Малыш-маг

Я только и успел отойти от домика, где был кабинет и жилая комната директора, как вожатая меня догнала.

— Твоя группа сейчас на огороде, грядки полет. Есть предложение, мальчишки не особо по огороду охочи, может, снова порисуешь? Стенд то ведь пустой.

— Ладно, пользуйся моей добротой. Что рисовать?

— Можно что-то новое, но прошлый плакат у тебя очень хорошо получился, можешь повторить?

— Я конечно не копиист, но проблем не вижу, могу, — согласился я.

Меня снова отвели в клуб, где я за пару минут, сделал новый плакат. Зарисовки с прошлого раза у меня были, плёвая работа. Кстати, если кто думает что здание клуба отдельное, то он ошибается. Актовый зал и столовая это одно и тоже, просто используются они по мере надобности. Сцена там тоже была, а вот за сценой несколько комнат, одна из них как раз и есть кабинет, где хранился инвентарь, краски и остальное. Тут я и занимался своей живописью. Так что когда Ольга пришла, снова через два часа, к ужину, судя по времени, тот был давно готов, а я сидел с привычной книгой. Несмотря на то что я создал фактически копию, Ольга снова ахнула, так как на плакате появились новые персонажи. Вышка спасателя, где сидел в одних плавках директор, с мускулатурой для него, я, наверное, перегнул, свисток с шеи Ольги переметнулся к нему. Сама Ольга в закрытом купальнике, но с грудью больше на один размер, это моя месть за тисканье, стояла по пояс в воде, помогая маленькой девочке учиться плавать. Ребят и девчат в воде прибавилось, надувных матрасов пририсовал, да и озеро чуть увеличил, а то его на всех не хватало. Вот в принципе и всё. Ах да, я продолжал с весёлой улыбкой топить Гаврюшу. Раз про него ничего не сказали, значит можно. Позади, был транспарант с названием лагеря. Всё как полагается.

Ольга долго крутила плакат в руках, бросая на меня странные взгляды, видимо уже рассмотрела, что размер я ей прибавил, после чего велев идти на ужин, выпорхнула наружу, забрав плакат. Ну а вечером, когда я вышел из столовой-клуба, то на стенде обнаружил тот, первый фото-рисунок, второй видимо директор решил взять с собой. Ну да, когда ещё такую мускулатуру доведётся продемонстрировать. На рисунке, правда, но всё же.

Конечно же, прямую фотокопию я не делал, а то пойдут вопросы, где следы кисти и всё остальное. Нет, эти следы были, краска подсыхала, маралась и пахла и ясно показывала, что рисунок был сделан недавно. Это чтобы вопросов ко мне было поменьше, но как оказалось их наоборот стало больше. Выяснилось что такие плакаты, но в сильно грубом исполнении рисовали от суток до нескольких дней, а я за пару часов справлялся с куда более сложной работой. Со мной об этом директор говорил, когда отловил после ужина, большая часть детишек разбрелись кто куда, а меня он поймал на спортплощадке, где я разглядывал турникеты. Мы прошли в его кабинет, там он и стал беседовать со мной, пытаясь выпытать, как я так быстро и на удивление качественно рисую, но я всё списывал на природный талант. Надеюсь, в своём присутствии он рисовать меня не заставит, опозорюсь.

Когда мы закончили, то вышли из домика, рядом с которым стоял «запорожец», тот самый «горбатый» который я уже вдел в этом мире. Только этот бежевого цвета был, светлого такого, а не зелёного как я видел, и тоже сверкал как новенький.

— Недавно взяли? — спросил я у директора, кивнув на машину.

— В феврале. Как ветерану без очереди дали.

Я уже знал, что сейчас не шестидесятый год, а лето шестьдесят первого, с бутылкой я немного обманулся, на год даже.

— Сколько лошадок? Прогон давали? — заглядывая в салон, спросил я.

— Двадцать три лошадиные силы. А про прогон, о чём ты?

— Дед такой же купил, только зелёный. Его водитель на служебной машине возит, «запорожец» дед мне отдал, я на нём уже год гоняю. Хорошая машина. Я на трассе сотню дал. Идёт, но управление не то, да и комфорт. В гаражах у деда мне шумоизоляцию салона сделали, лучше стало, тише.

— Подожди, какой дед? Какая машина? У тебя же родственников кроме родителей нет.

