Люди среди людей

Поездка по странам Средиземного моря на этом не закончилась. После Эритреи была Италия, потом Южная Франция, Испания, Португалия. На обратном пути, направляясь домой, Вавилов обследовал также горы Южной Германии. Письма с дороги сохранили для нас целую гамму живых интонаций путешественника. Он все еще с обидой и затаенной завистью поглядывает в сторону Египта; как ботаник чуточку гордится собой («Я насобачился видеть вещи невидимые»). Приставленные испанской полицией «ангелы-хранители» настраивают ученого на юмористический лад, а старые знакомые - донкихотовы мельницы на холмах Ламанчи - вызывают трогательную улыбку. Случается ему бывать и резким, особенно если речь заходит о чьих-то «глупых» научных ошибках. Но какие бы чувства ни рождались в душе, голос Вавилова всегда сохраняет ту абсолютную искренность, которая дана лишь людям чистых помыслов. Эта искренность звучит и в строках, обращенных к жене: «Как Агасфер мотаюсь по Вселенной. О, если бы ты знала. дорогая, как мне надоело мотаться…»

Глава восьмая

ЗА ОКЕАН

1932 - 1 933

Мне очень по душе нарушение основного закона Ньютона - закона инерции покоя, превращения его в инерцию движения.

Н. И. Вавилов

У него была причуда, над которой охотно, хотя и беззлобно подшучивали современники: за пределами семьи он не любил говорить о себе в первом лице. Доклады президента ВАСХНИЛ и директора Института растениеводства полны сложных ухищрений, направленных на то, чтобы как-нибудь обойти ненавистное местоимение «я». Даже в том единственном литературном жанре, где «я» кажется абсолютно незаменимым - в автобиографии, - академик Вавилов ухитряется именовать себя в третьем лице.

Особенно забавно это выглядело в переписке с сотрудниками. Единственный организатор и участник зарубежных экспедиций академик Вавилов упорно обращался к своим коллегам как бы от лица некой группы. «Мы тронули немного картофель», - пишет он вировцам из Южной Америки, после того как разыскал новые виды и сорта картофеля. «Мы сердиты на Вас за то, что Вы ничего не пишете», - выговаривает он находящемуся в экспедиции профессору Букасову.

В этой странной, на первый взгляд, манере не было ничего показного. Точно так же руководитель многотысячного научного коллектива никогда не пользовался в переписке с подчиненными формулой «предлагаю Вам», заменяя ее уважительным «прошу Вас». Это было для него столь же естественно, как помнить имя и отчество каждого сотрудника института, знать, кто чем занимается, к чему стремится. Личная скромность всегда соседствовала у него с глубоким уважением к чужой личности.

Оставим, однако, причуды ученого и задумаемся над письмом из Нью-Йорка, которое Николай Иванович послал в сентябре 1932 года. Только что окончился VI Международный конгресс генетиков, где советский делегат не только выслушал сообщения крупнейших биологов мира, но и сам выступил с двумя докладами, которые привлекли всеобщий интерес. И вот после серьезнейшего международного экзамена русский ученый удовлетворенно заявляет: его научный путь верен. Каков же он, этот путь?

На одном из международных конгрессов Джон Рассел назвал Николая Вавилова «наиболее выдающимся из путешествующих биологов наших дней». С оценкой Д. Рассела, выдающегося почвоведа, нельзя не согласиться. Биологическая наука вкусила от вавиловских экспедиций поистине богатейшие плоды. Его статьи и монографии, немедленно переводимые за границей, обратили внимание биологов мира на то, как велико разнообразие форм культурных растений, каковы закономерности расселения этих растений по земному шару. Первоначальная идея несколько изменялась, уточнялась: вместо пяти открытых вначале локусов - центров - автор теории в конце 30-х годов говорил о семи географических областях происхождения культурных растений. Но в целом его учение о центрах встретило безоговорочное признание самых крупных биологов эпохи.

Импонировали исследователям Европы и Америки и попытки советских растениеводов пустить собранные дикие и культурные растения в массовое скрещивание. Дело это, все знали, нелегкое. Дальние родичи, собранные на разных материках, упорно не желают вступать в браки. Но ученые из ленинградского института и тут добились успеха.

«Вавилов и сотрудники Института растениеводства в Советском Союзе ряд лет энергично занимались изучением центров происхождения культурных растений и… пришли к таким выводам, которые имеют значение и для более широкой проблемы происхождения видов, - писал крупнейший генетик XX столетия Томас Гент Морган.
– Вавилов полагает, что, изучая существующие виды в мировом масштабе, в их географических центрах, мы достигнем более ясного представления о тех условиях, в которых шла эволюция. Практическое значение этой работы очевидно… При введении в культуру большого числа диких форм и скрещивании их с формами культурными и с другими дикарями открываются блестящие перспективы для получения новых комбинаций признаков, нужных сельскому хозяйству. В то же время результаты таких исследований помогут разрешить некоторые проблемы происхождения видов».

