Людовик IX Святой

Можно ли установить связь между такого рода наказанием и известным заявлением, которое Людовик сделал Жуанвилю по поводу «большого диспута» между христианскими и иудейскими клириками в Клюнийском аббатстве, рассказ о котором король завершает осуждением всех тех, кто «клевещет на христианский закон»?

Король добавил: «Также, скажу вам, никто, разве только очень хороший клирик, не должен спорить с ними (иудеями). Но мирянин, услышав клевету на христианский закон, должен защищать его только мечом, вонзая его (“enfoncer”) в живот (своего противника), да поглубже» [1505] .

1505

Ibid.

Быть может, не стоит искать логику там, где ее, наверно, и нет. У Людовика, как и у любого человека, бывали противоречивые реакции. Возможно, стоит особо оговорить случай одного еретика, которого изгнали за то, что он открыто клеймил христианский закон. Не исключено, что Жуанвиль, более воинственный, чем его король, вложил собственные чувства в речи короля.

Как бы то ни было, отношение Людовика Святого к еретикам являет нам три принципа, которыми он руководствовался по отношению ко всем, кого считал врагами христианской веры: они оскверняли Французское королевство, которое надо от них очистить; иного выбора по отношению к «дурным людям» нет, по крайней мере теоретически: обращение или изгнание, интеграция или исключение; ортодоксальные нехристи — опасные спорщики, понаторевшие в спорах больше, чем христиане, во всяком случае, больше, чем христиане-миряне: дискуссий с ними следует избегать.

Людовик Святой и мусульмане

По отношению к мусульманам его позиция в принципе ясна; его поведение представляет собою комплекс действий. Мусульман, с которыми Людовику пришлось иметь дело в Египте, Палестине и Тунисе, обычно называли сарацинами — этнический термин с религиозной окраской. Единственный религиозный термин, который употребляется в дошедших до нас текстах, — «неверные» [1506] . Как правило, в христианской Европе мусульман считали язычниками, но Людовик говорит о них лишь с того момента, как встретился с ними в Египте. Не исключено, что он уже тогда понял, что они исповедуют свою религию, что не позволяет уподобить их язычникам, с которыми у них, на его взгляд, много общего. То, что он знал о Мухаммеде и о Коране, казалось ему порождением безбожия, даже колдовством. В одной беседе с султаном он называет Мухаммеда «кудесником» (iillicebrosus), «который попустительствовал столь бесчестным делам» [1507] , а его Коран (Alchoran), который он, по его словам, «просмотрел и изучил», «собранием непристойностей» (spurcissimus). Все это как бы упрощает изучение его позиции по отношению к мусульманам. Война против них, крестовый поход, запланированный и проповедуемый Церковью, не только дозволена, но и желательна, — тогда как войны с христианами следует избегать. Впрочем, крестовый поход — не агрессия, не завоевательная война, но способ дать возможность христианскому миру обрести землю, ему принадлежащую. Это Реконкиста. Как христиане в Испании отвоевывали земли, которые беззаконно отняли у них сарацины, так и крестоносцы собирались отобрать у сарацин Востока Святую землю, тем более принадлежавшую христианам, что она была колыбелью христианского вероучения, местом земной жизни Иисуса и местом, где покоилось его человеческое тело с момента его смерти на Кресте днем в Страстную пятницу и до воскресения утром на Пасху.

1506

Их также называли (это выражение, во всяком случае, использовал Жоффруа де Болье в одном рассуждении, исходящем как бы от короля) «детьми мрака» в противоположность христианам, «детям света» (Geoffroy de Beaulieu Nita… P. 15).

1507

Mathew Paris. Chronica majora… T. V. P. 310.

Но есть и иная цель его похода в Египет; он раскрывает ее султану, с которым спорит, находясь в плену. Перечтем, как описывает этот удивительный разговор Мэтью Пэрис:

Однажды, после утверждения перемирия, во время долгожданной встречи сеньора короля Франции и султана Вавилонии, когда они обменивались любезностями через толмача-христианина, султан, приветливо улыбаясь, спросил его: «Как поживаете, сеньор король?»

Король ответил ему печально и уныло: «Так себе».

«Почему не отвечаете: хорошо? — спросил султан. — В чем причина вашей печали?»

И король ответил: «Ибо я не возымел того, что было для меня самым желанным, того, ради чего я покинул мою милую Францию и еще более любимую матушку, причитавшую по мне, не возымел того, ради чего я подвергался опасностям на море и на войне».

Султан сильно удивился и, любопытствуя узнать, что же было столь желанным, сказал ему: «И что же, о сеньор король, было предметом столь пламенного желания?»

«Ваша душа, — ответил король, — которую дьявол задумал ввергнуть в преисподнюю. Но никогда благодаря Иисусу Христу, радеющему о спасении всех душ, не случится того, чтобы сатана возгордился столь прекрасной добычей. Видит Всевышний, от которого ничего не утаивается: если бы весь белый свет был моим, я отдал бы его весь ради вечного спасения души».

Султан отвечал: «Как! Добрый король, так вот какова цель вашего столь многотрудного путешествия! А мы-то, на Востоке, думали, что вы, христиане, воспылали желанием покорить нас и собирались разгромить нас, зарясь на наши земли, а не для того, чтобы спасти наши души».

«Всемогущий Бог — свидетель, — сказал король, — у меня и в мыслях не было вернуться во Французское королевство прежде, чем я добуду Господу вашу душу и души других неверных во славу их».

Услышав такие слова, султан сказал: «Мы надеемся, следуя закону всепрощающего Мухаммеда, обрести в будущем великие блага».

Король тотчас же ответил: «Вот почему меня не может не удивлять, что вы, люди порядочные и осмотрительные, верите этому кудеснику Мухаммеду, который приводит в действие и попустительствует столь бесчестным делам. Правду сказать, я просмотрел и изучил его Аль-Коран — и не увидел в нем ничего, кроме скверны и непристойностей, тогда как мудрецы древности, даже язычники, учат, что лучший правитель в этой жизни — честность» [1508] .

1508

O’Connell D. Les Propos de Saint Louis… P. 81–82.

Мэтью Пэрис создал идиллическую картину. Султан так растроган речами Людовика, что начинает рыдать, а Людовик, в эмоциональном порыве, чувствуя, что султан уже готов к обращению, заявляет, что никогда не вернется во Францию, а до конца дней своих останется в Святой земле, где будет сражаться за души для Господа, предоставив Французское королевство попечению матери. Но через несколько дней султана убили, и Божественное Провидение разрушило эту красивую мечту.

Что сказать об этой версии, конечно приглаженной и приукрашенной? Речения пленника, желающего пленить своего тюремщика? Несомненно. Но ловкий Людовик Святой всегда искренен, а его слова подчинены обуревающему его желанию обращать. Такая мотивировка, впрочем, не противоречит военному характеру предприятия, направленному на завязывание отношений, заканчивающихся обращением неверных, возможно, с желанием встать одной ногой в береговой части Египта (согласно одному тексту, король захватил с собой сельскохозяйственные орудия, и это наводит на мысль, что оккупация египетских территорий велась с единственной целью — обеспечить безопасность христианской Святой земли, какой, возможно, была цель крестового похода в Тунис, ибо по причине географического невежества Людовик Святой мог планировать превращение Туниса в порт Святой земли). Главное, нам известно, что слухи о намерении султана Туниса обратиться в христианскую веру послужили Людовику Святому одним из поводов к организации Тунисского крестового похода.

