруг в субботу позвонил Санджаров.
В кабинете народу было полным-полно: бригадиры и звеньевые докладывали о ходе работ.
Выслушав Санджарова, Довлиханов сказал: «Хорошо», не спеша положил трубку.
— Санджаров звонил, — сказал он, покосившись на сидевшего сбоку Пашу. — Велел твоему отцу тоже приезжать вместе с нами.
И замолчал, вопросительно глядя на сидящих. Потом повернулся к Паше:
— Слышишь, Анкаров, скажи отцу: он тоже едет в район. Санджаров велел передать, чтобы Анкар-ага прибыл на совещание.
— Передайте,
раз велел, — спокойно отозвался Паша. — Вам позвонили, вы и передавайте.Довлиханов поморщился:
— А ты не можешь два слова передать? Трудно оказать уважение председателю?
— Трудно. Мне трудно уважать человека, который сам никого не уважает.
— Да бросьте вы! — вмешался Нунна-пальван, обеспокоенный таким оборотом дела. — Есть из-за чего спорить. Как дети, честное слово! Зайду к Анкару и скажу. Вместе и явимся в понедельник.
— А знаешь, мать, — с усмешкой заметил Анкар-ага, когда Кейкер рассказала ему о перепалке Паши с председателем, — наш старший стал мне нравиться в последнее время.
— Почему в последнее? — удивилась Дурсун. — Он всегда был хорошим сыном.
— Да я не о том… Характер у человека появляется. Как у того ежа колючки. Говорят, раньше и еж пушистый был, мягкий, как зайчонок. Пока волка не встретил. Так и Паша. Довлиханову он ответил правильно.
— А почему Довлиханов, как вспомнит о тебе, прямо кипит весь? — спросила Кейкер.
— Потому, дочка, что твой отец не Поллык-ага, навытяжку стоять не будет. А еще, видно, не по душе ему, что люди меня уважают, считаются больше, чем с ним, председателем. Я ему поперек дороги стал. Потому и в колхоз не зовет работать — нет, мол, для тебя, старика, дела. Ну ничего, я тут придумал кое-что — будет мне трудодень писать!
…В понедельник с утра у правления стояла арба, запряженная парой лошадей. Рассвет еще только брезжил. Моросил мелкий надоедливый дождик. Собрались все, кроме председателя. Наконец и он подошел.
— Документы у всех есть? — спросил он, садясь на арбу. — Район пограничный, учтите, могут паспорта потребовать.
— Паспорта? — Анкар-ага залез в карман шубы и долго ощупывал его. — Нету. Колхозная книжка при мне, а паспорта не захватил.
— Плохо, — строго сказал Довлиханов. — С таким документом не пустят. Стой! — крикнул он возчику.
— Ничего, ничего, поезжай, сынок! — невозмутимо отозвался Анкар-ага. — Не пустят, вернемся. А потом, как же не пустят: ведь председатель-то с нами!
— Тому, кто поставлен проверять документы, все равно: председатель, не председатель.
— Неужели? — притворно изумился Анкар-ага. — Есть же справедливые люди на свете — хоть судьями их ставь!
Довлиханов молча отвернулся.
— Погода-то вроде устанавливается, — глубокомысленно заметил Нунна-пальван. — Хорошо бы, а то каково пастухам…
— Что-то ты вроде осип? — усмехнулся Анкар-ага.
— Простыл. — Нунна-пальван вздохнул. — Просквозило ночью. Жена виновата — одеяло с меня стянула. Вот взять да и лишить ее трудодней!..
— На это вы все быстры! — сердито отозвалась Солтанджамал. Она нахохлившись сидела на задке арбы, до самых глаз закутанная в платок. — Норму не выполнила — лишить, муж осип — лишить! Подумали бы лучше, как помочь нам!
Нунна-пальван не ответил — не вступать же в пререкания с женщиной, — замолчал. Но Ангар-ага, довольный тем, что Санджаров насолил председателю, был сегодня в ударе. Он толкнул Нунну-пальвана и взглядом указал на Поллыка, пристроившегося возле Довлиханова. Минуту спустя Нунна-пальван подвинулся к заведующему фермой, пощупал на нем шинель, отогнул полу, потрогал сукно с изнанки. Вздохнул: