Man and Boy, или История с продолжением

— Что случилось?

— Нас ограбили.

Боже! Даже в такой глуши! Теперь, получается, уже нигде нельзя чувствовать себя в безопасности.

— У него все в порядке? Ты не пострадала?

— Пожалуйста, Гарри… приезжай скорее… полиция уже в пути… пожалуйста… я даже не могу с ним как следует поговорить…

— Держись, ладно? Держись, мама! Я уже близко.

Я выключил телефон, вырулил на скоростную полосу дороги и с силой надавил на педаль газа. «Эм-Джи-Эф» рванулась вперед, как будто именно этого момента она и ждала всю жизнь.

На пассажирском сиденье рядом со мной громко засмеялся Пэт.

— Классно, — высказался он.

Интересно, где он это слышал?

Мама открыла дверь. Она стояла в своем лучшем платье, вся принаряженная ко дню рождения своего единственного сына. Но красота вечернего наряда терялась из-за ее неестественной бледности и потрясенного выражения лица.

— Ужасно, Гарри! Нас ограбили. В гостиной. Сам посмотри.

Она отвела Пэта в кухню, мягко отклоняя его вопросы о дедушке, а я прошел в гостиную, мысленно готовясь к тому, что увижу отца полумертвым в темной луже крови. Но старик спокойно стоял у камина, и его загорелое лицо прямо-таки лучилось от удовольствия. Я в жизни не видел его более счастливым.

— Привет, Гарри. С днем рождения, сынок. Ты уже видел наших гостей?

У его ног, уткнувшись носами в ковер, лежали два юнца, руки у них были связаны за спиной.

Сперва мне показалось, что я узнал их. От них шло то же самое неясное ощущение опасности, что и от того парнишки в квартире Гленна, хотя сейчас они выглядели совсем не угрожающе. Я просто узнал этот тип: дорогие кроссовки, модные джинсы, волосы так густо намазаны гелем, что кажутся липкими, как ириска. Папа скрутил их парой шелковых галстуков, которые я подарил ему на прошлое Рождество.

— Я увидел их еще раньше, на улице. Они потешались и куражились. Но позже выяснилось, что это не просто выпендрёж.

Иногда мне казалось, что мой отец назначен куратором использования английского языка. Он презирал условности, любил жаргонные слова и частенько употреблял выражения времен своей молодости, которые все остальные давным-давно выбросили вон вместе с продовольственными книжками.

Он постоянно употреблял слова типа «потеха» (его излюбленное обозначение озорства, дурачества и вообще праздного времяпрепровождения) и тому подобные, вышедшие из употребления одновременно с понятием Британской империи.

— Они забрались сюда через окно. Герои! Думали, дома никого нет. Твоя мать ушла за покупками тебе на день рождения. Кстати, ей удалось раздобыть отличное мясо для жаркого, — а я был наверху, чистил перышки.

«Чистить перышки»… Вот вам еще один перл из его архивов.

— Когда я вошел, они пытались вытащить видео из розетки. У этого вот хватило наглости наброситься на меня. — Отец осторожно ткнул тапочкой одного из юнцов, более тощего и мерзкого. — Правду я говорю, старина?

— Мой брат, твою мать, тебя замочит, твою мать, — пробурчал мальчишка, и его голос прозвучал в этой комнате, где я вырос, так же резко и неуместно, как если бы кто-нибудь громко выпустил газы в церкви. На прыщавой скуле грабителя уже нарисовался желтовато-багровый кровоподтек. — Он тебя замочит, старая развалина. Он у меня крутой.

Отец тихонько засмеялся, будто все случившееся его действительно забавляло.

— Пришлось врезать ему разок. — Он коротко и смачно махнул в воздухе левой рукой, демонстрируя отчаянный хук. — Поверь, ему неплохо досталось. Отключился, как электричество при коротком замыкании. Второй попытался улизнуть, но я вовремя ухватил его за шиворот.

Мускулы на татуированных руках моего отца заходили ходуном под рубашкой с коротким рукавом, когда он наглядно показал, как нужно брать грабителя-тинэйджера. На одной руке у него было выколото сердце с маминым именем, на другой — крылатый кинжал морского пехотинца. Обе татуировки были чуть размыты от времени.

— Я его сразу же повалил на пол. Хорошо, что, когда они явились, я как раз выбирал, какой галстук надеть. Видишь, как пригодились мне эти галстуки. Ну, те самые, которые ты подарил.

— Господи, папа, ведь у них могли быть и ножи! — взорвался я. — Все газеты полны заметками о горе-героях, пострадавших как раз при попытке задержать грабителя! Ну почему бы просто не позвонить в полицию?!

Отец добродушно рассмеялся. Обычного спора не получалось. Он был слишком доволен собой.

— Времени не оставалось, Гарри. Я спустился, а они тут как тут. Во всей своей красе, причем у меня в доме. Это ведь не очень хорошо с их стороны, правда?

Я разозлился на него за то, что он схватился с этими идиотами, хотя и понимал, что сил для того, чтобы справиться с ними, у него более чем достаточно. Кроме того, я испытал громадное облегчение — примерно так себя чувствуешь, когда наконец отыскиваешь запропастившегося куда-то ребенка. Но было здесь и еще одно ощущение, очень напоминавшее зависть.

Что бы сделал я, если бы увидел этих двух сопляков или любых других таких же из миллиона им подобных у себя дома? Хватило бы у меня духу или даже дури накинуться на них? Или я бы тут же смотался куда подальше?

Как бы я ни поступил, я понимал, что в моих действиях не было бы мужественной уверенности моего отца. Я не смог бы защитить свой дом и семью так, как он защищал свой дом и свою семью. Я не был похож на него. Но я всем сердцем хотел походить на него.

Наконец появилась полиция. Машина остановилась возле дома с воющей сиреной и синими мигалками. Пэт выбежал их встречать, вытаращив от удивления глаза.

Приехали двое: накачанный молодой полицейский примерно моего возраста, отнесшийся к героическому поступку моего отца с молчаливым недовольством, и офицер постарше и потяжелее, который тут же завязал знакомство с моим стариком.

По правде сказать, мой отец никогда особо не уважал полицию. Я помню, как его несколько раз останавливали за превышение скорости, когда я был маленьким, и он отвечал с неизменной дерзостью, никогда не выказывал почтения и не собирался лизать им задницы. Даже если это гарантировало ему спокойную жизнь. Каждый раз, когда он видел, как полицейская машина с воем несется по улицам, он с презрением говорил: «Видать, запаздывают домой на ужин». Но теперь он прихлебывал горячий сладкий чай вместе со старшим полицейским. Два заядлых читателя воскресных выпусков местной газеты, два невозмутимых настоящих мужчины неспешно рассуждали о том, до чего докатился мир, поглядывая на связанных паршивцев у своих ног.

— Легко можно представить себе, из каких они семей, — сказал отец.

— Мать, скорее всего, живет на пособие, — попытался угадать старый полицейский. — Отец смылся много лет назад. Если когда-нибудь таковой вообще был. Вот поэтому платить за воспитание этих очаровашек приходится государству. То есть конкретно вам и мне.

— Совершенно верно. Но вряд ли они благодарны за это налогоплательщикам. В наши дни все только и говорят, что о своих правах. Одни права и никаких обязанностей.

— Таких семей полно в этих жилых массивах. Женщины с целым выводком орущих ребятишек и при этом без обручального кольца на пальце.