Марина и цыган

Оставшись одна, я села на доску и задумалась. Если моим любимым литературным героем был д’Артаньян, то идеалом в кино – Зорро. Поэтому я мечтала хоть немного походить на него. Правда, мне удалось достигнуть некоторых успехов в лазанье по деревьям и заборам, но всё это не шло ни в какое сравнение с подвигами благородного разбойника, который свободно перепрыгивал с крыши на крышу на уровне второго этажа. Дав себе слово немедленно приняться за тренировки, я соскочила с качелей и поспешила к дому.

Критически осмотрев со всех сторон крышу, я решила, что оттуда легко можно было спрыгнуть на сарай, а спуститься с сарая на землю – вообще раз плюнуть. Но как проделать это в обратном направлении? Ведь дом был гораздо выше. Внезапно я вспомнила о длинных жердях, хранившихся в сарае. Перекинув их на крышу, можно было попытаться достигнуть желаемого, тем более что подобную сцену показывали в каком-то фильме.

Делая перехваты руками, я добралась уже до середины, как вдруг входная дверь распахнулась и на пороге последовательно возникли сначала Димка с Вадимом, а за ними – дядька. Судя по всему, Женька вышел проводить своих дружков, и, увлечённые своим разговором, они сначала не заметили меня. Внезапно одна из жердей треснула, издав резкий звук, и я зависла между небом и землёй. Парни повернули головы в мою сторону. Дядька, державший в руках мыльницу и кисточку для бритья, уставился на меня безумным взглядом. В то время, как правая его щека была гладко выбрита, с левой белыми хлопьями медленно опадала пена. Хотя остальные жерди тоже грозили рухнуть, я не смогла сдержать смех. Парни же, не слыша с моей стороны никаких криков о помощи, не решались подойти ближе. Наконец, Женька пришёл в себя и поспешил распрощаться со своими приятелями. Те удалились, оглядываясь через каждый шаг. Машинально потирая выбритую щёку, дядька тоже скрылся в доме. Воспользовавшись этим, я благополучно добралась до крыши дома, затем спустилась с неё на ограду, оттуда – на землю и спряталась в сарае. Едва я успела прикрыть за собой дверь и приникнуть к щёлке, как снова появился Женька. На этот раз его обе щеки были тщательно выбриты. Не обнаружив меня на прежнем месте, дядька прошёлся по двору, а затем открыл садовую калитку и позвал:

– Марина!

Так и не дождавшись ответа, он вернулся обратно в дом.

Сначала я хотела было оттащить жерди в сарай, но тут мне пришла в голову новая идея использовать их в качестве шеста для прыжков в высоту. В саду возле бабушкиных грядок росла молодая яблоня. От развилки её ствола почти параллельно земле отходил большой сук, на котором было очень удобно сидеть, но в данном случае он мог сойти и за планку. Когда, сделав хороший разбег, я оперлась на жердь, та вдруг вырвалась у меня из рук и отлетела в одну сторону, а я – в другую. При этом из моего горла вырвался короткий, но довольно громкий крик. В ту же минуту на порог выскочил дядька. Увидев лежащую на земле жердь и повисшее на суку моё бренное тело, он сразу же обо всём догадался. После того, как Женька отнёс меня на руках в дом и уложил в кровать, он с тревогой в голосе спросил:

– Марина, может, сбегать за фельдшерицей?

Скорчившись от боли в животе, я отрицательно покачала головой. Затем, найдя в себе силы, с трудом вымолвила:

– Ничего страшного, немного полежу – и пройдёт.

Но дядька продолжал суетиться вокруг меня. Тогда я попросила его намочить полотенце и приложить этот импровизированный компресс к моему животу. Вскоре мне действительно стало лучше и, чтобы окончательно успокоить Женьку, я встала с кровати и прошлась по залу. Однако дядька сказал, что мне не помешает ещё полежать в постели. А потом настойчиво прибавил:

– Марина, дай мне слово, что ты прекратишь… эти занятия!

Сделав торжественное лицо, я дала обещание и отправилась отдыхать в горницу. Тем не менее, спать мне не хотелось, читать – тоже, а продолжать тренировки пока не было сил. Оставалось одно – наряжаться. Закрывшись на крючок, я достала из сундука белое полотняное платье, в котором бабушка венчалась в церкви с дедом, и прогладила утюгом все оборки. В этом платье и Алёнкиной шляпке, накрытой сверху кружевной накидкой в виде вуали, я вполне походила на барышню девятнадцатого века. Мне захотелось увидеть себя в зеркале в полный рост, но для этого нужно было вернуться в спальню.

Женька лежал в зале на диване с закрытыми глазами. Думая, что он спит, я хотела было тихонько пройти мимо него, но тут подо мной скрипнула половица. Открыв глаза, дядька уставился на мой наряд.

– Ну, как, похожа я на даму? – ничуть не смутившись, поинтересовалась я.

Окинув меня внимательным взглядом от шляпы и цепочки с кулоном в виде сердечка на шее до белых босоножек, Женька серьёзно ответил:

– Похожа!

Я удовлетворённо улыбнулась и, покачивая бёдрами, двинулась к выходу.

– Ты куда? – тут же поинтересовался дядька.

– Немного прогуляюсь…

Не успела я опомниться, как Женька подскочил ко мне и, отставив руку кренделем, галантно произнёс:

– Разрешите Вас сопровождать!

В свою очередь, я бросила на него оценивающий взгляд и покачала головой:

– К сожалению, сударь, Вы неподобающим образом одеты!

– Так одень меня подобающе! – попросил дядька.

– Для этого нужен фрак, - отрезала я.

Но тут меня посетила замечательная мысль:

– А ты не хочешь переодеться в даму?

Моё неожиданное предложение вызвало на лице у Женьки сложную гамму чувств. Впрочем, колебался он недолго:

– Хорошо, я согласен!

В сундуке нашлось ещё одно платье голубого цвета. Правда, оно оказалось слишком открытым, но я не растерялась и натянула его на Женьку задом наперёд, прикрыв ему спину накидкой. Под платьем у дядьки был надет бабушкин лифчик, набитый ватой. Что же касается Женькиной причёски, то я соорудила её из косы, которую тётя Люба отрезала после окончания школы. Пригодились также и белые перчатки, оставшиеся после её свадьбы.

В этих перчатках, с ниспадавшими из-под шляпы русыми локонами и цепочкой на шее Женьку не узнала бы родная мать, если бы он только согласился сбрить усы. В конце концов, я нашла выход, предложив дядьке прикрыть нижнюю часть лица веером, сделанным из тетрадного листа и перевязанным голубой ленточкой.

И вот, рука об руку, мы с Женькой вышли во двор, а затем поспешили укрыться от несносной жары в спасительной тени сада. Прогуливаясь неспешно между деревьями, мы упражнялись в великосветской беседе, величая друг друга не иначе, как «сударыня». Внезапно дядька оживился и шепнул мне на ухо:

– Посмотри направо, только незаметно.

Не поворачивая головы, я покосилась в сторону плетня и заметила деревенских.

– Не обращайте внимания, сударыня, это местные аборигены! – небрежно заметила я.

После чего намеренно громко поинтересовалась:

– По Вашему мнению, сударыня, как называется эта птичка?

– Я думаю, сударыня, что это соловей, - изменённым голосом отвечал Женька.

– К сожалению, Вы ошибаетесь, сударыня, это не соловей, а воробей, - поправила я его со смешком.

Деревенские притихли, прислушиваясь к нашему разговору. Затем до моих ушей донеслись следующие реплики:

– Кто это с ней?

– Не знаю.

– Наверно, к Марине подружка приехала.

– Красивая, - оценил кто-то из парней.

Дядькины плечи затряслись от смеха. Но в этот момент его накидка зацепилась за ветку. Булавка на броши расстегнулась и «мантилья» плавно спланировала на землю, открыв для всеобщего обозрения загорелые до черноты Женькины лопатки. Однако дядька выдержал свою роль до конца. Не отнимая от подбородка веер, он изящно присел и поднял накидку. Я же поспешила набросить её на его голую спину. После чего мы с достоинством удалились.