Мамочки мои… или Больничный Декамерон
Шрифт:
– Неужели половина?
Он подтвердил:
– Да! Название – это почти концепция!
Вышли во двор, и Вера Михайловна с радостью увидела машину мужа. Она поспешно повернулась к фотографу:
– До свидания! И… с праздником вас! С Днем защитника Отечества!..
В машине Вера первым делом поцеловала мужа, а потом спросила:
– Где мой сюрприз?
Вместо ответа Сергей нажал на газ:
– Поехали!
…По пустынному коридору отделения шел несколько озадаченный Владимир Николаевич Бобровский в шикарных темных очках «Дольче Габбана». Прошел мимо изумленной Прокофьевны, домывающей сестринскую, сделал ей на
– До свидания, Елена Прокофьевна! Спасибо за праздник!
Прокофьевна медленно, как зачарованная, подошла к пос ту и растроганно сказала Свете:
– Вот! Понравился подарок-то! Сразу и надел!..
Света, неожиданно для старушки, залилась смехом, который не сразу смогла унять. Прокофьевна посмотрела на нее укоризненно:
– Ты чего это, Света?
– Да тут… В общем, Владимир Николаевич, я так думаю, в нашем подарке и завтра ходить будет, и послезавтра еще…
И Прокофьевна уверенно повторила:
– Ну, я же и говорю – угодили!
Прямо у выхода из отделения стоял, прижавшись к стене по стойке смирно, опальный интерн Сосновский. Со «сложным» выражением на лице ждал неторопливо приближающегося Бобровского. Тот невозмутимо и молча прошествовал было мимо, не поворачивая головы в его сторону, в своих черных очках фирмы «Дольче Габбана»… Парень низко-низко опустил голову…
Но через два шага Бобровский вдруг резко затормозил, вернулся и… протянул Саше руку!
Тот судорожно схватился за нее:
– Владимир Николаевич! Я… В общем… Был неправ. Это не мое дело… Просто…
Но загадочно блестящий очками Бобровский отмахнулся:
– Ладно, проехали, – и неожиданно улыбнулся, сразу приобретя окончательное сходство с Джеймсом Бондом из рекламы «Мартини». – В общем, спасибо, мужик. Защитник, одно слово… Все, пока. До завтра.
Бобровский ушел. А Сосновский остался на месте – несколько озадаченный.
В салоне звучала музыка. Сергей вел машину, а Вера Михайловна рассматривала фотографии… Вот она сама… Это – печальный красавец Бобровский… Наташа с влюбленными глазами… Светящаяся добротой Прокофьевна… Таня с какой-то мамочкой, своей ровесницей, стоящей на весах, о чем-то разговаривают. Солнце, отражаясь от плаката на стене, подсвечивает их юные лица… Сестра-оператор КТГ вместе с мамочкой смотрят на монитор аппарата, на лицах – общее выражение: обе слушают сердце малыша… И – мамочки, мамочки, мамочки: такие разные, такие прекрасные…
Вера подняла глаза к зеркальцу и увидела в нем свое просветленное лицо…
Когда Стрельцовы подъехали к высотному дому, Вера поняла, какой будет очередной сюрприз Сережи. Но всего предугадать невозможно!
…Квартира еще стояла пустая, без обоев, только коробки дверей уже были установлены новые. Сергей обнял Веру за плечи:
– Пошли… Закрой-ка глаза…
За руку ввел ее в маленькую комнату, щелкнул выключателем. «Лампочка Ильича» осветила ее, и Вера поняла – это детская… Потому что обои были все сплошь в веселых смеющихся солнышках!..
– Вот. Это восточная сторона, но здесь всегда будет солнце. Здорово я придумал?
Вера подняла на него свои ясные глаза:
– Здорово…
Глава седьмая
Развод и девичья фамилия
… А кто-нибудь знает семью, в которой муж и жена никогда не ссорятся?
