Люди среди людей
Шрифт:
В пору, когда поездка из Ташкента в Москву занимала недели, а все продовольствие на дорогу приходилось возить в заплечном мешке, не очень-то легко было «делаться географом». Но, приняв решение, Николай Иванович не имел обыкновения отступать. Он отправляет экспедицию на берега Ледовитого океана: на Канином Носу его сотрудники ищут дикий ранний клевер. Другая группа послана в Карелию, третья - в Монголию. Конечно, Монголия - только окраина южно-китайского очага культурных растений. Но в Китай пока не добраться. Более доступен Афганистан, первая страна, вступившая с РСФСР в дипломатические отношения.
Афганистан он оставил для себя, хотя путь за Памир, как уже хорошо знал Николай Иванович, не усыпан для путешественника розами. «Иностранец, которому случится попасть в Афганистан, будет под особым покровительством неба, если он выйдет оттуда здоровым, невредимым, с головой
Молодой тбилисский профессор Петр Михайлович Жуковский, с которым в 1922 году начал переписываться Вавилов, называл страстное, неудержимое стремление Николая Ивановича в Афганистан «афганотропизмом». Слово «тропизм», означающее в науке неодолимое биологическое тяготение организма к чему-нибудь, пожалуй, точнее всех других терминов объясняет душевное состояние петроградского ботаника между началом 1923 года и серединой 1924-го. Вавиловские письма в эти месяцы подобны температурному графику лихорадящего больного: взлеты мечты, ущелья разочарований и снова горные пики надежды. «Поездка в Афганистан становится вероятной в нынешнем же году…» - пишет он в апреле Г. С. Зайцеву. И вскоре затем П. П. Подъяпольскому: «Усердно изучаю персидский язык, на котором говорит начальство в Афганистане. Хочу читать и писать», В июне становится известно, что экспедиция отложена по политическим мотивам. Однако «афгапотропизм» не слабеет: в будущем году ученый решил непременно осуществить задуманную экспедицию. «Финансов пока нет, может быть, даже их совсем не будет, - пишет Вавилов глубокой осенью 1923 года, - придется распродать часть книг, часть оптики и хотя бы пешим отправиться в Афганистан». Можно не сомневаться, он не задумываясь распродал бы личную библиотеку, фотоаппараты и микроскопы, чтобы добраться в страну, где лежит окончательное подтверждение его теории центров.
Вавилов-дипломат энергично ищет возможности помочь Вавилову-ученому. «Подготовляем презент эмиру афганскому для передачи через посла: хорошую коллекцию главных сортов хлебов, возделываемых в России. Хоть нас не пустят, но все-таки мы ее преподнесем. Пусть не думают, что мы хотим оккупировать Афганистан». Дипломатический подарок, очевидно, не сыграл сколько-нибудь значительной роли в судьбе экспедиции. Вмешались непредвиденные и куда более мощные силы. Отношения между РСФСР и Афганистаном улучшились.
Вавилов ничего не знал о неожиданной перемене политической ситуации. Он готовился ехать в Ташкент и с грустью сообщал Г. С. Зайцеву о том, что опять получил отказ, и теперь, видимо, окончательный. Впрочем, верный своему принципу не опускать руки ни при каких обстоятельствах, он готовился предпринять другую, столь же необходимую поездку. «Если не Афганистан, то займемся Туркестаном. Намечаем небольшой маршрут по неисследованным районам, перерабатываем, как раз маршрут вместе с Букиничем, который сейчас в Петрограде». Но то были уже последние неприятные переживания. Девятого июля 1924 года в Ташкенте трое русских исследователей - профессор Н. И. Вавилов, инженер-агроном Д. Д. Бу-кинич и посланный Сахаротрестом агроном-селекционер В. Н. Лебедев получили заграничные паспорта.
…Вот и Кушка - последний клочок родины. Пограничный мост. Прощальное рукопожатие красноармейцев в буденовках. Караван шатает навстречу глиняным домикам афганского пограничного поста. Звучит гортанный рожок: незнакомый военный сигнал. Впереди выстроились солдаты в непривычной для глаза форме. Привстав на стременах, сдерживая волнение, Вавилов оглядывает пыльные, залитые азиатским солнцем холмы.
