Мамочки мои… или Больничный Декамерон
Шрифт:
Будущий отец ответил как-то машинально: он, как зачарованный, не сводил взгляда с остановившейся в проходе Риты:
– Потому что Максим Максимович… Как Штирлиц… В смысле…
Рита прошествовала мимо, бросив на Максима испепеляющий взгляд. Максим поменялся в лице, но быстро взял себя в руки. Тут уж и Лиза заметила некоторое замешательство Максима, обернулась и… тоже увидела Риту.
В общем, Риту, в конце концов, увидели все. И узнали тоже все, включая маму Лизы. Как же, как же, социальный работник, ошибившийся адресом.
Мама немного нахмурилась, но
– Ну все, я пойду. Уже опаздываю. А вы тут… как хотите, Штирлицы.
Мама ушла, а Максим остался. Достал из красивого кожаного портфеля подарок Лизе на День влюбленных – хорошенький пакетик из дорогой кондитерской:
– Это тебе, Лиза…
Лиза покачала головой:
– А мне нельзя ничего такого, Максик. У меня анализы не очень, назначили строгую диету – стол номер девять.
Растерянный Максим решил замаскировать свое замешательство шуткой:
– Вот до чего дошли… Беременных столами кормят… А тут – пирожные…
Лиза встала:
– Ладно, Максик, я пойду.
Максим обхватил голову руками:
– Иди, маленькая. Иди… Я с тобой.
…Рита ходила по коридору, из ее глаз безостановочно катились слезы. Она не могла вернуться в пятую палату, не могла, даже для того, чтобы перенести свои вещи. Не хотелось отвечать на вопросы. Ни другим, ни себе.
Максим посмотрел вслед уходящей Лизе и сразу начал набирать номер телефона Риты. Та, как ни странно, ответила!..
– Рита! Рита!.. Не бросай трубку! Нам нужно встретиться, – что она ответила, он не понял, понял только, что плачет, горько, со всхлипами. Сердце защемило так, что он согнулся. – Нет, нет, нет, не плачь! Пожалуйста… Я очень прошу… Подойди, ну, сюда… Я здесь. Куда? Почему? Хорошо, да, да, я иду, моя родная…
Максим отключился и с силой ударил рукой по стене:
– Папа Карла, блин! Дубина потому что! – и побежал вниз по боковой лестнице…
… Рита проделала такой же путь, но с другой стороны: спустилась по боковой лестнице, миновала еще какой-то проход, большую стеклянную дверь. Вот он, приемный покой. У самых дверей, немного втянув голову в плечи, стоял Максим. На лице его застыла немного тревожная, жалкая улыбка… В руках – полупрозрачный пергаментный пакетик с разными пирожными.
Рита потеряла над собой контроль и почти побежала ему навстречу, но он кинулся к ней быстрей. Она обняла его за шею, откинулась, чтобы видеть глаза. А увидела, что по его щекам текут слезы…
– Рита, Рита… Ну, Рита…
Изо всех сил стукнула она его кулачком в плечо, а потом обняла еще крепче, крепче…
– Почему ты мне ничего не сказал? Почему так долго обманывал?…
Максим ласково погладил ее по голове, прошептал:
– Да я не хотел обманывать… Я просто жил, стараясь никому не приносить страданий. Как мог, так и жил.
Рита все вглядывалась в его лицо, стараясь понять: говорит правду? Лжет?
– Если бы ты мне сразу сказал, может, я не стала бы рожать этого ребенка, – сказала она. – Зачем надо было все так усложнять.
Максим
отстранился:– Именно этого я и боялся. Я бы этого аборта никогда себе не простил. И тебе тоже. Ведь я люблю тебя.
Рита отмахнулась:
– Лизу ты тоже любишь! – и, заметив какое-то движение с его стороны, сказала запальчиво, даже выставив вперед указательный палец: – Лучше молчи! Любишь! Жалеешь, бережешь!
И Максим не стал отрекаться:
– Ну да, жалею. И берегу, конечно. Один раз не пожалел, а теперь вот… Жалею. Но я тебя не брошу, Рита. Ты мне веришь?
Рита рассмеялась, но не весело, а горько:
– «Я тебя не брошу»… А я тебя? Я тебя не брошу теперь, как ты думаешь?! Как ты порваться хочешь на две части, такой умный и красивый, а?
Максим пожал плечами:
– Жизнь покажет. Придумаем что-нибудь. Будем решать проблемы по мере их поступления.
Рита махнула рукой:
– Это не ты сказал, это Лиза сказала. Она так говорит. Господи, вы с ней похожи! Я только сейчас поняла…
У Риты внезапно кончились силы. Она протянула руку к пакетику с пирожными:
– Это мне или?…
Максим просто отдал ей пакетик. Рита повернулась, чтобы уйти, но вместо этого снова обняла Максима. И поцеловала его очень нежно, очень горько.
За своим столом на посту сидела медсестра Таня, и только над ее столом была зажжена лампа во всем коридоре.
– Где вы ходите, Королькова? Вас в одиннадцатую палату перевели и постель перенесли, идите уже туда спать. Показать, где?
Рита кивнула. Таня довела ее до палаты, показала, где теперь была ее кровать. Она была уже расстелена заботливой Прокофьевной. Рите очень захотелось спать, очень. Но надо было забрать вещи. Надо было вернуться в пятую…
Рита молча, стараясь не шуршать, чтобы не будить Лилю и Василису, собирала вещи в пакеты. Лиза не спала и так же молча наблюдала за ее сборами. Потом спросила:
– Почему ты переходишь в другую палату?
Рита ответила ей просто, с удивлением заметив при этом, что не испытывает к Лизе ничего похожего на ревность:
– Так надо.
– Кому надо? – спросила Лиза.
Рита коротко глянула на нее и ничего не ответила.
Вот, все собрано: смена белья, моющие средства, книжки…
– Посижу на дорожку, – сказала она и, чтобы не сидеть без дела, по очереди нажала кнопки телефона, чтобы удалить из памяти запись «Максим». Готово. С телефонной памятью это сделать было просто.
Встала, взяла свои пожитки. Наверное, ей стало бы легче, если бы эта Булочка почувствовала что-нибудь похожее на то, что пережила она. Перед самым уходом Рита хотела сделать эффектный и непредсказуемый по далеко идущим последствиям жест: положить пакет с пирожными Максима на тумбочку Лизы.
…И не стала этого делать.
Проходя по коридору мимо сестринского поста, она остановилась возле Тани и протянула ей свой гламурный пакетик с пирожными:
– Возьмите, Таня, это вам…