В это утро, обычное утро рабочего дня, Вера Михайловна и ее муж Сергей стояли в больничном дворе возле своей машины и молчали. По всему видно, они были в ссоре,
причем затяжной: упрямое, почти осязаемое молчание хотелось раздвинуть руками, как тяжелый занавес. Вера при этом как будто чего-то ждала, вся ее поза говорила об этом: она была напряжена – в любую минуту могла повернуться и уйти, или наоборот – броситься мужу на шею… Тягостная пауза затянулась.Женщины легче идут на примирение. Или на перемирие. Так или иначе, именно Вера Михайловна, глянув мельком на часы, сказала мужу первые после долгого молчания слова:
– Ладно, пойду. А то сейчас Бобровский подъедет… Его время. Не хочу ничего объяснять…
Сергею бы поцеловать ее в щеку, сесть за руль, да и уехать восвояси. Так нет, Стрельцов сразу «завелся», как будто только и ждал повода:
– А почему ты должна ему что-то объяснять? Он кто? Он всего лишь твой начальник. Заведующий отделением, а не заведующий твоей жизнью. Мне даже неприятно думать, что кто-то посторонний в курсе всех наших дел. Всех!
Вера Михайловна улыбнулась, впрочем, совершенно не искренне, и так же деланно пожала плечами: похожий обмен репликами происходил с удручающей периодичностью. Нет-нет, и Сергей расставит точки над подходящими буквами, нет-нет, да и вызверится на Бобровского. Привыкнуть к тому, что Бобровский входит в самый узкий круг Вериного общения, он никак не мог. Приходилось отбивать атаки:
– Сережа, он не только начальник, он друг. И так уж получается, что он в курсе. Не всех, но многих наших дел. По той простой причине, что некоторые наши дела нам не решить без помощи специалистов. А он, как раз, специалист. Хороший специалист.
Ее муж сразу отказался от дальнейшей дискуссии:
– Ну, ладно, Вера. Это уже запрещенный прием.
Вера посмотрела себе под ноги, а потом подняла на него свои ясные очи:
– Сережа, а почему ты говоришь так, как будто мы с тобой… боксеры. Я тебя на бой не вызывала, – и невольно оглянулась на шуршание шин, возвестившее о прибытии Бобровского. – Ну, вот…
Красивым полукругом объехав двор, машина Бобровского припарковалась на том месте, где обычно ставил свою машину начмед. Вера знала, что начмед свою машину недавно продал, а новую еще не купил. Вот Бобровский и «шакалил» потихоньку… Она как никогда была рада Владимиру Николаевичу. При посторонних Сергей вел себя всегда корректно, а это значит, он ее сейчас поцелует… «А вечером что-нибудь придумаем».
Сергей неприязненно окинул взором стального коня Бобровского. Да, машина была не новая, но Владимир Николаевич водителем был аккуратным… Бегал еще фольксваген, хоть куда, недаром «народная машина»…
– Явился, рефери на ринге… – сквозь зубы процедил Сергей. – Ладно, Вера, мне пора… Ну, я не знаю, что тебе сказать…
Вера Михайловна подсказала, на этот раз – совершенно искренне:
– Может быть, «прости»?
Но Сергей действительно был раздражен:
– Нет, правильно говорят: если женщина не права – извинись перед ней!
Вера Михайловна философски покачала головой:
– Все. Хорошо. Тогда ты меня прости, Сережа.
Но вот Сергей никак не мог успокоиться:
– Это не те слова, Вера!
Вера смотрела на мужа. Муж смотрел на Веру.
Лучше всего, если бы он сказал: «Я равнодушен к любой женщине, которая – не ты», а она бы ответила: «Я тебе верю, как самой себе. Твои долгие вечерние отсутствия понимаю, прощаю и благословляю. Потому что верю тебе».
Ничего этого не произошло.
Кроме того, из машины уже вышел Бобровский, и он уже шел к корпусу, каким-то шестым чувством догадавшись, что к Стрельцовым сейчас лучше не подходить.