Людовик IX Святой

«Чтобы царь не умножал себе коней». Это требование превращается в диатрибу против охоты. Удивительный текст, который, начинаясь с былых осуждений охоты для епископов и клириков и с редких намеков на бесполезность или вредность охоты для королей (у Ионы Орлеанского в IX веке, у Иоанна Солсберийского, источнике Жильбера из Турне, в XII веке), становится королевской этнографией, где охота предстает королевской забавой. Впрочем, следующее за тем традиционное осуждение азартных игр (костей и прочих) скорее соответствует социальной системе ценностей, чем религиозным соображениям. Следует избегать всего, что относится к ребячеству, всего, что приближает короля к ребенку. Как бы то ни было, эта диатриба вполне противоречит практике охоты в Средние века. Короли старались превратить охоту в свою монополию; они обзавелись обширными угодьями для охоты, создав юридическо-географическое понятие «лес», они всей душой отдавались этому занятию, задуманному как королевское par excellence. Любопытно, что Людовик Святой — единственный французский король, о котором не сохранилось ни одного документа, подтверждающего, что он вообще занимался охотой. Известно, что он не любил азартные игры, порою приходя в ярость при виде игроков, и что после возвращения из Святой земли он издал на этот счет несколько законов.

«Чтобы царь не умножал себе жен». Хотя к этому нет ни малейшего намека, создается впечатление, что Жильбер из Турне подразумевает Капетингов, которые, вплоть до Филиппа Августа, вели беспорядочную семейную жизнь, сталкиваясь с Церковью по проблемам развода, внебрачных связей и кровосмешения (в смысле церковных запретов на брак между родственниками, вплоть до четвертой, если не до седьмой степени родства, и, быть может, в актуальном смысле в случае Карла Великого) [692] . Фактически, речь идет о полигамии, и Ж. Дюби доказал, что только в ХII веке Церкви удалось внедрить в жизнь свою матримониальную модель моногамного и нерасторжимого брака, восторжествовавшую над аристократической моделью полигамного брака, дававшего супругам право на развод [693] .

692

Довольно поздние по отношению к эпохе Карла Великого тексты XII — ХIII вв. (эпические, хроникальные, религиозно-моралистические) повествуют — где намеками, где прямо — о некоем страшном грехе, который совершил Карл Великий, и указывают — опять же где косвенно, где прямо, — что этим грехом был инцест Карла с его родной сестрой, называемой то Бертой (такой сестры у Карла не было), то Гислой (реальная сестра); плодом этой кровосмесительной связи был Роланд, герой «Песни о Роланде». Подробнее см.: Ярхо Б. И. Юный Роланд. Л., 1926.

693

Duby G. Le Chevalier, la Femme et le Pretre…

«Чтобы серебра и золота не умножал себе чрезмерно». Комментарий служит поводом к вступлению в «экономическую сферу», выражаясь современным языком. Денежное хозяйство и практика накопления путем денежных махинаций были одним из способов осмысления специфической сферы власти и правления — денег. В 1259 году, хотя в этом нет прямой связи, монетарные решения Людовика Святого не заставили себя ждать — чеканка серебряных гро, возобновление чеканки золотого, борьба против чеканки денег баронами.

«Когда он сядет на престол, пусть он читает Второзаконие». Жильбер из Турне подхватил и развил присловье Иоанна Солсберийского: «Король необразованный — все равно что осел коронованный». Во Франции Людовика Святого, среди христиан с университетским образованием, надо быть не только мудрым королем, но королем «культурным», — Хотелось бы надеяться, что и интеллектуалом.

«Он должен списать для себя список закона сего с книги, находящейся у священников левитов». Король должен почитать, защищать и слушать Церковь. Клятва, которую он приносит при коронации, прежде всего обращена к епископам и священникам. Логика развития такова, что королевская власть, упрочиваясь, ослабляет церковное влияние. Итак, в 1259 году во Франции пробил час начать поиск равновесия между королем и Церковью. Король — светская длань Бога и Церкви, он — гарант веры и сам — Христианнейший король, но он не допускает, чтобы Церковь указывала ему путь, особенно в светских делах. Для Жильбера из Турне в этих высоких сферах власти смертным грехом номер один остается superbia, гордость, гордыня. Даже avaritia, алчность, склонная превосходить все прочие пороки, несмотря на нравоучение о презрении к сокровищам, не так угрожает королю, как гордыня [694] . Королевская система фиска пока еще терпима.

694

Little L. K. Pride Goes before Avarice: Social Change and the Vices in Latin Christendom // American Historical Review. 1971. Vol. LXXVI.

Наконец, душой и действиями короля должно овладеть следующее:

1) он обязан идти прямым путем, не уклоняясь, ходить по путям справедливости;

2) ему надлежит стать достойным своего продолжения и долгой жизни; наследники, долговечность — вот залог стабильности для хорошего правления;

3) королю не следует ограничиваться только своим божественным избранием, которое подтверждает рту ал помазания на царство.

Не менее, чем о корнях, он должен думать о кончине, дабы обеспечить вечное спасение себе и своему народу. Монархический горизонт — рай. Настоящий король обязан быть эсхатологическим королем. И Людовик Святой будет все больше одержим этим королевским призванием.

