Марина и цыган
Шрифт:
– В том, что ты, Федя, парень хороший и человек надёжный, я уже успела убедиться, но…
Дальше я наплела Спортсмену, что не могу ответить на его чувства, так как у меня есть жених, который учится в военном училище, и что, когда я окончу школу, мы поженимся.
– В таком случае, извини меня, Марина! – сказал убитый горем парень.
– Ничего, ничего. Я уверена, что ты ещё найдёшь своё счастье!
Федя ушёл, растворившись в темноте, а меня по-прежнему всё ещё не тянуло в постель. Внезапно снова послышись чьи-то шаги и я подумала, что это вернулся Спортсмен. Но, заметив огонёк сигареты, поняла, что ошиблась, потому что Федя не курил. Остановившись в трёх метрах от меня, парень продолжал молча курить. Хотя я
– Это правда? – произнёс он каким-то бесцветным голосом.
Не меняя позы, я безразлично поинтересовалась:
– О чём ты?
– О том, что ты сейчас сказала Феде.
В ответ я встала с подоконника и взялась рукой за раму:
– Это касается только меня и Феди.
– Подожди, Марина! – воскликнул Синеглазый, схватившись, в свою очередь, за раму.
– Что ещё? – недовольно поинтересовалась я.
– Выйди на минуту, мне нужно с тобой кое о чём поговорить!
– Завтра поговорим, мне уже спать пора!
Неожиданно Вадим отпустил раму и, обхватив меня руками за талию, вытащил из окна.
– Караул! Спасите! Гвалтуют! – закричала я, упёршись руками в его плечи.
Сзади тотчас послышалось шлёпанье босых ног и в окно высунулся задрапированный в простыню Женька.
– Ты меня звала, Марина?
Одной рукой придержав свою импровизированную тогу, а другой – протерев глаза, он недоумённо вытаращился на меня и Вадима. Между тем мы продолжали стоять в прежней позе: я – положив руки ему на плечи, а он – обнимая меня за талию. Наконец, я пришла в себя и прошипела:
– Пусти!
Потом с помощью дядьки влезла обратно в окно и, ехидно пожелав Синеглазому спокойной ночи, закрыла раму. Возможно, Вадим продолжал бы там ещё стоять, но в это время с дня рождения явились мои родственники и ему пришлось уйти. Мама с Толиком сразу отправилась в спальню, так как помогала своей подруге убираться после ухода гостей и очень устала. А я, оставив дядьку с бабой Тоней в зале, удалилась в горницу, где закрылась изнутри. Там, не включая свет, переоделась в заранее приготовленную одежду, не забыв о парике. Затем проскользнула в отверстие за сундуком и на цыпочках подкралась к двери, ведущей в зал. Мне удалось разобрать, как бабушка вполголоса, боясь разбудить мою маму и братца, распекала Женьку:
– Где ты бродишь целый день? Племянницу одну оставил! А если бы с ней что-нибудь случилось?
– Это она тебе пожаловалась? – спросил дядька.
– Ничего она мне не говорила! Но я не слепая – сама вижу! Пришла домой – тебя нет!
Я не стала слушать, как оправдывался Женька, и выбралась наружу через заднюю дверь. Смазанные накануне петли даже не скрипнули: недаром я извела на них полпачки сливочного масла. На то, чтобы отыскать в траве за погребом пустой мешок и перелезть через кирпичную ограду мне понадобилось не больше трёх минут. Заранее спрятанная в овраге бабушкина одноколёсная тачка, на которую пошли остатки масла, оказалась на месте. Бросив туда мешок, я покатила её через пустырь к цыганскому саду. В одном месте в заборе там была дыра, замаскированная травой и ветками, куда легко проходила моя тачка.