Глава четвертая
" ПЕКЛО ТВОРЕНИЯ"
1924
Удалось найти в большей мере то, что искал; особенно интересен район юго-восточного Афганистана, примыкающий к Индии. Он примыкает к центрам формообразования многих культурных растений.
И. И. Вавилов
Из письма и Н. М. Тулайкову 19 января 1925 года
Освобождаются от пошлин: священные книги Корана, комментарии к нему и другие религиозные книги, а также ружья, револьверы, амуниция и всякого рода военные материалы.
Таможенный тариф Афганистана
Параграф первый (1924)
Рабат, или караван-сарай (это и без перевода понятно), - помещение для отдыха караванов, гостиница. По самому назначению своему рабат - пристань мира и спокойствия. Но в Афганистане, где достоинство путешествующего определяется порой по количеству навешенного на нем оружия, даже гостиницы походят на укрепленный лагерь. В ущелье или на труднодоступной вершине перед усталым взором путника возникают вдруг прорезанные бойницами крепостные стены с башнями по углам, ров, узкие ворота, куда вместе с караваном вливаются воды горного ручья. А внутри, где людям и животным предоставлены почти одинаковые удобства, снова стены, дворы, дабы в случае нападения защищать отдельно каждую башню, каждый квадрат сухой, затоптанной, обожженной земли.
У строителей афганских рабатов тысячелетний печальный опыт. Ни одна страна в мире не видела у себя стольких пришельцев, ни один клочок суши не испытал столько захватов и насилий. Сюда вторгались мидийцы и персы, скифы и гунны, арабы и турки, здесь побывали армии Александра Македонского и орды монголов. Повозки завоевателей тянулись то с запада на восток, то с севера на юг, но неизменно по следам их вспыхивали пожары, лилась кровь аборигенов. Пришельцы упорно цеплялись за этот стратегический перекресток, где гранитные скалы Гиндукуша встают на пути из Центральной Азии в Индию. Никому не удавалось задержаться надолго: рать за ратью погибали под напором новых нашествий.
Воинственная история воспитала воинственные нравы. В кишлаках нелегко сыскать хлеб, но на базаре вы всегда можете купить оружие. Посетителей рабатов не удивляют ни башни, ни бойницы, ни отсутствие ванных комнат. Купцы и кочевники равно безразличны к европейским удобствам. Лица их угрюмы, речи кратки. Не избалованные жизнью, они рады уже тому, что на горной пустынной тропе нашли воду, кров и корм для лошадей. Впрочем, за три месяца, что профессор Вавилов провел на дорогах Афганистана, он тоже серьезно пересмотрел свое отношение к комфорту. После сорока километров, проведенных в седле под хлещущим с Памира октябрьским ветром, прокопченные стены рабата Ишкашим (высота 2760 метров над уровнем моря) действительно кажутся обителью уюта. Правда, в «зале» для почетных гостей нет ни окон, ни двери и дым очага выходит (вернее, должен выходить) через отверстие в потолке, зато земляной пол устлан цветными паласами, чай в полупрозрачных пиалах горяч и ароматен, а беседа с капитаном пограничной стражи Гулямом Нахшбандом дружелюбна и поучительна.
Позади две с лишним тысячи километров. Десятки рабатов пройдено между Кушкой и Мазар-и-Шерифом, между Мазар-и-Шерифом и Кабулом, между Кабулом и северо-восточным углом страны, куда забился пограничный пост капитана Нахш-банда. Гостиницы-крепости разнились между собой лишь количеством фуража, которого чаще всего не хватало, и числом гигантских «верблюжьих» клопов, которые всегда в избытке. Но здесь, в Ишкашиме, обыкновенный казенный рабат на сто лошадей впервые действительно превращен в крепость. Появление под ее стенами русского в сопровождении проводника и афганского солдата произвело невероятный переполох. Капитан вышел к воротам решительный и неприступный. Казалось, ничто не спасет путешественников от его должностного гнева. Но вот старый служака взял в руки письмо генерала Шамамудхана, начальника всех постов припамирской пограничпой стражи, и суровые складки на его лице сразу расправились. Генерал предписывал своим подчиненным относиться к советскому гостю со всем возможным радушием.