Люди среди людей

Доктор Датт, кажется, нисколько не удивился открывшемуся перед ним зрелищу. Он просто увидел человека, который нуждался в его помощи, и поспешил к нему. Присев на корточки, врач начал ощупывать окровавленное запястье незнакомца.

– Пульс еще бьется, - проворчал он, будто обращаясь к самому себе. И так же спокойно, прихватив фонарь, отправился в комнату за бинтами и лекарствами.

Но что же все-таки произошло?

– Кто этот человек, Лал?
– Хавкину показалось, что он произнес эти слова строго, даже сурово. Но странно: он не услышал собственного голоса. Только тонкий писк вырвался

из горла.
– Л ал, ты слышишь меня?
– И снова, как в кошмарном сне, ни звука. Да полно, не сон ли действительно вся эта ночь с мелькающими, как в калейдоскопе, событиями? Но почему так мучительно горит плечо и спина? Подгибаются ослабевшие ноги…

– Вам плохо, сахиб?
– участливо наклоняется Лал.

– Да нет же, мне хорошо, очень хорошо, - беззвучно повторяет Хавкин и валится на пол веранды.

…

Сколько минут илп часов прошло? Хавкин очнулся от острого запаха керосина и каких-то лекарств. За окнами все еще ночь. Это фонарь у изголовья кровати разит керосином. При свете огня доктор Датт плавно массирует обожженное и все еще ноющее плечо. Но что за грохот сотрясает стены бунгало? Что за ослепительные вспышки озаряют окна? Муссон? Неужели долгожданный дождь?

– Тише, тише, - улыбается доктор Датт.
– Все хорошо, пришел муссон, теперь все будет хорошо.

Хавкину приятно ощущать руку товарища, бережно и нежно массирующего плечо. Он еще слаб, и голосовые связки не слушаются его. Но невозмутимый Джогендра Датт готов рассказывать, не ожидая вопросов. Правда, приходится для этого напрягать голос: бунгало под ударами ливня гремит, точно большой барабан.

Это было отравление змеиным ядом - старинный индийский метод умерщвления врагов. На искусанное москитами и расцарапанное тело набрасывают тряпку, смоченную ядом кобры. Он отлично всасывается через самые маленькие ранки, этот яд, и тот, кому во сне недруги подложили «компресс кобры», так никогда и не просыпается.

– Вот, полюбуйтесь, - придерживая пинцетом, Датт принес из глубины комнаты кусок полосатой тряпки.
– Смотрите, я смочил несколько мест азотной кислотой. Видите, они пожелтели. Пока вы лежали без сознания, я изготовил спиртовую вытяжку из этой мерзости и впрыснул нашей кошке. Бедное животное подыхает. Благодарите небо, что Лал вовремя разбудил вас. Еще десять - пятнадцать минут - наступил бы паралич дыхательных мышц, удушение, и вас не спасли бы никакие лекарства. А парез голосовых связок - пустяк. Пройдет, тем более что я уже втер вам в кожу хорошее противоядие.

Муссон ревет и трубит, как сто разъяренных боевых слонов. Пламенные гирлянды молний почти без перерыва освещают комнату. Свет фонаря в их сиянии кажется слабой желтой точкой. Удары грома оглушают. Но Хавкин с наслаждением слушает этот грохот и вой. Он закрыл глаза и отдыхает. Муссон пришел. Все будет хорошо. Муравьи… Теперь ясно: они удирали от ливня. Хорошо… Плечо уже не горит так сильно: очевидно, противоядие сделало свое дело. А Лал, что с ним? Доктор Датт понимает своего пациента по одному движению губ. Лал на кухне. Выхаживает наемного убийцу. Этот негодяй чуть не отправил к праотцам всю экспедицию вакцинаторов. Сначала он попытался набросить свой «компресс» на хозяина, а потом на слугу. По счастью, Лал проснулся и не дал убийце пощады. Впрочем, скорее всего, злодей все-таки выживет: у религиозных фанатиков всех времен и народов, как правило, лбы медные, да и височные кости тоже.

