Людовик IX Святой
Шрифт:
Все же монахи Сен-Дени смогли компенсировать свою потерю. В 1300 году Бонифаций VIII разрешил им каждый год торжественно отмечать годовщину смерти святого — 25 августа, а Филипп Красивый всегда старался присутствовать на торжествах. И вот 29 мая 1306 года, после переноса черепа в Сент-Шапель, скоропостижно скончался епископ Осера Пьер де Моне, которого монахи Сен-Дени считали душой, проклятой за это королем, а Филипп Красивый на охоте был ранен в ногу и не смог участвовать в церемонии 25 августа. Монахи Сен-Дени видели в этом знак божественной кары. Они сами соорудили великолепный ковчег для оставшихся у них мощей Людовика Святого и торжественно водрузили его 25 августа 1307 года в присутствии Филиппа Красивого и при большом стечении прелатов и баронов.
Тем временем раздаривание останков Людовика Святого продолжалось. Филипп Красивый и его преемники отдали фаланги пальцев королю Норвегии Хакону Магнуссону для церкви, которую тот воздвиг в память о святом короле на острове Тюсоен, близ Бергена. В числе первых бенефициантов были каноники парижского собора Нотр-Дам, доминиканцы Парижа и Реймса, аббатства Ройомон и Понтуаз. Во время посещения Парижа между 1330 и 1340 годами королева Бланка Шведская получила ковчег с несколькими костями для монастыря святой Бригитты в Вадстене. Император Карл IV во время пребывания в Париже в 1378 году получил еще несколько и отправил их в Пражский собор. В 1392 году оставшиеся кости Людовика Святого поместили в новую раку, и по этому случаю Карл VI отдал одно
488
Бенедиктинец дом Пуарье, присутствовавший при этом по поручению Комиссии памятников Конвента, написал в сухом отчете: «Суббота, 19 октября 1793 года… Продолжая раскопки на хорах, обнаружили рядом с могилой Людовика VIII могилу, где покоился Людовик Святой, умерший в 1270 году. Она была уже и короче остальных: кости из нее были изъяты во время канонизации в 1297 году. Nota. То, что его гроб был короче и уже остальных, объясняется тем, что, по свидетельству историков, его плоть была отправлена в Сицилию. Таким образом, в Сен-Дени были доставлены только кости, для которых понадобился не такой большой гроб, как для целого тела» (Boureau A. Le Simple Corps du roi. P., 1988. P. 86).
Что же осталось от мощей Людовика Святого? Всего-навсего малюсенький кусочек эмали от раки из Сент-Шапели, где покоилась голова Людовика Святого; он хранится ныне в кабинете медалей Национальной библиотеки в Париже. Челюсть и ребро, находившиеся в парижском соборе Нотр-Дам, не избежали процесса дробления: в 1926 году парижский архиепископ подарил еще один кусочек ребра церкви Людовика Святого Французского в Монреале. В базилике Сен-Дени в апсидальной часовне Девы Марии была выставлена кость Людовика Святого. Когда и при каких обстоятельствах она была приобретена — неизвестно. В 1941 году Общество мемориала Сен-Дени заказало новый ковчег для хранения, а перемещение реликвии в новую раку стало поводом для еще одной торжественной церемонии в 1956 году [489] .
489
Brown E. A. R. Philippe le Bel and the Remains of Saint Louis // Gazette des beaux-arts. 1980–1981. P. 175–182;
Acta Sanctorum: Mois d’aout. Vol. V. P. 536–537;
Folz R. Les Saints Rois du Moyen Age en Occident (VIe — ХIIIe siecle). Bruxelles, 1984. P. 179–180.
Судьба сердца Людовика Святого волновала ученых XIX века. Во время работ в Святой капелле в 1843 году около алтаря были обнаружены кусочки сердца. Высказывалась гипотеза, что это могло быть сердце святого короля; завязалась оживленная полемика, в которой участвовали почти все выдающиеся ученые эпохи [490] . Я полностью разделяю точку зрения А. Эрланд-Бранденбурга:
Предложить такую идентификацию можно было лишь по причине полного отсутствия надписей, а также того, что хроники молчат об этом захоронении, и того, что эта драгоценная реликвия была предана глубокому забвению [491] .
490
См.: Molinier A. Les Sources de l’histoire de France des origines aux guerres d’Italie (1494). P., 1903. Vol. II. № 2542.
491
Erlande-Brandenburg A. Le roi est mort… P. 96.