Второе послание, входящее в это сочинение, посвящено дисциплине власть имущих и слуг (королевских придворных и чиновников). Оно тоже основано на противопоставлении: негативные дисциплинарные меры, которые государь должен применять к своим слугам, имеющим дурные наклонности, и позитивные дисциплинарные меры, направленные на тех, кто действует от имени короля. Прежде всего, короли обязаны исправлять, исполняя свой долг светской длани. Далее, государь должен служить образцом для тех, кто у него в подчинении. Жильбер из Турне заимствует здесь метафору тела, введенную Иоанном Солсберийским. Король должен быть головой по отношению к остальным членам, источником позитивных волн, растекающихся по всему телу монархии. Но ему необходима и самоуглубленность, чтобы созерцать картину общества «в зеркале своей души». Эта картина явит ему бездну зла. Вообще, Жильбер придает очень большое значение разоблачению того, что скрыто, в частности, зла. Король обязан исследовать зло, быть его инквизитором.

Среди проявлений зла, подлежащих выявлению и исправлению, на первом месте — городские пороки и злоупотребления. В эпоху, когда урбанизация переживала высочайший подъем, а города, как правило, были объектом похвал и восхищения, Жильбер, тем не менее, настроен к феномену городов пессимистически. В городе грехи страшнее, чем где бы то ни было. Генерал его ордена святой Бонавентура почти тогда же горячо утверждал то же самое, и это было доводом, что францисканцы должны внедряться туда, где предстояла самая яростная схватка со злом. Государю надлежит также реформировать законы, среди которых есть и хорошие, и плохие. Жильбер из Турне использует государей в топосе, распространенном в XIV веке, особенно в Италии: противопоставление Доброго и Дурного Правления, как это изобразил Амброджо Лоренцетти на фреске Палаццо Публико в Сиене.

В последних одиннадцати главах первой части выведены самые отвратительные действующие лица из королевского окружения, curiales, люди Curia, двора. В данном случае не следует воспринимать «двор» в сеньориальном или церемониальном смысле, который он обрел в XVI веке. Curia — это место административно-правительственного аппарата феодального короля в процессе развития идеи и органов централизованно-бюрократического государства. Давая критическое описание curiales, Жильбер из Турне порой обращается к одному из великих «морализаторских» приемов XIII века: анималистическому сравнению. Здесь, наряду с Библией, Отцами Церкви и античными авторами выступает четвертая сфера авторитетов: природа. Животные, растения, цветы и камни суть прообразы и символы человеческих добродетелей и пороков. В первую очередь лесть и лицемерие, воплощением чего служат хамелеон и сороконожки, змеи и ядовитые гады, а также леопард.

Вторая часть второго послания представляет позитивную картину поведения власть имущих и чиновников. Истоки доброй репутации (bona fama), а это весьма важный момент в Средние века, толкуются здесь в юридическом плане. Желание иметь добрую репутацию рождает в государе стремление к правосудию и порядку. Главное здесь — правосудие. Жильбер из Турне напоминает, что перед судом все должны быть равны, что перчатка судьи служит правосудию. Справедливый государь должен запретить незаконные клятвы, положить конец несправедливому отношению горожан, бюргеров, к клирикам и беззащитным (это один из ключей к политике французских королей по отношению к городам в XIII веке). Ему надлежит прежде всего надзирать и наказывать, если это необходимо, своих «префектов» и бальи (в этом смысл многочисленных ревизий, проведенных Людовиком Святым, чтобы исправить оплошности своих представителей). Наконец, государь должен сдерживать себя, избегать злоупотребления королевским правосудием в отношении бедняков, обеспечивать это правосудие, не позволяя, чтобы приговор откладывался на долгие годы.

В третьем послании трактата Жильбера из Турне, состоящем всего из семи глав, рассматривается отношение короля к подданным. Он обязан любить и защищать их. Сначала францисканец демонстрирует это на примерах, взятых из природы — рептилии, летающие твари (в основном пчелы), морские млекопитающие (дельфины, тюлени). Наконец, наседка — это образцовая мать, жертвующая собой ради своих цыплят. По отношению к подданным король должен проявлять милость (общие места об умеренности и милосердии стоят в центре этики государя XIII века), ибо от этого правосудие не умаляется, а также быть более суровым, если поступили несправедливо с другим, а не с ним самим. Проявляя милость к своему народу, король ничего не теряет. Напротив, надежный оплот короля — любовь его народа, — лучший гарант величайшей политической цели: мира.

Исторические и культурные слои, образующие фундамент и значительную часть материала трактата Жильбера из Турне, очевидны: это Библия, главным образом Ветхий Завет, очень современный и злободневный в XIII веке; традиция «Зерцал государей», обновленная Иоанном Солсберийским и сочинением «Institutio Traiani»; фольклорная культура, воспринятая культурой христианской, значительно обогащенная «Возрождением» XII века. Но идеологический фон трактата — это иерархическая теология Псевдо-Дионисия. Сочинения этого греческого богослова, датируемые концом IV — началом V века, известные в латинских переводах начиная с IX века, внедрившись в богословскую мысль в культурной и политической сферах Высокого Средневековья, продолжали оказывать огромное влияние в ХIII веке. Их читали и комментировали в Парижском университете. Его философию, в которой небесная иерархия выступала в качестве модели иерархии земной, богословско-политическая мысль приспособила к монархии. Трактат Жильбера из Турне, использовавший в качестве высших авторитетов Серафимов и Власти, — одно из ярчайших свидетельств этого.