Мамин сибиряк
Шрифт:
– Ой! – снова испугалась Любовь. – Я вас вроде бы не приглашала!
– Так пригласи, – предложил я, озираясь по сторонам. Квартирка Любаши была крохотной, но уютной. Здесь все было каким-то компактным, аккуратным, и пахло тут хорошо. Чем-то теплым. Домашним. Я вспомнил свою берлогу, где от домашнего были разве что следы пиццы на столе и срач в Степкиной комнате. – Не знал, что у меня есть соседи.
– Вам не кажется, что ночь – не лучшее время для знакомства с ними?
– А ты всегда такая правильная? – поддел я девицу. Ну, ведь умора – то про законы она мне втирает, то о правилах этикета.
– Да никакая я не правильная! Скажете тоже, – возмутилась малышка. – Просто устала как собака.
– На работе, я помню, – кивнул я, вроде и понимая, что сейчас правильнее бы свалить, но в то же время почему-то совершенно не желая прерывать эту встречу. – И где так устают?
– В ветеринарке. Я ветеринарный врач.
– Серьезно?
– Ага.
– То есть если я заболею…
– Если вы заболеете – вам к человеческому терапевту, – усмехнулась она. – У меня пациенты в основном усатые и хвостатые.
– Так, может, я в душе лев?
Серьезно, Олег? Лев? Ррр… Наверное, это даже смешно, но имея в своем послужном списке бесчисленное количество случайных баб, я ни черта не смыслил в том, как понравиться женщине. Просто потому что мне обычно не приходилось прикладывать к этому никаких усилий. А тут какой-то клинический случай – Любаша делала все, чтобы поскорее от меня избавиться.
– Тогда вам в Красную книгу.
– Люба, ты меня выпроваживаешь?
– Честно? Да.
– Ранит, конечно, но ничего. Как-нибудь справлюсь, – со вздохом признался я. – Ладно. Спать, так спать. Если не возражаешь, я выйду через дверь.
Проходя мимо в такой тесноте, я не удержался. Наклонился к ее ушку. Втянул тонкий аромат шампуня и кондиционера для белья.
– Спокойно ночи, соседка. Надеюсь, в следующий раз, если тебе приспичит со мной увидеться, в окно ты лезть не станешь.
– Да вы же сами меня притащили!
– Я?
– Ну… Ваши приятели!
– За них я не в ответе, но все равно извини. Действительно, вышло так себе.
– Принято, – потупилась Любаша, трогательно порозовев. Черт, а ведь у нее и глаза красивые, и губы. Пухлые, как сейчас модно, но наверняка свои. В сумерках этого было не разобрать, а тут…
– Люба, а ты любишь пиццу? – спросил я, перемахнув за порог.
– Нет. Пицца вредит моей фигуре, – свела бровки та и бахнула дверью, едва не оттяпав мне нос. Это что было? Она отказалась от свидания? Со мной? Да нет. Скорее, не поняла намека. Что, в общем-то, немудрено, после двух суток на работе. Пообещав себе популярно ей все объяснить, я вернулся домой, как раз когда мужики стали расходиться.
Глава 3
– Любовь Дмитриевна, зайдите! – загромыхал Зверев на всю ветеринарку.
– Ну, вот и началось, – перекрестилась Зиночка. Я же, со вздохом простившись с надеждой на спокойное утро, вскочила со стула, на котором сидела, заполняя карточки, и, понуро повесив голову, пошаркала прямиком к кабинету шефа.
– Драсти, Федор Николаич, – промямлила я, топчась в дверях. Зверев злобно на меня зыркнул. Я в очередной раз подивилась его сходству с носорогом, особенно бросающееся в глаза, когда
он смотрел вот так – из-под нависших бровей, которые вполне могли защитить его зенки и от песчаной бури.– Доберман – твой пациент? – бросил шеф, не соизволив поздороваться.
– Мой, – покаянно качнула головой я.
– И? Когда будет оплачен счет на его лечение?
– Ну-у-у… Очевидно, когда хозяева придут навестить Лорда.
– Три дня уже никто не приходил, Любава, – сощурился Зверев.
– Ага.
– Танюха сказала, что звонила хозяину. Тот послал ее к черту. Ты случайно не в курсе, что на него нашло?
– Ну-у-у…
– Да что ты нукаешь?! Ну!
– Там хозяева поругались. Может, им сейчас не до песика.
– А нам что прикажешь с ним делать?! А с оплатой? Сколько раз вам повторять, что мы не благотворительная организация? – распалялся Зверев. Я делала вид, что мне страшно. Без этого было никак. И нам. И ему. Потому что, будучи крайне эмпатичным человеком, Федор Николаевич и впрямь рисковал пойти по миру, если бы привечал всех брошенных и захворавших. Тут же ему явно удалось провести границу между эмпатией и здравым смыслом.
– Давайте чуток подождем, а? Они же одумаются!
– Люба-а-а-а! – схватился за лысую голову Зверев. – У нас стационар переполнен.
– Ну, мы же раньше как-то выкручивались, – заныла я.
– А что это за кот, кстати, в карантине?
– Ну-у-у…
– Любовь Дмитриевна! – рявкнул в ответ на мое невнятное блеяние Федя.
– Пациент. Послушайте, была тут одна парочка – умереть не встать…
Возмущенно всплеснув руками, падаю на стул и принимаюсь рассказывать о кошатниках-вегетарианцах, которые морили усатого голодом из этических соображений. Обычно в таких случаях шеф проникался, тяжело вздыхал, говорил что-то вроде: «вот же уроды» и закрывал глаза на очередное нарушение. Но сегодня на это не стоило и рассчитывать. Видать, в пожарке, где Зверев проторчал несколько дней, улаживая результаты последней проверки, ему здорово потрепали нервы. Иного объяснения, почему тот совсем не проникся Геракловой бедой, у меня не было.
– Я правильно понимаю, что кота нам придется пристраивать?
– Ну-у-у… Да. Но ведь счет я оплатила!
– Пипец, – заключает Федор Николаич, пряча мясистое лицо в нескладных ладонях. Я всегда удивлялась тому, насколько ловкими могут быть эти большие руки, когда Зверев обращается с нашими четырёхлапыми пациентами.
– Короче, Любава. Вот что. Если до конца недели доберман и… этот… как ты его назвала?
– Кота? Геракл.
– Если они до конца недели не найдут ни владельцев, ни чудесным образом не закроют свои счета сами… я…
– За кота уже все оплачено!
– Но не за его пребывание здесь! У нас что тут, блин, санаторий?!
– Ладно. Я все поняла.
– Тогда иди с моих глаз долой.
– Исчезаю! – радостно подпрыгнула я. – Один вопросик только… Аванса сегодня ждать?
– Последнее на Геракла спустила? – понимающе хмыкнул Зверев.
– Что-о-о?! – негодующе протянула я. – Да нет же. Скажете тоже. Больше мне делать нечего!
В ответ на мое негодование Федя только насмешливо вздернул бровь. Ну, да. Актерских талантов за мной отродясь не водилось.