Лжец, лжец

— Истон. Ты хоть представляешь, как поздно… — Бриджит остановилась как вкопанная.

В панике я пыталась сесть, но Истон остановил меня, почти до боли сжимая мои пальцы.

Его сердце билось так сильно, так быстро, что я чувствовала это спиной.

— Что это? — спросила Бриджит, переводя широко раскрытые глаза с Истона на меня.

Я спала в его постели, переплетя ноги с его ногами. Это невозможно объяснить. Ужас поглотил меня, лизание за раз, и мое единственное облегчение: что самое худшее, что она могла сделать?

— Я не могу в это поверить, — она встретилась взглядом с Истоном, глаза опущены, тон такой, что у меня по рукам побежали холодные мурашки. — И все же я должен был догадаться.

— Мама, — голос Истона хриплый, хриплый со сна и отчаяния. — Не надо.

Не надо?

Не надо что?

— Ева. Сию же минуту отправляйся в свою комнату и начинай собирать вещи.

Мой желудок перевернулся. Я не могла дышать.

— Ч-что?

— Только на этой неделе меня обманули мой муж, моя экономка, а теперь и мой сын.

Несмотря на ее холодное поведение, дрожь в голосе выдала ее.

— Поверь мне, когда я говорю, ты не захочешь знать, в каком я настроении. Ты услышала меня в первый раз.

Прищуренный взгляд Бриджит остановился на мне, и этот взгляд проник мне в душу. Она выворачивала меня наизнанку, показывала все грязные, поврежденные, раздробленные части, которые Истон заставлял меня не замечать. Ее непреклонный взгляд говорил сам за себя: я вижу тебя, и это все твоя вина.

Губы Истона коснулись моего уха.

— Иди, — прошептал он. — Я все исправлю.

Но его мать права. И я не думала, что он смог бы это исправить.

Я все равно кивнула и откидываю одеяло. Губы Бриджит скривились от отвращения, когда я прошла мимо нее в разрезанном топе и трусиках. Мои руки дрожали, когда я взяла свои сложенные джинсы с комода Истона. Я оглянулась на него из-под опущенных ресниц. Он попытался одарить меня ободряющей полуулыбкой, но неизвестность громко вспыхнула за виски. Он не так уж много мог сделать, и мы оба это знаем.

Я побрела к своей спальне в оцепенении, ноги отягощены кирпичами. Очертания чего-то маленького и твердого привлекло мое внимание к джинсам в моей руке, и я проверила задний карман. Мой осколок опала. Истон положил его мне в карман. Я сглотнула, мой пульс участился. Ругань Бриджит вернулась в мои уши в тот же момент, когда я подошла к своей двери.

— Ты знал условия сделки. Ты сам во всем виноват.

Голос Истона тихий, когда он говорил, и я знала, что это ради меня.

— Я знаю. Я облажался, ясно? Но Ева не виновата. Ты не можешь наказывать ее за то, чего я добился.

Я прислонила голову к закрытой двери. Глупые слезы. Глупый Истон. Он благороден даже тогда, когда лгал.

— Мам… Просто… Подумай о том, что ты делаешь. Пожалуйста, — он сделал паузу, вздох пронесся по залу, и я представила, как он провел обеими руками по грязному изголовью кровати. — Ева не знала о нашей сделке. Она понятия не имела, какими будут последствия.

Сделка? Мои брови нахмурились, и я втерла щеку ладонью. Какая сделка?

— Хорошо. Для того, чтобы вести себя в соответствии с моральными принципами, не обязательно знать последствия.

— Ты, блядь, издеваешься надо мной прямо сейчас? Моральные принципы?

Этих двух слов достаточно, чтобы он сорвался. Гнев подчеркивал каждый слог грубой, горькой ноткой, но этого недостаточно, чтобы замаскировать душевную боль.

— Моральные принципы должен включать в себя трезвость, быть родителем и не спать с кем попало, пока жената. Каковы последствия этого? Подожди, я знаю одного: незаконнорожденный ребенок, вечно под кайфом мамаша и муж, который терпеть не может находиться в собственном доме. Ты вообще знаешь, кто мой настоящий отец?

Тишина.

Она пропитала густой тяжестью мою грудь. Интересно, как долго Истону не терпелось задать этот вопрос.

— Конечно, знаю, — тон Бриджит изменился, от решительного к неуверенному, затем обратно. — Но ты… Ты пытаешься сменить тему…

— Ты привела нас сюда сама.

— Истон. Я не буду притворяться, что нам не есть что обсудить по этому поводу…

— Вау.

— Но сейчас не время. У Евы будет последний день в Каспиан Преп, чтобы попрощаться со своими друзьями, если, конечно, они у нее есть. К вечеру она будет в самолете, направляющимся в Калифорнию.

Калифорния? У меня перехватило дыхание, паника заледенели вены. Это на другом конце страны. Далеко от Истона. Далеко от Александра. У меня действительно никого не осталось бы.

Наступило оцепенение, холодное и отстраненное, но мне удалось заставить себя повернуть ручку, открывая дверь. Хотя я еще не вошла.

— Мам. Послушай, что я говорю, — грубая мольба, скрывающаяся за его требованием, просветилась сквозь него. — Ты не отправишь ее туда. Я не буду просто стоять в стороне и наблюдать.

— Ради всего святого. С ней все будет в порядке. Это Ньюпорт-Бич, а не Северная Корея.

Его дверь тихо закрылась, и я знала, что это он ее закрыл. Всегда пытался защитить меня.

Тем не менее, его приглушенное рычание просочилось сквозь барьер.

— С дядей Перри это вполне возможно. Он гребаный урод.

Они продолжали ходить взад-вперед, но ответы Бриджит уходили под воду, тонули вместе с горячими, безжалостными мольбами Истона.

Значит, дядя Перри — мерзавец.

Я хорошо знала его типаж.

Проблеск осознания скользнул по мне, пытаясь пробиться сквозь оцепенение, но я заблокировала его.

В любом случае, это не имело значения. Мне стало слишком уютно здесь, в чужом доме. Это утешение, возможно, привело его прямо ко мне.

Мне никогда не следовало забывать, кто я такая.

У меня нет дома.

И у меня нет матери, которая могла бы указывать мне, что делать.

Она могла отправить меня в аэропорт, но как только я ступила бы на тротуар, я снова была бы в бегах.