Марина и цыган

Пока парень ходил за виноградом, я размышляла о том, что, к счастью, он прочитал мои мысли не до конца, иначе бы узнал о моём намерении наведаться к нему в сад ещё раз, но попозже. Впрочем, Синеглазый был со мной сегодня так любезен, что этот визит можно было пока отложить. Неожиданно я заметила высунувшуюся из-за куста Борькину голову. Вадим, который как раз возвращался с виноградом, тоже увидел брата. Поймав младшенького за воротник, он пообещал надрать ему уши, если тот сунется сюда ещё раз.

После того, как я расправилась с виноградом, Синеглазый предложил:

– Марина, может, пойдём в дом? Там мать нам оставила кое-что пожевать.

– А мы не будем мешать Олегу? – осторожно осведомилась я.

– Нет, он на чердаке. Наносил туда сена и лежит с книжками, учит.

Невольно подняв голову, я увидела, что чердачное окно выходило как раз в сад и мне даже показалось, что за стеклом мелькнула чья-то тень.

Несмотря на возражения Вадима, я оставила босоножки на крыльце и только тогда вошла в дом. Не задерживаясь в прихожей, куда выходили две двери, Синеглазый провёл меня в зал. Там усадил на диван, а сам стал колдовать над столом, где под газетой лежали на тарелках нарезанная колбаса, сыр и масло. Тем временем я с любопытством оглядывалась вокруг. Мебель в комнате была поновее, чем у бабушки. С потолка свисала люстра с тремя плафонами, а на окнах виднелись тюлевые гардины. Диван тоже был последнего образца, а стулья – с мягкими сиденьями. Большой стол покрывала белая льняная скатерть, а сверху – цветная клеёнка. Напротив дивана стоял сервант с посудой, а на полу лежал палас. Не хватало только одного.

– А где у вас телевизор? – спросила я.

– Отец хочет непременно цветной, а в городе их продают редко, - объяснил Вадим. – Поэтому никак не соберёмся купить.

Решив, что он слишком долго возится с бутербродами, я поднялась с дивана и предложила:

– Давай помогу!

Синеглазый уступил мне своё место и вышел на кухню, чтобы поставить на электроплитку чайник. Вскоре вода закипела и мы дружно умяли бутерброды, запивая их горячим чайком. Потом Вадим сполоснул холодной водой чашки, а я смела крошки со стола. Показав мне спальню своих родителей, парень пригласил меня затем в свою комнату. Вернее, он жил там вдвоём с Борькой. Обстановка здесь была попроще: две металлические кровати, стол между ними, два стула и этажерка с книгами. На столе стояла вазочка с букетом ромашек и лежала раскрытая книга с закладкой. Взяв в руки книгу, я стала неспешно перелистывать её. Это был сборник стихов Есенина. Искоса взглянув на Вадима, я поинтересовалась:

– Ты увлекаешься Есениным?

– Да, это мой любимый поэт.

В начале книги был помещён портрет Есенина – молодого, кудрявого, с трубкой в зубах. При этом у меня невольно мелькнула мысль о его внешнем сходстве с Синеглазым.

– А кто твой любимый поэт? – в свою очередь, задал мне вопрос Вадим.

– Лермонтов.

По-моему, его слегка удивил мой ответ.

– Прочти мне что-нибудь из него.

Не задумываясь, я стала декламировать одно из своих любимых стихотворений:

Люблю тебя, булатный мой кинжал,

Товарищ светлый и холодный.

Задумчивый грузин на месть тебя ковал,

На грозный бой точил черкес свободный.

Лилейная рука тебя мне поднесла

В знак памяти, в минуту расставанья,

И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла,

Но светлая слеза – жемчужина страданья.

И чёрные глаза, остановясь на мне,

Исполнены таинственной печали,

Как сталь твоя при трепетном огне,

То вдруг тускнели, то сверкали.

Ты дан мне в спутники, любви залог немой,

И страннику в тебе пример не бесполезный:

Да, я не изменюсь и буду твёрд душой,

Как ты, как ты, мой друг железный!

– А теперь ты! – сказала я, закончив чтение.

Не жалею, не зову, не плачу:

Всё пройдёт, как с белых яблонь дым…

. . . . . . . .

Я обратила внимание на то, что в комнате было очень чисто и, дотронувшись рукой до ромашек, поинтересовалась:

– А кто у вас обычно прибирает? Мать?

– Почему же? Мы все по очереди.

Заметив сомнение в моих глазах, парень добавил:

– Правда, Олегу сейчас некогда, а Борьку можно заставить помыть пол разве что угрозами!

Затем я подошла к стоявшей в углу этажерке, где были, в основном, учебники и полочка художественной литературы. На глаза мне попался томик стихов Блока.

– Ты и Блока любишь? – я открыла книгу.

Синеглазый почему-то слегка смутился и после паузы ответил:

– Это материна книга. Она Блоком увлекается.

Внезапно мой взгляд задержался на строке: «Розы – страшен мне цвет этих роз…». Словно что-то почувствовав, Вадим настороженно следил за выражением моего лица. Но я, как ни в чём не бывало, спокойно поставила книгу на место и спросила:

– А где спит Олег?

Оказалось, что старший брат Вадима имел собственную комнату, вход в которую был через прихожую.

– Но сейчас он обычно всё время проводит на чердаке. Там же и спит, потому что в доме по ночам душно, - закончил Вадим.

Мы снова вернулись в зал, где Синеглазый достал из серванта семейный альбом и стал показывать мне фотографии. Как я и думала, в детстве он был похож на этакого прелестного ангелочка. Вот только взгляд у него уже и тогда был чересчур сосредоточенный. Лукаво взглянув на парня, я сказала:

– Ты, наверно, материн любимчик?

Вадим слегка удивился, но потом, улыбнувшись, кивнул головой:

– Пожалуй, ты права. А вот Олег – любимец отца.

Немного подумав, он добавил:

– Ну, а Борьку мы все вместе воспитываем. Наверно, поэтому пока от него никакого прока.

Я перелистывала уже последние страницы альбома, когда внезапно из него на пол упала фотография размером с ладонь. Подняв её, я увидела, что на ней был изображён Вадим. Причём сфотографировался он сравнительно недавно. При виде карточки парень нахмурился, в то время как я произнесла:

– Красивое фото.

– Если хочешь – могу подарить.

– Давай! – весело согласилась я.

Пока Синеглазый заворачивал фотографию в газету, я поинтересовалась:

– Ты не знаешь, который час?

– Около пяти, - ответил Вадим и бросил на меня тревожный взгляд. – Не уходи, ещё рано!

– Видишь ли, в пять по телевизору будет фильм «Генералы песчаных карьеров».

– Посмотришь в другой раз!

– Фильм – иностранный и в другой раз, пожалуй, покажут нескоро!

После моих слов у парня на лице возникло такое несчастное выражение, что я, сжалившись, предложила

– Если хочешь – пошли ко мне.

Пока я обувалась на крыльце, Синеглазый задрал голову вверх и негромко свистнул. Тотчас же в чердачном проёме показалось лицо Олега.