Мальчик с открытки

– В нашей родне никто не мучился от безответной любви, - заявила она категорично, - если девчонка не обращает внимания на парня, он сам виноват, значит, плохо ухаживает, нужно добиваться своего, не уступать другому. Знаешь, робкое сердце, племянничек, не завоюет сердце прекрасной дамы.

И что-то в Вадиме вдруг изменилось, словно туча сошла с его души и унесла с собой все тревоги и разочарования последних двух месяцев, комом стоявшие в его груди. Он явственно осознал, какого дурака свалял, поддавшись фактически не существующей обиде. Между ним и Тинкой не было никаких заверений в дружбе. Похоже, его эгоизм и самолюбие сыграли с ним скверную штуку. У него не хватило сил им противостоять!

А ведь всё можно изменить, стоит только идти к цели. А цель проста: быть рядом с Тинкой – разговаривать, смеяться, смотреть в её цвета морской волны глаза, тонуть в них и наслаждаться их блеском. Вадим не может от этого отказаться. Значит, надо добиваться её дружбы.

Вот почему он с утра в воскресенье явился к Масловым. Накатавшись вволю на корыте, вернулись домой, мокрые и счастливые. Мария тут же младших загнала на печь отогреваться, а Вадима заставила переодеться в сухое отцовское бельё – широкие сатиновые чёрные шаровары и цветную фланелевую рубаху, а его одежду повесила поближе к печке сушиться.

– Ты как запорожский казак, - беззлобно хихикнула Тинка, когда он, переодевшись, явился к ней на кухню. Сама она вырядилась в свой синий халатик в горошек.

– Точно! – откликнулась Ритка, высунув взлохмаченную голову из-за печной занавески. – Тебе бы ещё кушак на пояс!

Вадим, подыгрывая ей, гордо подбоченился, изображая казака, характерным бравым жестом поправил воображаемые усы. Тинкины сестрёнки и Федорик на печи залились смехом. Тинка радостно смотрела на него и улыбалась. «Как ей идёт улыбка», - мелькнуло в голове у Вадима.

– Хочешь посидеть на печи? – неожиданно спросила она у него.

– Я её раздавлю! – испугался парень.

– Печь не теремок, - прыснула Тинка, - а ты не медведь, печь отец клал, она и десятерых выдержит, а шестерых подавно!

– Залезай к нам, - откликнулась синеглазая Маруська, опасно свесившись с печки.

– Только у меня свались! – мгновенно среагировала Тинка и затолкнула непоседливую сестрёнку обратно за занавеску. – Получишь по шее.
– И уже спокойным голосом обратилась к Вадиму: - На печи приятно ноги греть, залезай, не стесняйся.

По ступенькам маленькой лестницы он забрался на печь, там оказалось тепло и удобно, девочки подвинулись, и ему места хватило. Но как ни приятно было сидеть на нагревшемся от печи одеяле, через минут десять Вадиму стало жарко, и он слез на пол. Похоже, что Тинка зря не сидела, пока он грелся; на столе появились тарелки с дымящимися щами, вынутыми из печи.

Сестрёнки и братик Тинки, привлечённые ароматным запахом, тоже сползли с печи и тут же принялись за еду. Усадили за стол и Вадима. С каким удовольствием все поглощали заправленные сметаной капустно-грибные щи, заедая их испечённым утром матерью ржаным хлебом. А потом пили чай с жёлтым тягучим мёдом – Масловы держали пчёл.

– Пойдём в кино, - предложил Вадим Тинке после еды.

– Только на детский сеанс, - уточнила Тинка, - на взрослый - мать не отпустит. Да и то, зачем тратить деньги на взрослый билет, когда можно тот же самый фильм посмотреть за 5 копеек.

– Пойдём на детский, - быстро согласился Вадим, - на пять часов мы успеваем, до сеанса ещё почти два часа. Сейчас я пойду домой и по дороге куплю билеты. Буду ждать тебя у кинотеатра.

Она увидела его сразу, как только вышла на площадь перед кинотеатром. Вадковский стоял в группе парней, но, заметив Тинку, решительно направился к ней навстречу.

– Я рад, что ты пришла. – Глаза Вадима сияли. Он взял её за руку, даже через шерстяную варежку она ощутила его тепло, и бережно повел в кинозал. От сильнейшего напряжения и волнения у Тинки закружилась голова, и она двигалась, как во сне.

Казалось, что все вокруг смотрят на неё и осуждают: вот какая нехорошая, у подружки парня уводит и у какой подружки! Тинка знала, где-то рядом Милочка и Алёнка. Они тоже собирались идти в кино, но в этот раз не зашли за Тинкой, видно, тётя Алина уже рассказала им о приходе Вадима к Масловым.

Чувствовала Тинка себя препаршиво. Надо было всё-таки сказать подружкам о приглашении Вадима или отказаться от него... Возможно, они сейчас осуждающе смотрят на неё, но почему-то она их в зале не видит, а то бы подошла и объяснила, что просто пришла в кино с Вадимом. И это ничего не значит. Не значит ли?.. Какая-то притягательная сила заставляла её поступать наперекор своим привязанностям и принципам.

После того как потух свет, Тинка немного успокоилась и расслабилась. Впрочем, скоро к ней пришло другое волнение. Рядом сидел Вадим. Всем своим существом она чувствовала его присутствие. От него пахло приятным одеколоном, а дыхание было глубоким и ощутимым, когда он к ней наклонялся.

Вот он положил свою горячую ладонь на её ладошку, которая, странно, была холодна, несмотря на то, что совсем недавно находилась в варежке. Вадим почувствовал это и крепко сжал её пальцы, согревая. Тинка благодарно улыбнулась ему, он ответил радостным блеском глаз.

На экране шла французская комедия с участием Луи де Фюнеса, но они почти не вникали в её содержание, хотя смеялись вместе со всеми, им хорошо было друг с другом.

Глава XV

В школе иного разговора не было, кроме как о неожиданно зародившейся дружбе Тинки с Вадимом. Шептались о них, обсуждали с завистью, осуждением или из простого любопытства. Их стали видеть постоянно вместе.

Он провожал её после уроков домой, а утром встречал на дороге от леспромхозовского посёлка. Она уже не ходила с подружками в школу: они её не замечали и не здоровались, даже если и сталкивались нос к носу. Тинка знала, что Милочка и Алёнка считают её предательницей, однако, вины за собой почему-то не чувствовала. Поначалу она пыталась с ними поговорить, но, натолкнувшись на их презрение, махнула рукой.

Ей было хорошо с Вадимом, о Милочке, об её интересе к нему и его увлечении ею они не говорили, без того находилось немало тем для разговоров.

Оба были словно в наваждении: никого и ничего вокруг не замечали, мир для них сузился до них двоих; когда были рядом, тогда и сияло солнце, и счастье, и радость заполняли весь свет.

Девчонки в классе разделились на две группы. Одни обвиняли Тинку: как она посмела разбить дружбу Вадковского с красавицей Ланиной, теперь Милочка ходит сама не своя, страдает и, как утверждает Аленка, даже плачет! Другие, в их число входила Быкова, уверены были, что Вад по-настоящему влюбился в Тинку ещё на уборке картошки, а за Милочкой стал ухаживать назло ей, потому что думал, что Тинке нравится Кузнецов.