— Ну вы и тупые-е, — посмотрев на директора, покачал я головой. — Я вам сто раз говорил, что я Бор, а не Серебряков. Мой дед Герой Советского Союза, гвардии полковник, командир истребительного полка. Он сейчас в Средней Азии служит, под Алма-Атой. Там правда трасс нет, одни направления, но и гаишников раз два и обчёлся. Тем более они знают, что это за машина и меня не останавливают.

— Подожди, — потряс директор головой. — Так ты что, действительно не Андрей Серебряков?

— Я вам уже устал это говорить, но повторю. Нет, я не Серебряков.

— Как ты здесь тогда оказался?!

— Искупаться решил, а меня под ручки и к вам в лагерь.

— Чёрт! — невольно вырвалось у директора, и он стал ходить взад вперёд у бока машины, рядом с которой я стоял. Видимо ему что-то пришло в голову и он остановился рядом со мной. — Так ты говоришь уже ездил на такой машине?

— Ну не на такой. У моей движок форсирован до тридцати пяти лошадиных сил, да кабина под мой рост переделана, но да, похожая.

Тут я не врал, не про переделки, а про машину. Дед, «запорожец» холил и лелеял, и хотя у него ещё была «двадцать четвёртая» «Волга», но о «горбатом» он реально заботился. Это была первая машина, на которой я сам проехал за рулём, дед учил, когда мне было одиннадцать лет.

— Держи, прокатись, — протянул тот мне ключи.

— Легко, — сразу откликнулся я.

Я просто не мог не воспользоваться такой возможностью, чтобы сделать копию. Машинка была симпатичной и иметь её в запасе, чтобы использовать в случае нужны, было бы неплохо.

Пионеров вокруг прибавилось, они и раньше со стороны наблюдали за нашим общением, а когда я открыл незапертую дверь и сел в машину, после чего зазвучал стартер и, схватившись, заурчал мотор, так вообще собрались в большом количестве. Сидеть мне пришлось на краешке сиденья, чтобы доставать до педалей и смотреть на дорогу над приборной панелью. Правда машина стояла капотом к стене административного здания, но мне не составило труда лихо развернуться, и быстро переключая скорости, на сорока километрах в час выехать за ворота, удаляясь в поле. Отъехав километра на три, здесь меня со стороны лагеря не видно было, я остановил машину и заглушил её, с улыбкой вспомнив ошарашенное лицо директора, что остался стоять у крыльца своего домика.

Покинув машину, я достал из котомки амулет снятия слепка, и сделал его с машины. Это заняло минуту, но амулет справился. После этого я вернулся в салон, развернулся и покатил обратно, въехав во двор лагеря и подогнав машину на место стоянки.

— Движок слабенький, — пожаловался я директору, возвращая ему ключи.

Тот стоял и ожидал меня с невозмутимым лицом, но судя по ауре у него явно бушевали внутри немалые эмоции, но с моим появлением преобладать начала одна, облегчение с вкраплением лёгкой радости. Ну да, и я вернулся и машина целая.

— Всем пионервожатым, немедленно ко мне в кабинет! — громко приказал директор и направился в свой домик, куда потянулись вожатые, так как весь лагерь был здесь.

— Ну ты даёшь, — похлопал меня по плечу паренёк лет двенадцати на вид. — Где ты так лихо гонять научился?

Он первым успел подскочить, пока меня не окружила толпа детей.

— В степях Казахстана много гонять приходилось, а так у меня своя машина, дед подарил в прошлом году. Он у меня гвардии полковник, командир полка, на реактивных истребителях летает. Герой Советского Союза, девятнадцать сбитых во время войны.

— Ух ты, — протянул кто-то из слушателей. Да и другие возгласы были, и удивлённые и восхищенные и завистливые.

— Расскажешь? — спросил тот же пацан.

— А что там рассказывать? Как у меня ремень генератора порвало и я свой кожаный ремень пустил чтобы до ближайшего села доехать, или как колесо пробил и мучился меняя? Да не-е, нет там ничего интересного. Вот завтра я на своей машине сюда приеду, она у меня недалеко здесь стоит, тогда узнаете, как должна выглядеть и ездить доведённая до ума машина.

Отделаться от детей было сложно, но я сделал это и направился на кухню. С поварами дружить нужно, а с лагерными тем более. Когда я вошёл в хорошо освещённое здание кухни, там повар и её помощники как раз кастрюли заканчивали мыть, то услышал:

— А, возмутитель спокойствия пришёл. Что хочешь?

Посмотрев на дородную тётку-повара, что стояла в середине прохода и, вытирая тряпкой руки, с интересом смотрела на меня, я сам спросил у неё:

— Когда у вас кухня открывается?

— В пять утра, а что?