Мамочки мои… или Больничный Декамерон

Подчиненные с олимпийским спокойствием пропустили мимо ушей дисциплинарный заход начальства. Вера Михайловна, выкладывая мобильник из сумочки на стол, сказала:

– Прямо завидую тебе. Настроение бодрое, чемоданное… Сразу в отпуск хочется, на тебя глядя.

– А, не завидуйте! Во-первых, я не в отпуск. Но настроение, конечно, чемоданное, сам я тоже бодрый, вот только… Есть у меня кое-какая проблема.

Наташа быстро изменила кислое выражение лица на сочувствующее и, с тайной надеждой, что это по-настоящему серьезная проблема, спросила:

– Серьезное что-то?

– Для меня – да. У тебя вот, Наташа, как с языком?

Наташа, оглянувшись на зеркало, кокетливо высунула язычок:

– Нормально. Налета нет.

Бобровский, иронически подняв бровь, уточнил:

– Шпрехен зи дойч, я спрашиваю?

Наташа, слегка откашлявшись, ответила специальным голосом, похожим на голос из звукового приложения к учебнику:

– Йес, ай ду, в смысле – спик инглиш. Со словарем.

Бобровский печально покачал красивой головой:

– Вот и я – со словарем. Или – словарь со мной? Короче, давно это было, когда я по-немецки хоть что-то связное мог сказать. Хотя бы: «извините, я учил». Да…

Владимир Николаевич сделал задумчивый круг по ординаторской: подошел к окну, пощупал зачем-то лист герани, отчего в воздухе разлился ее тревожный резкий запах, потом продвинулся к стеллажу с историями болезни, последним пунктом стало зеркало. Бобровский пятерней поправил прическу, и только затем его внимание вновь было обращено к сотрудницам:

– У меня, собственно, и в личном деле указано – «со словарем». Я так думаю, что когда мою кандидатуру утверждали, никто особо и не заморачивался на этом. За что, конечно, большое всем спасибо. Но нужно срочно что-то делать с языком. А то толку от моей стажировки будет с гулькин нос.

Вера Михайловна, как ни крепилась, больше молчать не могла и начала подтрунивать:

– Подумать только! У Владимира Николаевича Бобровского возникла проблема с его острым язычком!.. Латынью – владеет! Русский разговорный – в совершенстве, хоть преподавать иди! А вот язык Гете и Шиллера – только со словарем. Ну и что, как будете наверстывать упущенное, герр Бобровский?

Гордо расправив плечи, чем вызвал у молчаливой, как никогда, Наташи острый приступ влюбленности, Бобровский парировал:

– Натюрлих, наверстаем, – общими силами. Цузамен, так сказать. Я, Верочка, верю в коллективный разум!

* * *

Спустя двадцать минут и две консультации Бобровский двигался по направлению к своему кабинету. Навстречу шла Прокофьевна со своей обычной машинерией – ведро, швабра, объемная тряпка…

Приветливо кивнув Бобровскому, старушка выразительно произнесла:

– Хенде хох, Владимир Николаевич!

Бобровский живо сгруппировался и ответил в тон:

– Рот фронт, Елена Прокофьевна! Гитлер капут!

Отойдя два шага, он поравнялся с сестринским постом и произнес вполголоса, усмехнувшись:

– Вот за что люблю свой коллектив: все про всех все всегда знают!

Повертев головой в поисках оставившей свой пост Тани, он застыл с выражением крайнего изумления на лице. Потому что к своему рабочему месту в темпе приближалась Таня. Но в каком виде: волосы всклокочены, рукав халата оторван, в глазах полная отрешенность. Она увидела, что завотделением явился явно по ее душу, и даже попыталась привести в порядок прическу. Но было заметно, что она находится под каким-то сильным впечатлением и мысли ее далеко. Она подошла к столу, достала из верхнего ящика стола расческу, двумя движениями расчесалась, одновременно скороговоркой произнеся:

– Владимир Николаевич, я вас слушаю.

– Танечка, а позвольте узнать, вы откуда, голубушка, такая… фантастиш фройляйн? – спросил Бобровский, пытаясь приладить ее оторванный рукав на место.

– Из родильного, – ответила Таня и, почтя за лучшее снять порванный халат совсем, расстегнула пуговицы, – разрешите, я переоденусь.

Бобровский кивнул:

– Разумеется. А что у них сегодня, блицкриг?

Таня посмотрела на Бобровского, недоумевая, что это он такое спросил.

– Там сегодня аврал, – пояснила она. – Сестер не хватает, меня попросили помочь довезти на каталке роженицу до родзала.

Бобровский глубокомысленно покачал головой:

– Ну, тогда это все объясняет. Татьяна, ты себя в зеркале видела? Вы что, в аварию с роженицей попали? С другой каталкой столкнулись?

Таня улыбнулась:

– Да у нее схватки усилились. Я ей говорю: держитесь за мою руку – вам легче будет. Она как вцепится, как давай меня трепать. Я везу, а она зубы стиснула и рукав рвет. Так и бежали в родзал, пока она мне рукав не оторвала… Приехали, врачи попробовали пальцы разжать – без толку. А она уже в родах, бедная девочка…

– Господи, как интересно люди живут! С огоньком! А у нас в патологии такая скукотища… Ну, ладно, иди, приведи себя в порядок. Тебя ждет девятая палата: консультацию я закончил, теперь время процедур.

Но тут в Тане сказалось пережитое нервное перенапряжение. Голос задрожал, но она спросила:

– Владимир Николаевич, я вот думаю: ну что, ничего нельзя сделать, чтобы женщинам так не мучиться?

Бобровский глянул на нее с интересом:

– Ну почему же, можно – предохраняться. Ты только нашим-то ничего не рассказывай, как ты сегодня пострадала и почему. А то рожать передумают и разойдутся по домам, останемся мы здесь совсем одни.

Таня отмахнулась:

– Скажете тоже, Владимир Николаевич.

Возникшая из своего «кабинета» Прокофьевна едва не выронила тряпку при виде Тани:

– Татьяна, ты откуда такая… модная?

«Модница» сняла халатик и протянула старушке:

– Из родильного. Прокофьевна, принесите мне, пожалуйста, новый халат, а то меня мамочки уже ждут в процедурном.

Прокофьевна приняла халатик и засеменила по коридору, ворча:

– Всежки, рожать как-то вежливее надо, что ли… А то – хрясь! Будьте любезны! Так если все рожать повадятся, так в родильном халатов не напасешься.

* * *

Пока Рита натощак досдавала нужные анализы, прошло время, а пакеты с вещичками остались не разобранными. Теперь Рита стояла возле тумбочки между кроватями и спрашивала у Лизы, уютно, как кошка, расположившейся на своей кровати:

– Так, вот эта тумбочка – моя, да?

– Нет, твоя с той стороны, – показала Лиза рукой вправо от Ритиной кровати.

– Ясно, – не стала перечить Рита и направилась к указанной тумбочке. Открыла пустой шкафчик, стала нехотя доставать и раскладывать вещи. А потом села на кровать, огорченно сложив на коленях руки: