Шрифт:
Пролог
Жесточайший шторм свирепствовал на Каспии вот уже пятый час. Небольшое гидрографическое судно «Астрахань» тяжело переваливалось с волны на волну, то и дело врезаясь носом в высоченные пенистые валы. Судно очень некстати попало в эпицентр шторма, и теперь на «самом полном» пыталось уйти из зоны циклона. Однако двигалась «Астрахань» со скоростью улитки: машина, работавшая на высоких оборотах, не справлялась с нагрузкой, выдавая не более четырех узлов в час.
К вечеру непогода заметно усилилась. На море опустилась непроницаемая мгла. Зарядил затяжной ливень, черное небо то и дело расчерчивалось пронзительными голубыми зигзагами.
Незадолго до полуночи случилось непредвиденное: обнаружился небольшой крен на правый бок. Капитан Арсений Алексеевич Горецкий помрачнел: ведь в штормовую погоду последствия любого крена всегда непредсказуемы. Да и «Астрахань» была судном относительно небольшим, класса «река – море»…
Кэп тут же вызвал старпома. Они были дружны уже четырнадцать лет. Как и сам Горецкий, старший помощник Равиль Нигматуллин в прошлом был военным моряком. Начинал в Каспийской флотилии лейтенантом на рейдовом тральщике и служил до тех пор, пока не ушел по сокращению «на гражданку». Равиль был авторитетным и опытным мореманом – именно потому Арсений Алексеевич и взял его на «Астрахань».
– Что будем делать, Равиль? – поинтересовался капитан. – С таким креном и перевернуться недолго.
– Сперва надо бы узнать причину. – Старпом взглянул сквозь остекление ходовой рубки, однако кроме мутноватого света носового прожектора ничего рассмотреть не сумел. – У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?
– Понятия не имею, что случилось. Только что справлялся в трюме – никакой течи, никаких пробоин. Грузы на месте, ничего не смещено.
И тут откуда-то с палубы послышался несильный металлический удар, за ним еще один, затем – вновь… Теперь удары, то и дело усиливаясь, следовали один за одним регулярно, словно кто-то с настойчивостью дятла стучал по палубе гулкой металлической колотушкой.
– Что это? – насторожился Нигматуллин.
– Спроси что-нибудь полегче, – вздохнул Горецкий. – Стучит-то явно где-то снаружи, а не в трюме…
Выяснить источник странного звука можно было лишь одним способом: выбравшись на палубу. Однако покинуть ходовую рубку в шторм было почти что равносильно самоубийству: гигантские волны могли смести такого смельчака за борт в мгновение ока.
– По морским обычаям, капитан покидает судно последним, – напомнил Горецкий. – Но в случае штормовых форс-мажоров первым ходовую рубку покидает все-таки кэп.
Спустя минут десять капитан, облаченный в прорезиненный костюм и принайтованный длинным шнуром к скобе, с предельной осторожностью выбрался наружу. На груди был прикреплен фонарик, правая рука сжимала пожарный топор – ведь странный предмет, стучавший по палубе, наверняка можно было бы перерубить. Порывистый ветер швырял в лицо холодную соленую воду. Темень стояла кромешная – волны только что вдребезги разнесли носовой прожектор. Голубоватый конус нагрудного фонаря скользнул по надстройке, выхватил клок белоснежной морской пены, тонкими линиями зачернел низкий поручень безопасности.
Продвинувшись к носу судна, Горецкий сразу определил источник странного ритмичного стука. На палубе наискосок лежала обломанная и сбитая штормом стеньга. Размочаленный трос закрутился вокруг поручня замысловатым узлом, не давая волнам смыть тяжелую мачту за борт. Под натиском волн нижний конец стеньги то и дело долбил по палубе, грозя
проделать в настиле дыру. В случае даже незначительного изменения курса гигантская волна могла бы бросить эту массивную металлическую конструкцию на остекление ходовой рубки, и тогда последствия были бы катастрофическими.Закрепив карабин страховочного шнура за поручень, капитан осторожно двинулся по раскачивающейся, словно качели, палубе. И хотя страховочный карабин скользил по поручню легко и надежно, Горецкий шел очень осторожно. Передвигаться приходилось короткими рывками между двумя волнами, а потом стоять, уткнув лицо в грудь, дожидаясь, когда схлынет вода. Топорик теперь только мешал, и кэп заткнул его топорищем за пояс. Луч фонаря хаотично плясал по пенным бурунам, прорезая их причудливым синим светом. Наконец, добравшись до криво лежащей мачты, Горецкий остановился и намертво вцепился обеими руками в ограждение. Дождался, когда очередной вал с шумом перекатит через палубу, быстро перекинул карабин на следующую секцию поручней – так, чтобы шнур не стеснял движений.
И тут сильнейшая волна, налетевшая откуда-то сбоку, опрокинула его на обломок мачты. Разлохмаченный конец металлического троса антенной растяжки впился в прорезиненную материю балахона десятком образовавшихся на нем мелких крючков. Горецкий ухватился двумя руками за длинный конец троса, на котором болталась обломанная поперечная секция крепления антенны, и попытался протолкнуть его в узел. Но тот оказался затянутым крепко.
– А как насчет топора? – прокричал капитан бьющему в лицо ветру и, дождавшись, когда схлынет волна, со всей силы рубанул по тросу острым лезвием.
Удар получился точным и сильным – второго и не потребовалось. Один конец троса, зацепившийся за поручень мертвым узлом, так, правда, и остался висеть, зато теперь можно было, хорошенько поднатужившись, выбросить обломок стеньги за борт.
Присев, Горецкий с немалым усилием перевалил тяжеленную мачту через поручень. Причинивший столько хлопот обломок тут же исчез в пенных бурунах.
Угрожающее постукивание, естественно, прекратилось. Правда, теперь, стоя на палубе, тяжело было сказать, есть ли у «Астрахани» крен или нет – ведь гидрографическое судно швыряло в гигантских волнах, как скорлупку. Выяснить это можно было лишь в ходовой рубке, по показаниям приборов. К счастью, обратный путь прошел у Арсения Алексеевича без приключений – все-таки опыт передвижения по палубе в штормовом море усваивается быстро…
– Ну, что там у нас, Равиль? – поинтересовался кэп, стаскивая с себя прорезиненный балахон с рукавом, изодранным тросом.
– Вроде бы немного выровнялись. – Старпом взглянул на приборы. – Но тут у нас новая напасть. Небольшая течь по правой скуле…
– Хорошо, что не по всему борту, – философски отозвался Горецкий; многочасовая качка измотала его так сильно, что он уже ничему не удивлялся. – И большая?
– Стармех туда только что спускался – уже по колено водички, – сообщил Нигматуллин. – Там, видимо, листы обшивки разошлись…
Горецкий лишь выругался. Опытный капитан понимал: заделать течь в штормовых условиях вряд ли возможно. Это на крупнотоннажных судах можно было бы подвести под пробоину дощатый щит и залепить его быстро затвердевающим цементом. Однако на «Астрахани» такого цемента не было. Наложить внутренний пластырь тоже не представлялось возможным – ведь для этой операции требовались специальные раздвижные упоры, которых в трюмах также не предусматривалось. Да и «Астрахань» все-таки была не военным, а гражданским гидрографическим судном, и потому относительно небольшой экипаж вряд ли мог бы долго и успешно бороться за живучесть.