Он говорит далее, что, несомненно, в ХVII веке на могиле Людовика Святого в Сен-Дени еще можно было прочитать надпись: «Здесь покоятся внутренности Людовика Святого, короля Франции» [492] , а поскольку внутренности находились в Монреале на Сицилии, то речь могла идти только о сердце, которое Филипп III, еще будучи в Тунисе, решил отправить в Сен-Дени вместе с костями. В 1298 году оно не попало в раку с костями и до революции лежало забытым в могиле; возможно, в 1793 году погромщики и дом Пуарье не обратили на него внимания.
492
Ibid. P. 96, note 103.
Наконец, удивительна и судьба внутренностей Людовика Святого. До 1860 года они покоились в Монреале на Сицилии, а затем их забрал с собою в изгнание последний сицилийский король из династии Бурбонов Франциск II, бежавший от «Тысячи» Гарибальди. Он увез драгоценные реликвии сначала в Гаэту, а затем в Рим. Когда ему пришлось уехать из Рима в Париж, то, остановившись в Австрии в замке, предоставленном в его распоряжение императором Францем Иосифом, он оставил мощи в часовне этого замка. В завещании, составленном в 1894 году, он передавал ковчег с реликвиями кардиналу Лавижери и Белым Отцам для собора в Карфагене [493] . Таким образом, внутренности Людовика Святого вернулись туда, где умер святой король [494] .
493
Белые Отцы — так называли учрежденное в 1868 г. кардиналом Ш. М. А. Лавижери миссионерское общество, действовавшее в Алжире и Тунисе. Официальное название — Миссионерская братия Богоматери в Африке.
494
О том, как складывалось любопытное тунисское предание о Людовике Святом, см.: Demeerseman A. La Legende tunisienne de Saint Louis. Tunis, 1986. B 1990 году в заброшенном карфагенском соборе мы видели могилу, в которой, судя по надписи, лежали останки Людовика Святого.
Расчленение трупа Людовика Святого состоялось в 1270 году. В 1299 году буллой Detestandae feritatis
Бонифаций VIII запретил впредь такие действия, назвав их варварскими и чудовищными [495] . Зарождалось новое чувство уважения к целостности тела человека, пусть даже умершего, но оно сталкивалось, в частности во Франции, с другим существующим по отношению к останкам королей и великих личностей чувством: с желанием иметь как можно больше их захоронений (отдельные могилы для тела, для сердца и для внутренностей), благодаря чему множилась бы физическая память о них. Жажда величия общества Старого порядка [496] , воспитанного на непомерном пристрастии к погребальному искусству, которое служило продолжением языческой традиции, еще долго сосуществовала с понятием уважения к человеческому телу, которое Церковь так и не смогла внушить верхушке общества. Этот монархический обычай способствовал безмерной раздаче ставших мощами костей Людовика Святого.495
Erlande-Brandenburg A. Le roi est mort.. P. 30;
Brown E. A. R. Death and Human Body in the Later Middle Ages: The Legislation of Boniface VIII on the Division of the Coipse // Viator. 1981. Vol. 12. P. 221–270;
Paravicini Bagliani A. Il coipo del Papa…
496
Старый порядок (или Старый режим) — принятое во французской историографии обозначение периода, предшествующего Великой Французской революции. Проблема нижней границы этого периода дебатируется доныне: ХVIII в., то есть канун (в широком смысле) Революции; XVI в., то есть Старый режим, начинается с Нового времени; XIV век, — с Позднего Средневековья; конец ХII — ХIII в. — с Высокого Средневековья. Можно предположить, что Ж. Ле Гофф имеет здесь в виду последнюю дату. Дело в том, что он еще в 1972 г. выступил с идеей «очень долгого Средневековья» (Le Goff J. L’historien et l’homme quotidien // Melanges en l’honneur du Fernand Braudel: П. Methodologie de l’Histoire et des Sciences Humaines. Toulouse, 1972; рус. nep. Ae Гофф Ж. Другое Средневековье. С. 200–211) и подтвердил ее в 1985 г. (Idem. L’imaginaire medieval. Essais. P., 1985. P. 7–13). Согласно этой идее, существенные культурные перемены (Ренессанс, Реформация, Просвещение) затрагивали лишь верхушку общества, а само оно, в глубине, пребывало во «времени большой длительности» (longue duree) и оставалось по своим ментальным и социальным (аграрное хозяйство) основам средневековым до 1789 г. С другой стороны, Ж. Ле Гофф в 1991 г. опубликовал (сначала на русском языке) статью «С небес на землю (Перемены в системе ценностных ориентаций на христианском Западе ХII — ХIII вв.)» (Одиссей: Человек в истории. 1991. М., 1991. С. 25–47), где указывал, что перемены, направленные на «модернизацию» Европы, начинаются около 1200 г. Таким образом, можно предположить, что для французского историка Старый порядок — эпоха между началом и завершением перемен.