Нереальность текста Мэтью Пэриса коренится в весьма реальном и весьма распространенном представлении, свойственном не только Людовику Святому, а многим христианам XIII века: иллюзия обращения, породившая страсть к обращению [1509] . А за этой первой иллюзией стоит другая великая иллюзия Людовика Святого: иллюзия XIII века, иллюзия всеобщего мира — мира, само собой разумеется, господствующего на христианском пространстве, раскинувшемся по всем землям и вобравшем в себя все народы. Так что, как ни парадоксально, средоточием вооруженного крестового похода оказывается rех pacificus, творец мира на земле, мира эсхатологического, прообраза вечного мира. Ибо мы имеем дело с милленаристским веком, и милленаризм, лишенный его еретической извращенности, задел своим крылом Людовика Святого, вдохновенно внимавшего францисканцу-иоахимиту Гуго де Диню.

1509

Kedar B. Z. Crusade and Mission…

Представление христианнейшего короля о сарацинах претерпело эволюцию во время его пребывания в Египте и Святой земле. То, что он увидел, то, что ему рассказывали, его беседы в плену и во время дальнейшего пребывания в Палестине вытеснили представление о язычниках без религии, и если он не изменил мнения о Мухаммеде, Коране и мусульманской вере, то, по крайней мере, признал в некоторых своих противниках подлинный религиозный пыл; они даже преподали ему урок — мы уже знаем о создании религиозной библиотеки в Святой капелле. Что касается его самого, то он произвел впечатление на некоторых мусульманских вождей, с которыми встречался и которым о нем рассказывали. Весьма цветистые слова, которые Мэтью Пэрис приписывает султану, несомненно, являются отзвуком подлинных чувств восхищения. И когда Мэтью Пэрис вкладывает в уста Людовика Святого эпитеты «порядочные и осмотрительные» (discretos et circumspectos), то он, конечно, передает уважение, которое французский король испытывал к своим собеседникам, одновременно и своим тюремщикам, уважение, тем более для него огорчительное, что они были околдованы ложной и мерзкой доктриной, составленной и распространенной колдуном. Впрочем, нам известно, что в XII веке мусульмане и христиане Сирии и Палестины иногда считали себя рыцарями, воителями и охотниками [1510] . В какие-то моменты в Египте в 1250 году христианский король и мусульманский султан могли (а почему бы и нет?) проникнуться уважением друг к другу как верующие, как люди.

1510

Miquel A. Ousama, un prince syrien face aux croises…

Вернемся снова к текстам и реальностям более надежным. Некоторая умеренность Людовика Святого и утверждение (на деле, а не только в грезах) его политики обращения подтверждается двумя текстами.

Первый принадлежит Гийому де Сен-Патю.

Блаженный Людовик Святой обладал столь великой добротой, что когда он был за морем, то повелел, чтобы его люди не убивали женщин и детей сарацин, но брали бы их живыми и убеждали в необходимости крещения. В то же время он повелел не убивать сарацин без надобности, а брать их в плен [1511] .

1511

Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 151.

В наши дни нет оснований принимать эти насильственные крещения всерьез. Но в то время, когда в понятие альтернативы (и чаще всего) входит убийство, то ясно, что биограф-францисканец мог говорить о «доброте» Людовика Святого.

Автор другого текста — Жоффруа де Болье.

Во время пребывания в Святой земле к нему приходило много сарацин, чтобы обрести христианскую веру; он оказывал им радушный прием, и крестил их, и старательно наставлял в вере Христа, и обеспечивал им поддержку из своих средств. Он увез их с собой во Францию и выделил им, их женам и детям средства к существованию на всю жизнь. Он повелел выкупить рабов, а множество сарацин, или язычников, он велел крестить и тоже дал им средства на жизнь [1512] .

1512

Geoffroy de Beaulieu. Vita… P. 16–17.

История этих обращенных (harkis) XIII века — любопытный эпизод. Следует добавить, что было также немало случаев обращения в ислам христиан Сирии и Палестины и что история крестовых походов гораздо сложнее, чем просто военно-религиозное столкновение христиан и мусульман.

