Маленькая проблема

Глава 26

Анна

— До завтра, Анют! — Рома прощается со мной и спешит к своему столику.

Моя же смена закончилась, поэтому я, кивнув коллеге на прощание, стаскиваю тяжелый резиновый фартук и перчатки, параллельно разминая поясницу.

Стоять полноценную смену у мойки и намывать многочисленные кастрюли и тарелки невероятно тяжело, чего уж там. Врать не буду. Антон, мой начальник, до сих пор недоумевает на кой ляд я уперлась мыть посуду, хотя могла бы, цитирую, «с таким лицом радовать голодных посетителей». Мне же вообще не то, чтобы улыбаться, даже малейшего звука издавать не хотелось. И видеть чужие лица, соответственно, тоже. Чаще всего я втыкала наушники в уши, включала радио «Вата» и принималась за жирную гору посуды, игнорируя треп скучающих коллег. От меня довольно быстро отстали, сообразив, что я нуждаюсь как раз в уединении, а не в галдящей компании.

Работу в офисе я больше себе не искала. Ни одной вакансии не открыла. Плюс физического тяжелого труда в том, что он отлично разгружает твою голову от всякого мусора, хотя признаться, первые пару дней я была такая рассеянная, разбила штук шесть тарелок. Чудо, что меня еще не выперли. Точнее не чудо, а обыкновенный факт — за такие копейки впахивать, как раб на галерах, мало кто хочет. Вот я такая дурочка выискалась.

Переодевшись в свой пуховик, я скидываю уродливые (но удобные) кроксы и ныряю в дутые теплые ботинки. Забрав свою зарплату за неделю у Антона, прощаюсь с остальными и еду домой.

Ехать на метро недолго, всего четыре станции, но я никогда не сажусь, еду стоя. Иначе усну и уеду на конечную. Или даже в депо, что чревато штрафом. Потому что возвращаюсь домой я всегда жутко уставшая.

Зима в Москве, как бывает зачастую, неприятная — грязная и мокрая. Никакого тебе белого пушистого снега и сугробов. Везде только сырая каша, от которой быстро намокают ноги. Только эти дутики меня выручают.

Но сегодня погода неожиданно радует — на улице безветренно и тихо, а с вечернего неба падают, кружась, легкие снежинки. Особенно все кажется красивым, когда задираешь голову и смотришь на свет уличного фонаря, который подчеркивает неожиданное волшебство сегодняшнего вечера.

Жуя суховатую колбаску кимбапа, бреду домой неторопливо, мне туда не очень хочется. Очередная съемная квартира никогда не сможет стать для меня крепостью и местом, в которое хочется возвращаться. Размышляю как всегда об одном — уехать или остаться? Скорее всего, второе. Куда мне ехать? Где мне станет легче?

Нигде. Потому что от тоскливых воспоминаний никуда не деться. Куда бы ни пошла — они всегда, как верные спутники, со мной.

Когда мне хотелось поделиться произошедшим хоть с кем-то, я взяла и призналась своей подруге Светке.

— Обалдеть, ты даешь! — воскликнула она, разливая вино по бокалам. — А он, каков сукин сын! Почему ты не рассказала ему правду? Утерла бы нос этому малолетнему кобелюге. А у тебя есть его фотка? Наверняка, хорош, засранец, если даже ты не устояла перед таким молодым и страстным напором.

— Ты же знаешь почему не рассказала. Он меня в самое дно втоптал. На дверь предельно ясно указал. Дураку было ясно, что под юбку ко мне залез, чтобы унизить и пинка под зад дать. Я сама клуша, поддалась дурацким чувствам и позволила этому всему зайти так далеко.

— Думаешь, у вас ничего не могло быть?

— Ты серьезно? Двенадцать лет разницы, Свет!

Подруга фыркнула, развалившись в кресле.

— Вон Галкин с Пугачевой…

— Ой, не начинай даже! — перебила эту ерунду, поморщившись.

А еще через час, когда я слегка перебрала красного, подруга успокаивала меня, уложив мою голову к себе на колени и поглаживая. Потому что я отчаянно плакала, размазывая слезы по лицу.

— Анют, ну ты чего… Влюбилась, что ли?

Я только еще громче заревела.

Разве я хотела? Да я все делала, чтобы этого не произошло, ведь знала, что непременно будет больно. Что ничего нормального из этого не выйдет. Не для меня это все. Зачем я вообще туда устроилась? Повелась на место и хорошую зарплату. Ох, и дура. Да мне бежать оттуда надо было в тот же день, когда увидела этого подонка…

— Тшш… А знаешь, ты поплачь. Легче станет. И себя винить не надо — ты не человек разве? Откуда ты могла знать, что все так получится? Во всем надо искать плюсы — кончила же феерично. А малыш, смотрю, не промах… Ну прости, прости, лишнее ляпнула. Хочешь Толику скажу — он ему накостыляет? Я тебе не рассказывала про своего нового хахаля? Он у меня боксом занимается. Тупой, как пробка…

В тот вечер откровений подруга бормотала надо мной про своего Толика, про их несуразные свидания и прочую ерунду. Увела меня в сторону от болезненной темы. Потихоньку ее болтовня успокаивала меня. Легче не становилось. Нет. И со слезами боль не уходила. Но дышать нужно было, и только я сама могла вытащить себя из этого депрессивного болота.

Доев кимбап, бросаю обертку в ближайшую урну и прибавляю шаг. Когда я подхожу к дому, мое внимание привлекает фигура у подъезда — тучная и низкорослая, упакованная в норковую шубу до пят. С неподдельным удивлением смотрю на Лидию Семеновну, маму Коли. Сначала даже мелькает мысль, что она здесь по чистой случайности. Абсурдно думать, что она ко мне. Но когда она делает шаг вперед, я понимаю, что ошибаюсь. Лидия Семеновна пришла по мою душу.

Прищурив глаза и поджав и без того тонкие накрашенные губы, превратив их в леску, она перегораживает проход.

— Аня, добрый вечер.

— Здравствуйте, Лидия Семеновна, — растерянно произношу, еле сдерживаясь, чтобы не начать озираться — а ну как Коля сюда пришел. С подмогой.

Все оказалось гораздо хуже — поговорить со мной он отправил свою маму.

В квартире (да, я пригласила ее на чай), она пристально разглядывала скромное убранство, морщила нос на кухне, но молчала, никак не комментируя увиденное.

Ее жилье было гораздо просторнее и современнее. Лидия Семеновна работала главным бухгалтером в приличной компании, и ремонты освежала с завидной регулярностью.

Чай стынет, к сладостям она не притрагивается. Я хмуро смотрю на нее, пытаясь понять истинную причину ее присутствия здесь.

— Так что вы хотели, Лидия Семеновна? — спрашиваю, теряя остатки терпения.

— Ну и стоит этого того? — вопросом на вопрос отвечает женщина, отвернувшись от созерцания побитой плитки вокруг раковины.

— О чем вы? — не понимаю.

— Стоило рушить отношения с моим сыном, чтобы продолжать жить вот так? — обводит взглядом кухню.

— Как так? — чуть ли не скреплю зубами.

— В убогой бедности. Что ты смотришь на меня своими ясными глазенками? Для тебя это новость, что ли? Квартира не твоя, съемная. Ремонта здесь со времен государя Николая не было, мебель — дешевая и допотопная. Чай в заварочных пакетах, конфеты заскорузлые по акции. Ты этого хотела? Брак с Коленькой все бы изменил для тебя. Накопили бы на свою квартиру, я бы помогала. Да и сын у меня один, моя квартира тоже вам бы досталась после смерти.