Мамочки мои… или Больничный Декамерон

И вдруг сильным ловким движением он схватил Наташу за плечи и мягко привлек к себе на грудь!

– Поцелуйте меня, Наталья Сергеевна… А то ведь… Не ровен час…

И Наташа, приглядевшись к Сашиным глазам, поцеловала его – быстро, легко, и хотела уже вырваться… Куда ей против десантника, хоть и потерявшего больше нормы донорской крови…

– Ну, все, пусти. У нас там праздник… Пойду, – Наташа сделала движение уйти. – Давай, приходи. Хватит валяться…

Саша отпустил ее, но остался лежать, глядя ей прямо в глаза, начав шепотом читать стихи:

Хрустальный ангел, золотые глаза,Твой детский голос – как поцелуй в тишине.Я тебя видел, но никому не сказал:Мне показалось, ты померещилась мне.В багет старинный оправлю ангельский лик,Янтарным лаком покрою простенький холст,И станет вечным случайно пойманный миг,А между нами возникнет призрачный мост.Твой зонтик пестрый и сигарету в рукеС картины этой без сожаленья сотру.Когда затихнут твои шаги вдалеке,Я буду думать, что ты стоишь на ветру.И точно знаешь: сейчас подует норд-ост,Холодный ветер, ему с тобой по пути.Пусть не до дома, а лишь до северных звезд!..Расправишь крылья и – остановишь такси…

Наташа опустила глаза:

– Это ты – мне?

Саша приподнялся на локте, пятерней расчесался:

– Про тебя. Я тебя столько раз до дома провожал… Хоть бы раз заметила.

Наташа внимательно посмотрела на молодого человека. И без всяких поползновений с его стороны наклонилась и поцеловала его так, как он и не мечтал, – по-настоящему. Одним поцелуем ограничиться не получилось, но и слишком задерживаться возле «больного» было опасно. Наташа и так чувствовала, что заразилась…

– Значит, дорогу ты знаешь. Ладно, проводи сегодня… – сказала она вероломному поэту.

И вышла из палаты.

* * *

Телефон Милы зазвонил в тишине: вся беременная троица после рассказа Валентины долго молчала. Каждая мамочка думала о своем. Мила нажала на прием и услышала самый родной голос…

– Слава! Ты где? Да, сейчас спущусь… – она спустила ноги с кровати, сказала соседкам по палате:

– Муж пришел, пойду, повидаюсь…

Доктор Бобровский выходил из одной палаты, сопровождаемый аплодисментами…

…и направлялся к следующей…

А следующая была седьмая, и из нее как раз выходила Мила!

– Мила! Это – ты?!.

По его ошарашенному лицу было заметно: у него просто нет слов!

– Я, Володя, – развела руками Мила.

Бобровский, похоже, окончательно забыл, зачем пришел:

– Мила, и ты… – он протянул перст, указующий в сторону маленького, но вполне беременного животика Милы.

Все это было очень смешно, и Мила не могла не пригласить его посмеяться с ней вместе:

– Владимир Николаевич, я чувствую себя в серьезной опасности. Вы же тут отделением заведуете, а знаете только два слова – «Мила» и «Ты»… Ну, и как будем строить наши дальнейшие отношения? Дайте-ка пройти…

И засмеявшись, как девчонка, Мила пошла к выходу, ускоряя шаг.

И ушла! Бобровский понял, наконец, комизм ситуации и торопливо обратился к соседкам Милы с поздравительным спичем:

– Девушки! С праздником вас наступающим, с первым праздником весны и любви! Поздравляю и желаю всего… Всего… И всякого! Я еще потом зайду…

И врач устремился за Милой…

Валя с интересом прослушала поздравление, но от комментария не отказалась:

– Это он всегда такой странный или только по праздникам?

Настя, тоже не придя в восторг от скомканного поздравления, улыбнулась:

– Ой, нет, он такой замечательный… Это же Владимир Николаевич Бобровский, завотделением.

Валентина, судя по всему, авторитеты назначала себе всегда сама, поэтому прореагировала сдержанно:

– А… Понятно…

* * *

А недооцененный по достоинству доктор Бобровский, игнорируя фактор солидности, со всех ног догонял неторопливо шествовавшую на встречу с мужем Милу. Поймал ее на самом выходе:

– Мила! Мила!..

Она остановилась и ждала его с улыбкой. Бобровский – к чести его – быстро восстановил дыхание:

– Я… У меня действительно нет слов: вот только – Мила и ты… Ты и Мила. Как… Как все это получилось?

Мила сложила руки на животе, прищурилась лукаво:

– Володя, меня уже спрашивали некоторые мамочки, не ЭКО ли это. И знаешь, что я им ответила? Как в анекдоте: «А чем старый-то способ плох?»

Если честно, Мила не ожидала, что в ответ на «бородатый» анекдот Бобровский нахмурится:

– Слушай, а я не люблю этот анекдот. У меня моментом чувство юмора пропадает, когда я думаю о тех, кому… не дано.

Мила, приподняв подбородок («Как в юности…» – мелькнуло у Бобровского), ответила со спокойной гордостью:

– Не обижайся, Бобровский. Мне кажется, я заслужила право пошутить. Даже неудачно. Знаешь, смеясь, мы прощаемся со своим прошлым.

Бобровский усмехнулся, глядя в пол:

– Человечество прощается… Это Карл Маркс писал… И то – про античную литературу.

– Да бог с ним, с Карлом Марксом, – сказала Мила, став прежней. – Я простилась со своим прошлым, Володя.

Бобровский помассировал виски, как от головной боли. Ее прошлым был он сам. И спросил:

– Какие у тебя проблемы? Хотя… Я сам посмотрю, в истории болезни.

– Посмотри, – разрешила Мила. – Ну, я пойду, муж ждет.

Вышла и закрыла за собой дверь, оставив Бобровского стоять в коридоре…

* * *

В палату Милы вошел Бобровский и поставил на общий столик большой букет мимозы. Подмигнул дамам и уже почти вышел… Потом, спохватившись, спросил:

– Как самочувствие, мамочки?

Валентина озорно подмигнула красивому врачу:

– Приподнятое!

– Я еще зайду, попозже… – и закрыл дверь.

Валентина весело крикнула вслед:

– С нетерпением ждем!..

* * *

Мила и ее муж, офицер-военмор, стояли у окна. Муж принес Миле букет мимоз, еще что-то вкусное в пакете… Мила цветы взяла, а пакетик вернула:

– Слава, у меня же все есть. А вот чем вы там питаетесь, я стараюсь не думать.

Муж Слава крякнул: