Мамочки мои… или Больничный Декамерон
Шрифт:
Ирина полезла под стол и оттуда жалобно заблеяла:
– Давай в другой раз… И спорить, и фотографироваться. У меня прическа не в порядке… Макияжа нет…
Вооруженный объективом, спустился на пол и Владимир, выискивая ее под столом:
– Перестань, при чем тут прическа? Тем более, другой я у тебя и не видел…
В ординаторской сидели Вера Михайловна, Наташа и вполне освоившийся в коллективе Александр
Что-то писал, стирая и восстанавливая, Сосновский, Вера Михайловна и Наташа пристально вглядывались в строчки на мониторе. Сосновский, с серьезным и вдохновенным лицом, явно чувствовал себя хозяином положения:
– Я извиняюсь, а чей это, вообще, шедевр?
Вера Михайловна с достоинством ответила:
– Коллективный труд.
Бывший интерн хмыкнул:
– И вы всем коллективным разумом почему-то решили, что слово «красавец» рифмуется с «поздравить»?
– А что, нет? – холодно спросила Наташа.
Сосновский язвительно просветил присутствующих:
– Нет! «Красавец» рифмуется с «Мерзавец», а «поздравить» – с «отправить» или «поправить».
– Ну, так поправь, Пушкин! – не оставила его без ответа Наташа.
– Мне ближе Пастернак, – горделиво отбился Саша.
Наташа вложила в интонацию всю возможную иронию:
– Да в курсе я, в курсе!..
И в этот напряженный момент открылась дверь и в ординаторскую вошел Бобровский. Сосновский моментально закрыл файл со стихотворениями, встал из-за стола и сделал движение к выходу вместе с прихваченными с Вериного стола бумагами…
Никто не стал его задерживать, а Бобровский опустился на диван.
– Устал… В родильном ажиотаж: в честь Дня защитника Отечества одни невесты сегодня рождаются. Там наша спортсменка, Семина, сегодня рожала… Ну что, в сестринской накроем наш кисло-сладкий стол?…
В этот момент в дверь постучали. Вера Михайловна сказала погромче:
– Войдите!
Вошел экипированный, как для заброски в эпидемический район, фотограф. Увидел всех медиков в сборе и обрадовался:
– Это я удачно зашел. Разрешите, я вас всех сразу сфотографирую.
Вера Михайловна ретировалась:
– Вы меня уже снимали, а вот Наталью Сергеевну и Владимира Николаевича можно даже вместе, она его ученица, практически…
Бобровский отрицательно покачал головой, галантно возразив:
– Ну, какая ученица… Ученого учить – только портить. Давайте, сначала – красоту, потом – профессиональный… хм… опыт.
Наташа тоже (больше – для вида) засмущалась, но больше – явно напрашивалась на комплимент:
– И насчет красоты я бы тоже сегодня поспорила… Хоть бы припудриться, что ли?
Фотограф все же навел объектив на Наташу, но неожиданно резко повернулся и сделал снимок Бобровского, который, естественно, этого не ожидал, а поэтому получился совершенно… настоящий!
Жужжание, щелчок… На фото у Владимира Николаевича внимательный, чуть печальный взгляд, устремленный на Наташу. Зрителю не видно, на кого он смотрит, но Бобровский смотрит очень выразительно: брови чуть сдвинуты, на лбу – вертикальная
морщинка. Хорошо видны руки, которые он скрестил на груди: красивые, сильные и в то же время изящные руки практикующего хирурга. Заметно, что Бобровскому уже есть сорок, и это – зрелое и красивое мужество…Наташа была удивлена этим поворотом событий и… самого фотографа, но долго удивляться ей не пришлось: фотограф еще раз повернулся и «словил» ее поднятые брови, улыбку, нежность в глазах… Стал смотреть, что получилось, чтобы повторить заход, если будет необходимость. Владимир предпочитал первый снимок: как первое впечатление, он редко бывает ошибочным, то есть – неудачным…
Вера Михайловна видела все эти маневры и специально вышла из-за стола. Украдкой посмотрела сменяющиеся на мониторе фотоаппарата портреты коллег и не смогла удержаться от аплодисментов:
– Вы – мастер! Боже мой! Просто мастер!.. Я такого Бобровского никогда не видела! Владимир Николаевич, дайте-ка я на вас посмотрю…
– А я, а я… – забеспокоилась Наташа.
Но фотограф уже откланялся со словами:
– Нет, уважаемые медики. Только в готовом виде. Спасибо всем! И извините, полработы никому не показываю. Еще полчасика в отделении у меня есть?
Бобровский кивнул:
– Да, пожалуйста, – и фотограф ушел так же быстро, как и появился…
– А дальше? – спросила Зинаида, сочетая интересный рассказ Ирины с полезным йогуртом. Любительница любовных романов, она заслушалась: Ирина излагала, как Даниэла Стил, – романтично до невозможности!..
– В общем, вот так мы с ним очень хорошо общались… И однажды я поняла, что чем дальше – тем «дружбе крепнуть». А мне хотелось… Да я просто замуж за него хотела, вот и все!
Ирина засмеялась…
Зинаида, поставив пустую коробочку из-под йогурта на стол, грустно протянула:
– Интересно у тебя все как. А у меня просто: со школы дружили, ушел в армию, вернулся – поженились. Дети друг за другом пошли… Это у меня третий… А почему у тебя с первым мужем детей не было?
Ирина пожала плечами:
– Не знаю: по всем показаниям должны были быть. А вот – не было.
Зина понимающе покачала головой:
– Мне кто-то говорил, что дети сами знают, когда им нужно родиться. Значит, с тем мужем не нужно было рожать. И ему с… тобой тоже – не судьба. Извини, конечно…
– Не знаю. Но что-то есть в этом, конечно… – согласилась Ирина, – не судьба.
Владимир, получив у завотделением карт-бланш на дальнейшую работу, неспешно направился к палате, где лежала Ирина. А у мамочек уже настал тихий час…
…Однако ни Ирина, ни ее соседка не спали – откровенничали дальше. Владимир заглянул в палату:
– Девочки! Я вас щелкну и уже пойду, хорошо, Ириша? Не волнуйтесь, дамы, пожалуйста, кто суеверный – снимать не буду.
Но и остальные мамочки в палате уже начали прихорашиваться. Одна из них спросила:
– А фотографии принесете?
Владимир заверил ее:
– А как же!.. Вечером и принесу. Ты, кстати, Иринка, напиши, чего еще донести, ладно?
И начал работать…