Американец Морган из своего далека заметил важную сторону в деятельности русского коллеги: «географизм» Вавилова равно одаривал и теорию науки, и практику.

В феврале 1932 года Николай Иванович в одном из писем сообщал, что в коллекции ВИР накоплено уже 28 тысяч образцов пшеницы, 13 тысяч ячменей, 8 тысяч овсов, 22 тысячи образцов зернобобовых культур и 6 тысяч масличных. «Огромные материалы, которые собраны ВИРом и за которыми нередко обращаются из-за границы… бесспорно исключительная ценность, которая позволяет селекцию и семеноводство Союза поставить на новые рельсы, выделить из мировых ресурсов все для нас самое ценное».

В этом утверждении не было ни грана хвастовства. Четыре года спустя двадцать миллионов гектаров - 15 процентов посевных площадей Советского Союза - оказались засеянными сортами и культурами, которые добыл в своих дальних странствиях директор Института растениеводства и его сотрудники. Шведские овсы «золотой дождь» и «победа», пивоваренные ячмени из Чехословакии, американские сорта кукурузы, американские и египетские хлопчатники прочно вошли в селекционный и хозяйственный обиход страны. Половина площадей, занятых в Советском Союзе овощными культурами, тоже засевалась отборными иностранными сортами. В советских субтропиках плодоносили цитрусовые из Флориды, Китая, Японии. «Основной этап производственной интродукции по главнейшим посевным и овощным культурам можно считать уже пройденным, - докладывал Вавилов на сессии ВАСХНИЛ в декабре 1936 года.
– Ценность ассортиментов передовых земледельческих стран нам в значительной мере известна, и они использованы».

Трудно подсчитать выгоды, которые принес биолог-путешественник своей родине прямым переносом (интродукцией) всего лучшего, что создала мировая селекция и практика земледелия. Но, очевидно, еще трудней учесть отдаленные последствия прошлых экспедиций. Ведь на основе вавиловской коллекции семян наши селекционеры создали в дальнейшем и передали колхозам и совхозам 350 ценнейших сортов. Все это.богатство тоже выросло из «географизма» академика Вавилова.

Биологом-географом остался Николай Иванович до конца жизни (кстати сказать, с 1931 года ко всем его обязанностям прибавилась еще одна: он стал президентом Географического общества СССР). Но генетики во всем мире также считали его своим. Летом 1932 года Вавилов получил приглашение прибыть на VI Международный съезд генетиков в Соединенных Штатах Америки. В приглашении говорилось, что советский делегат избран вице-президентом конгресса.

Передо мной старая почтовая открытка, посланная в Ленинград из американского города Итака. На открытке - добротные корпуса Корнельского университета, как бы плывущие между зеленью подстриженного газона и голубизной неба. Здесь в августе 1932 года повстречал Вавилов весь цвет мировой биологии.

Здесь крупнейший генетик Европы Ричард Гольдшмидт, председательствуя на заседании, где выступал русский делегат, должен был признать, что «в изучении культурных растений Ленинградский институт нашел новые, чрезвычайно плодотворные пути». Здесь в кулуарах конгресса несколько раз беседовал Николай Иванович с другим давним знакомым, Томасом Морганом. Недавно лишь оправившись после автомобильной катастрофы, шестидесятисемилетний патриарх мировой генетики забросал советского коллегу вопросами о… диалектическом материализме. Знаменитый биолог решил поближе познакомиться с неведомым ему мировоззрением. Здесь же, в Итаке, возникла у некоторых делегатов идея провести следующую встречу по генетике в Советском Союзе.

Русские экспонаты на выставке, развернутой на время конгресса, привлекли особое внимание. Еще бы! Оказалось, что советские исследователи знают о культурных растениях Американского материка больше самих американцев, а их познания касательно культурных растений Азии и Африки не уступают по полноте сведениям, которыми располагают ботаники и растениеводы основных колониальных стран. Всесоюзный институт растениеводства прислал на выставку в живом виде все мировое разнообразие типов кукурузы, собранных отечественными экспедициями. Сотрудник Вавилова профессор Н. Н. Кулешов составил уникальную карту распределения сортов кукурузы по всем континентам. Вировцы выставили множество не известных науке видов картофеля, которые открыли в Перу, Колумбии, Боливии и Мексике экспедиции ленинградцев С. М. Букасова и С. В. Юзепчука, а также показали уникальные гибриды крестоцветных растений, полученные Г. Д. Карпеченко, в том числе гибрид редьки и капусты. Оригинальные материалы представила Лаборатория генетики. Не очень склонный обольщаться в делах науки, Николай Иванович, вернувшись из Америки, имел полное право сообщить своим коллегам: «Удельный вес нашей страны (в области генетики) за последние годы несомненно возрос… из двадцати пяти докладов на общих собраниях пять были посвящены советским докладам… Думаю, что не ошибусь, если скажу, что тематика, выдвинутая советским коллективом, представит интерес для наших товарищей но работе за границей».