Часть II
Производство памяти о короле
А был ли Людовик святой?
И вот мы подошли к тому моменту, когда, зная, как жил и умер Людовик Святой, должны спросить себя, можно ли идти еще дальше и попытаться узнать, каким он был. Как и подобает историку, я поведал о его жизни, используя исключительно оригинальные документы, документы той эпохи. Но память очевидцев в разной степени ненадежна, смоделирована личными и коллективными интересами, и даже история, претендующая на правдивость, если не на «научность», еще невнятная в XIII веке, вольно или невольно зависит от ситуации и задач, которые ставят перед собой те, кто ее пишет, те, кто, обдумывая или описывая события, занимаются ее конструированием, ее производством. Когда дело касается короля, более того, святого короля, который всеми силами стремился к тому, чтобы его признали святым, то, надо полагать, к тому были приложены немалые, можно сказать гигантские, усилия. Чтобы узнать, есть ли надежда добраться до (святого) Людовика IX как индивидуума, надо тщательно изучить, как и почему создавалась его память.
То, что я предлагаю читателю, выходит за рамки того, что традиционно историки называют «критикой источников». Я ставлю цель узнать, можно ли из документов, единственного аутентичного материала в работе историка, выявить нечто иное, чем выражение интересов среды и индивидуумов, занимавшихся производством памяти в христианском мире XIII века, и средства этого производства в данную эпоху. Удастся ли в результате этого исследования добраться до Людовика Святого, или нам предстоит только понять, что те, кто располагали материальными и интеллектуальными ресурсами и имели резоны передать нам память о нем, в то же время не имели ни желания, ни возможности познакомить нас с Людовиком Святым как индивидуумом, на постижение и понимание которого мы ныне питаем законную надежду? Имеем ли мы дело с моделью короля и типом святого, сконструированными ими, или именно с тем королем, с тем святым, который существовал? Следовательно, чтобы продолжить наши исследования о Людовике Святом, в них надо кардинально усомниться. А был ли он, Людовик Святой, наших документов? И поскольку это единственное, чем мы располагаем, то существовал ли Людовик Святой?
Как бы я ни силился проявить себя историком, причем историком, использующим все те значительные достижения своей профессии, накопленные со Средневековья, чтобы попытаться понять и объяснить Людовика Святого, не скрою: этот Людовик Святой — он и «мой» Людовик Святой. Не то чтобы целью этой работы было предложить субъективный образ Людовика Святого. Не буду вдаваться здесь в проблему исторической достоверности, но полагаю, что задача историка — это нахождение истины, заставляющее работать «научные» методы, то есть доказуемые и верифицируемые. Впрочем, я не так наивен и не настолько тщеславен, чтобы полагать, что «мой» Людовик Святой — это и есть «настоящий» Людовик Святой. От начала и до конца этой книги я прилагал усилия, не утомляя читателя этой подспудной самокритикой, внушить ему необходимость учитывать мою жизненную ситуацию, мои профессиональные качества и личные особенности (ihabitus personnels) в производстве «моего Людовика Святого».
Вторая часть этой книги имеет подтекстом то принадлежащее М. Блоку определение, которое в данной работе я отношу к себе: «Историк — человек подневольный» [497] .
Итак, теперь следует ответить на целый ряд вопросов. Какие документы невольно доносят информацию о Людовике Святом? Напротив, какие документы возникли из желания передать потомкам определенную идею, определенный образ короля? Что казалось его современникам «достойным памяти» о нем, достойным быть включенным в коллективную память? Каковы главные центры производства памяти о короле, каковы были их сознательные или подсознательные интересы? В русле каких традиций формировалась память о Людовике Святом? О чем умалчивают эти документы и о чем нам хотелось бы узнать, используя то, что ныне называется анкетой о человеке первой величины, или, проще говоря, об индивидууме? В каком соотношении пропаганды и умолчания досталась нам память о Людовике Святом?
497
Bloch М. La Societe feodale. P., 1968. P. 16.