Людовик Святой и иудеи

Вероятно, иудеи ставили перед Людовиком Святым более щекотливые вопросы [1513] . Во-первых, их численность. Во Франции Людовика Святого было много евреев. Ж. Наон завершает одно из своих скрупулезных исследований гипотезой, что, вопреки мнению, сложившемуся в XIII веке и подхваченному историками Нового времени, евреев во Франции, которые обитали очень рассредоточенно, было гораздо больше, чем в Испании, где они были объединены в крупные общины: там их численность, весьма приблизительно, достигала 50 000 человек. Значит, во Франции евреев, рассеянных по всему королевству, было от 50 000 до 100 000 человек. В документах ревизий упомянуто 156 мест, «откуда поступали жалобы на евреев или исходили от евреев». В одном детальном исследовании доказывается, что евреи были рассредоточены по королевству, причем селились преимущественно в городах, но их присутствие отмечено также в деревнях и поселках [1514] .

1513

В общих чертах круг проблем намечен в статье:

Wade-Labarge М. Saint Louis et les juifs // Le Siecle de Saint Louis. P., 1970. P. 267–275 и в небольших работах:

Madaule J. Saint Louis et les juifs // L’Arche. 1970. Novembre — decembre. Nq 165. P. 58–61;

Blumenkranz B. Louis IX ou Saint Louis et les juifs // Archives juives. 1973—74. T. 10. P. 18–21.

См. также: Menache S. The King, the Church and thejews // Journal of Medieval History. 1987. Vol. 13. P. 223–236.

1514

Nahon G. Une geographie des Juifs dans la France de Louis IX (1226–1270) // The Fifth World Congress ofjewish Studies. Jerusalem, 1972. Vol. II. P. 127–132 (с картой):

Из всей совокупности отмеченных нами местностей в 98 можно обнаружить присутствие евреев. 23 из них находятся в Турском бальяже, 13 — в сенешальстве Бокер, 11 — в коннетаблии Овернь, 10 — в сенешальстве Пуату-Лимузен, 9 — в бальяже Вермандуа, 9 — в превотстве Парижа, 6 — в сенешальстве Каркассонн, 5 — в сенешальстве Сентонж, 3 — в бальяже Кан, 3 — в бальяже Жизор, 3 — в сенешальстве Тулузы и Альбижуа, 1 — в бальяже Котантен, 1 — в сенешальстве Ажене и Керси. Были ли это города, поселки или деревни? Что касается реальной численности населения, то в 22 населенных пунктах было менее 1 тыс. жителей, в 37 — менее 5 тыс., в 40 — более 5 тыс. жителей. Причем евреи жили в деревнях (22 %), поселках (27 %), городах (40 %). Напротив, места, где у евреев были клиенты, но где сами они не жили (таких 51), — это деревни (36), поселки (13) и города (всего 2). Практически 70 % населенных пунктов, где не было евреев, — это деревни, тогда как 77 % мест, где отмечено присутствие евреев, — это поселки и города. Если и было какое-то сельское поселение евреев, все же ясно прослеживается тенденция к урбанизации. Место поселения евреев зачастую совпадает с административным центром.

Имелась довольно многочисленная еврейская община в Париже. Из общего числа жителей, составлявшего около 150 000 человек (наверно, самый крупный населенный пункт христианского мира), согласно серьезным подсчетам [1515] , евреи составляли не менее 3–5%, то есть от 4500 до 7500 человек, причем наибольшая концентрация приходилась на остров Сите — вероятно, 20% всего населения острова. Возможно, из своего дворца король получал представление о сильной еврейской инфильтрации, если не в королевстве, то, по крайней мере, в столице.

1515

Roblin М. Les Juifs de Paris. P., 1952;

Jordan W. Cl. The French Monarchy and thejews: From Philip Augustus to the Last Capetians. Philadelphia, 1989. P. 9.