Приближался рассвет. Небо посерело. Потоки тропического ливня на стеклах окон стали матово-серебристыми. Несколько раз от удара молнии загорались и тут же с шипением гасли деревья в саду: муссон набирал силу. Хавкин дремал. Доктор Датт тоже прилег на свою постель. В однообразном реве ливня проходили час за часом. Потом сквозь шум дождя послышались шаги и разговоры в задней части бунгало. Очевидно, кто-то пришел из деревни. Еще немного погодя осторожно приоткрылась кухонная дверь, и, ступая по кокосовым циновкам босыми ногами, в комнату вошел Лал. На его лице не осталось и следа от ночных переживаний. Свежая белая куртка, которую он надевал всякий раз, как наступала пора завтрака или обеда, указывала, что ни муссон, ни потрясения минувшей ночи не задержали утренней трапезы. Убедившись, что Хавкин открыл глаза, Лал поклонился и внес поднос с чота хозри - чай, лепешки, фрукты.

Дождь как будто несколько умерил свою прыть, когда они сели к столу. Доктор Датт осмотрел на кухне раненого. Ничего страшного. Парень, правда, не желает разговаривать, но отнюдь не отказывается от чашки чая и пары горячих лепешек. От лепешек струился ароматный запах жареного кокосового масла. Они расправлялись с аппетитной снедью по-индийски - руками. Говорить не хотелось. Каждый про себя обдумывал события минувшей ночи. Мальчишка-убийца, конечно, только исполнитель. Кто послал его? После сегодняшнего дня у вакцинаторов осталось в городе изрядное число недоброжелателей. Правда, махараджа и в какой-то степени резидент заинтересованы в прививках. Но что с того? Двор его высочества, как двор всякого властителя, раздирают бесчисленные интриги. Мало ли кому могли прийтись не по нутру слишком дотошные врачи. А может быть, садху? Их появление в Капуртале, конечно, рассердило «святого». Жару добавила сцена на холме, закончившаяся бегством Лала. Очевидно, старик не на шутку разозлился также, когда узнал, что крестьяне в деревне охотно соглашаются на прививки. Но мог ли направить руку убийцы правоверный брамин, всю жизнь проповедующий «ахимсу» - учение о неприменении насилия?

Лал подавал завтрак молча. Так же молча он убрал посуду и вернулся в комнату с маленьким веником.

Подметая пол, он мимоходом, как будто вне всякой связи с недавними событиями, сообщил:

– Из деревни приходил староста, сахиб.

– Ну и что?

– Он узнал человека, который напал на вас. Это капрал тюремной стражи - Дурга, уроженец здешних мест.

– Капрал? Из тюрьмы?

– Да, но староста говорит, что парень пришел на этот раз не из города, а спустился с соседнего холма, оттуда, где живет садху. В деревне у него дружки. Он похвалялся им, что скоро получит большую награду.

– Почему же ты не разбудил нас, когда приходил староста?
– недовольно спросил Датт.

– Зачем беспокоить сахиба доктора? Парень, которого я ткнул лопатой, все равно никуда не убежит. А садху… Какое нам дело до садху?

Последние слова Лал произнес с таким нескрываемым торжеством, что оба врача чуть ли не в один голос потребовали объяснить, что еще говорил староста.

– Ничего особенного. Сказал, что на холмах кое-где начались оползни.

– И что же?
– настаивал Хавкин. Подчеркнуто равнодушный тон Л ала показался ему подозрительным.
– Где-нибудь произошли разрушения?

– Да нет. Пустяки. Деревня пока держится.

– Ты что-то скрываешь от нас, Лал, - повторил Хавкин.
– Разве я учил тебя лгать?

Слуга вспыхнул, будто его уличили в краже. Он отвернул зардевшееся лицо к окну и с явной неохотой выдавил:

– Я не лгу, сэр. У нас в Раджпутане никто никогда не лжет. Поток с холма принес несколько досок от храма. Староста думает, что вода смыла гнездо садху там, наверху. Вот и все, сэр.

– Неплохие вести, - резюмировал доктор Датт.
– Если бы ежегодно дожди смывали хотя бы по сотне таких осиных гнезд, Индия через десяток лет могла бы стать цивилизованной страной.

Стены бунгало по-прежнему гудели под ударами упругих водяных струй. Но теперь шум этот почему-то перестал успокаивать Хавкина. Мысли его то обращались к лежащему в долине городу, то переносились на вершину соседнего холма. Как только в Капурталу прибудет вакцина, за ними пришлют экипаж. Так было договорено с резидентом. Ливень не может помешать прививкам. Но что все-таки случилось на холме? Лал продолжал убирать комнату.

– Ты говоришь, что староста видел доски только от храма? Он полагает, что дом садху уцелел?