Мамочки мои… или Больничный Декамерон
Шрифт:
Что было сказать Вале? Разве что:
– Ну, не знаю…
Мужчина покачал головой:
– Вот и я не знаю… Но кое-что все-таки знаю. И кое в чем был уверен. Хочешь, признаюсь? – Валя напряглась, но тут же и расслабилась, потому что ее собеседник вдруг переключился, как ей показалось, на другую тему. – Так вот, во-вторых. И это тоже касается наследственности. У меня дед охотник, так вот он всегда говорил: веди долго, целься быстро, стреляй метко, чтобы с первого раза в цель. Я уж думал, что промахнулся, ан нет – попал.
– Ну, раз ты еще тогда все решил, чего тогда ждал…
А он, видно, тоже не любил ходить вокруг и около:
– Я и сейчас жду.
– Чего?… – почему-то шепотом спросила Валя.
– Твоего согласия… – прямо в ухо прошептал ее умный и меткий мужчина.
…Дверь в пустую прихожую открылась… В освещенном проеме возникли два силуэта, Вера и Сергей. Сергей, не заходя, протянул руку и зажег свет. Вера увидела зеркало, а зеркало отразило ее! Она вошла осторожно-осторожно… Сергей опустился перед ней на одно колено и снял сапог – один, потом второй… Обнял ее колени…
Она поиграла его волосами и спросила:
– Сереж, когда переедем?
Сергей вместо ответа посадил ее к себе на колени и ласково, как ребенку, объяснил:
– Обои – только в… детской. Из мебели – только зеркало… А я хочу все новое.
Вера поняла, покачала головой:
– Только жену оставь старую…
Ну, это был явный перебор и вызов. И Сергей его, конечно, принял:
– У меня самая молодая, самая красивая жена в мире! Сама посмотри, какая красавица!
И он показал на ее отражение в зеркале. И зеркало подтвердило его правоту…
Глава девятая
Единственный мужчина
…Ралли «Париж-Дакар» (или «Шалишь!..»-«Догнал!..», как однажды назвала Вера ежедневный дружеский заезд «Стрельцов-Бобровский») сегодня по объективным причинам не состоялось. Еще на трассе Сергей уступил место «скорой» с логотипом Большого Роддома на борту и в зеркало заднего вида углядел Бобровского, «крадущегося» сзади. Потому сначала во двор въехала эта самая «скорая» с мигалкой, из которой вынесли кого-то на носилках, прямо в приемный покой, следом – Стрельцовы, замыкающим – Бобровский.
Из окна своей машины Вера Михайловна увидела эвакуацию пациентки и сказала Сергею:
– О, это наш контингент: к нам привезли мамочку.
Сергей, зная природную тревожность жены, спросил:
– Откуда ты знаешь? Может, в родильное.
– Нет, животика совсем не видно. Рожать ей рано… – возразила Вера. Она действительно была эмоциональнее, чем это нужно для ее профессии. Но Сергей не знал, что, когда мамочку привозили в ее отделение, вообще – в Большой Роддом, в душе Веры устанавливалась относительная гармония: все хорошо, потому что мать и дитя уже под медицинским контролем.
Из автомобиля, проводив уносимую мамочку похожим на Верин пристальным взглядом, вышел Бобровский. Сергей с плохо скрываемой ревностью проворчал:
– А вот и ваш единственный мужчина. Иди уже, не опаздывай.
Вера, немного уставшая от вечных придирок Сережи к Бобровскому, всегда виноватому в том, что он такой умный, так всем нравится, добрый и т. д., сказала
спокойно:– Для меня ты – единственный, – и поцеловала мужа. – А в отделении, к слову, мужчин уже двое, еще Сашу Сосновского распределили к нам.
Для Сергея то, что она не бросилась грудью защищать своего профессионального кумира, уже было приятно. Наличие в отделении неизвестного ему молодого человека дела не меняло. Поэтому Стрельцов сказал весело:
– Хорошее начало дня! Контрольный поцелуй попрошу!
Вера покосилась на «скорую»:
– А я вот не уверена, что хорошее… Побегу, узнаю… – еще раз поцеловала мужа и ушла.
Подошел Бобровский, молча пожал руку Сергею. Кивнул на Веру, удаляющуюся в сторону корпуса:
– Чего не дождалась?
– Волнуется: кого-то по «скорой» привезли. Без животика.
– Совсем? Совсем без животика к нам не возят. Пойду, посмотрю…
Спустя некоторое время к дверям приемного покоя подъехало такси, откуда выскочила растрепанная молодая женщина и устремилась ко входу. Худенькая, стройная, в сером джемпере и джинсах, со стороны она выглядела очень молодо, хотя паспортный возраст ее, тридцать шесть лет, ей можно было дать не всегда. Сегодня было можно, особенно когда она заглянула в приемное отделение. Стараясь успокоить дыхание, женщина спросила:
– Извините… Даша Романова… 18 лет… Это моя дочь… «Скорая» забрала… Около часа назад… Она…
Врач приемного отделения кивнула, вспомнив пациентку Романову:
– В отделении патологии…
Женщина явно «затормозила», поморгав глазами:
– Патологии – чего?
Врач позволила себе едва заметную иронию:
– Беременности, что характерно.
Женщина как-то безнадежно кивнула:
– А… Ну, да… Конечно… Беременности… А поподробнее можно?
До врача, наконец, дошло, что для матери беременность дочери – неожиданная новость. Стараясь держать нейтральный тон, она сказала:
– А вы зайдите… Присядьте.
Женщина послушно села перед врачом, та быстро нашла нужные записи:
– Срок у девушки малый. Диагноз не очень благоприятный: истончение плодных оболочек. Строгий постельный режим. В общем, если ваша дочь хочет сохранить беременность, ей придется вести горизонтальный образ жизни в течение примерно… Ну, месяц-два, это как минимум.
Мама Даши Романовой кивнула. Врачу показалось, что женщина все же не до конца поняла, что с ее дочерью, поэтому она объяснила ей так, чтобы не было слышно сидящим на диване беременным:
– Это и физиологически, и психологически – очень сложный режим.
Но мама Даши снова кивнула так, будто встречающийся с периодичностью один на тысячу диагноз ей не в новинку:
– Да, спасибо. Я все знаю… Проходили, знаете ли… Меня к ней пустят?
Врач посмотрела на женщину с сочувствием:
– Конечно. У вас будет свободный график посещений.
Вера Михайловна развернула на столе длинную, как гармонь, распечатку КТГ, просмотрела, потом вклеила ее в историю болезни и сделала отметки. В дверь постучали. Свои не стучали никогда, значит – пациентка или…