Мамочки мои… или Больничный Декамерон

На «деда» ее бравый папа никак не катил, это было совершенно очевидно, но Катя прогнала и тень сомнения со своего хорошенького личика. Вспомнила Нинку и ее просто передернуло:

– А эта – сразу рожать! Да она его и не спрашивала, я уверена!..

Голос подала другая мамочка, невольно слушающая уже которую серию Катиных рассказов:

– А что она, мачеха твоя, совсем, что ли, змея? Охотница, да? Или – хищница?

Катя на мгновение замолкла. Крепко задумалась. Потом сказала без особого запала:

– Нет, не охотница. Так – ни рыба, ни мясо. Но своего не упустит.

Собеседница, та, что лежала подальше, примирительно спросила:

– А если оно и правда – свое?

* * *

Дом у Елистратовых был не очень большой. Два этажа без пафоса и показухи. Рядом один столичный адвокат выстроил домину – это да! Гости однажды приехали к Елистратовым и спрашивают, указывая пальцем на адвокатовы хоромы: «Это у вас что тут – кинотеатр?»

…Нина впервые приехала в гости к Елистратовым на день рождения Кати. Нарядный холл небольшого, но уютного дома понравился Нине. Понравилась и дочь Алексея Катя – красивая, очень изящная, с умными глазами молодая девушка. Катя была уже замужем, муж стоял рядом.

Нина явилась в гости с цветами. Сама выбирала цветы для букета, руководила составлением. Хотелось, чтобы Лешиной дочке понравился ее подарок – духи «Ангел». Увидев Катю, она с готовностью улыбнулась ей, но та не спешила ответить улыбкой.

Леша попытался разрулить ситуацию:

– Ну, вот и мы. Сегодня у нас двойной праздник, дети. Мы с Ниной сегодня поженились. Будем теперь жить все вместе.

Катя изменилась в лице, а Артем повеселел:

– Добро пожаловать! В тесноте, да не в обиде!

Реплика мужа не понравилась Кате, и она покосилась на него:

– Ты чего? Какая у нас теснота?… Два этажа!.. Это у тебя в общаге была теснота.

Артем не сдавался:

– Тем более: значит, места на всех хватит!..

– Ну, спасибо за теплый прием… – обратилась Нина к Артему, потому что это хотя бы было правдой.

Однако поджатые губы Кати никак не подтверждали слова Нины…

* * *

В ординаторской Вера выясняла производственные отношения с Бобровским. Со стороны казалось, что они просто задушевно беседуют:

– Владимир Николаевич, вы ее ко мне в палату положили, и я ничего против не имею. Но вы понимаете, что она никого, кроме вас, к себе не подпускает? Это просто безобразие.

– Вера Михайловна, давайте все вместе потерпим, – успокоил Веру касанием руки Бобровский. Девчонка разбалованная до ужаса, но ты же видишь: у нее появилась тахикардия, головные боли, тремор рук… А это не капризы, это симптомы.

Вера развела руками:

– Да, объективно: анализы показали увеличение эстрогенов и прогестерона в крови. При таких показателях неизбежны эмоциональные нарушения. Да я ведь не считаю ее симулянткой. Но ты сильно рискуешь: станешь для нее Богом – наплачешься.

Владимир Николаевич обнял Веру за плечи, как фронтовую подругу:

– Ну и ладно, не впервой, зато спасем девочке беременность. Ты же меня не бросишь?

Верочка посмотрела исподлобья, вздохнула:

– Своих не бросаем… На том и стоим.

* * *

У Кати зазвонил телефон. Она нажала прием и разулыбалась вовсю, став похожей на себя маленькую:

– Да, папа. Да, все хорошо, – и тут же поджала губы: – А что, ты своей жене не доверяешь? Все хорошо у нее, если она так сказала. Откуда я знаю? Я ее не видела. Соскучиться еще не успела… Ах, она скайп взяла… Ах, у нее синяки… Папа, да я не шучу. Не видела я ее. Мы же в разных палатах.

Катя послушала голос отца в трубке, потом нехотя заговорила снова:

– Схожу, ладно. Ладно, позвоню. А как мои дела, тебя не интересует? Нормально у меня все! Было до этих пор! Да!

Отключилась и села, свернув руки кренделем, насупив свое злое красивое личико. Не бросилась бежать к Нине…

А Галя, наслушавшись позитивных мелодий на плеере Бобровского, почувствовала, что соскучилась по своему самому доброму, самому милому, самому красивому доктору в мире… И в очередной раз нашла повод обратить на себя его внимание:

– Девочки, позовите, пожалуйста, доктора, что-то мне плохо.

Лежащая дальше всех от Кати мамочка поспешно вышла из палаты.

Катина соседка обратилась к ней осторожно:

– Галя, может сока?

Села к ней на краешек кровати, протянула стакан с соком. Галя взяла стакан и в газах у нее мгновенно появились слезы…

* * *

В палату, где лежала Нина, без приветствий вошла Катя, хмурая и злая. Нашла глазами Нину. Без всяких предисловий спросила:

– Как ты? Что врач сказал?

Нина улыбнулась ей почти невольно – все-таки не чужая. Похлопала ладонью по кровати рядом с собой:

– А ты иди сюда, посиди.

Катя даже не шелохнулась:

– Я и отсюда услышу.

Нина спросила:

– Тебя папа послал?

Катя подняла глаза к потолку: что за вопрос? Нет, я по велению сердца, наверное, пришла! Но вслух сказала:

– Ну конечно!.. Волнуется!.. По скайпу ему показалось, что у тебя глаза припухли. Я сказала, что у тебя и в мирное время глаза такие. Много спишь.

Но закаленная в перепалках с падчерицей Нина проигнорировала этот мелкий выпад, ничего, кстати, общего с реальностью не имеющий. И просто сказала:

– Показалось. Ну, я ему сейчас позвоню.

– Звони! Совет да любовь! – вместо прощания зачем-то пожелала Катя и ушла.

Нина даже засмеялась…

Вообще, здесь, в роддоме, все как-то уравновесилось в семейной жизни Елистратовых. У Кати не было простора для ее устного «творчества», Нина была рядом, но практически недосягаема для ее уколов… Тут были другие уколы! И другие просторы для самовыражения: УЗИ, КТГ, анализы мочи и крови… Необходимость каждый день слушать сердечко ребенка радовала Нину: она так мечтала о встрече с сыном… А вот Катины придирки остались в прошлом: так тут, в тиши палат, казалось Нине. Знала бы она, что буквально через стенку каждый день Катя делает информационные сообщения о ее скромной персоне. И слушательницы с интересом разглядывают вероломную героиню Катиных рассказов в столовой и на пеших прогулках по коридору…