Над цыганским домом стояла полная луна и в её свете кровля и стены казались призрачными. Между чёрными силуэтами деревьев виднелись серебристые островки травы. Мне даже хотелось, чтобы было чуть-чуть темнее. Подкатывая тачку к дереву, на стволе которого белел поставленный мелом крест, я набивала запазуху яблоками, а потом складывала их в мешок. Вокруг было всё спокойно и со стороны дома не доносилось ни звука. Постепенно я подобралась к яблоне с самыми вкусными плодами. Вдруг впереди, приближаясь ко мне от дома, замерцал огонёк папиросы. В ту же минуту я, как подкошенная, рухнула на землю. Огонёк тоже застыл на месте, затем мигнул и, описав кривую дугу, растворился среди травы.
Но сколько я не прислушивалась, моё ухо не могло уловить звука шагов. Было неясно, куда девался человек, который курил. Ведь не мог же он раствориться, как огонёк его папиросы? Пролежав несколько минут, я, наконец, поднялась. Полосатые бока яблок тускло блестели в лунном свете, но мне уже было не до них. Моя тачка с почти полным мешком стояла на прежнем месте. Взявшись за ручку, япокатила её к забору, мысленно приговаривая про себя: «Не оглядывайся! Только не оглядывайся!» И всё-таки, уже на полпути к заветной дыре, я не выдержала и оглянулась. К моему полнейшему ужасу, в просвете между деревьями мелькнула чёрная тень, похожая на огромную летучую мышь. Как ни странно, но в эту минуту, когда мне самой угрожала реальная опасность, я почему-то думала о бабушкиной тачке, которую ни в коем случае нельзя было оставлять в чужом саду. О том же, чтобы сбросить с неё мешок, набитый яблоками, мне даже в голову не пришло.
Итак, прикусив до боли нижнюю губу, я изо всех сил толкала перед собой слегка поскрипывавшую тачку, время от времени оглядываясь назад. Незнакомец продолжал неотступно следовать за мной, не приближаясь, однако, на расстояние больше пяти шагов. Он, наверно, понял, что обнаружен, и не считал больше нужным прятаться. Последним героическим усилием я подкатила тачку к проёму, тоже отмеченному белым крестом, и протолкнула её наружу. Бросив после этого взгляд назад, я не обнаружила своего преследователя. То ли ему надоело гнаться за мной, то ли он затаился, решив посмотреть, как я буду перебираться с нагруженной тачкой через забор. У меня ещё хватило сил забросать снаружи ветками дыру.
Приблизившись к нашему дому, я снова перелезла через ограду, открыла ворота и вкатила тачку во двор. Затем замаскировала её в высокой траве за погребом, чтобы завтра вернуть на прежнее место в сарай, отыскала под камнем ключ от погреба и стащила тяжёлый мешок по ступенькам вниз. В доме не светилось ни одно окно, но когда я проходила по двору, дверь кухни со скрипом открылась и оттуда высунулась чья-то голова:
– Марина, это ты?
Я узнала Женькин голос. Оказывается, бабушка легла спать на диване, а его отправила сюда вместе с раскладушкой. К счастью, дядька решил, что мне понадобилось выйти по нужде. Пожелав ему спокойной ночи, я вернулась в горницу и рухнула прямо в одежде на кровать.
День 13 Как к нам в гости пришёл Сергей, а также о всаднике, выбитом из седла, и о «великой мести»
Около трёх часов ночи я проснулась из-за духоты в горнице. Не открывая глаз, стащила с себя одежду и снова погрузилась в сон.
В белом, как снег, платье с длинным шлейфом я ехала на сером в яблоках коне, а по правую руку от меня на вороном жеребце скакал мой Защитник. Ветер играл его смоляными кудрями и развевал рукава атласной рубахи. Ноги незнакомца, вдетые в стремена, были обуты в кожаные сапожки. В руках он держал кнут, которым изредка подгонял коня. Но вот Защитник повернул ко мне лицо и я увидела, что оно в маске. Сквозь её узкие прорези сверкали живые чёрные глаза. Улыбнувшись и обнажив при этом ряд белых зубов, он протянул мне руку и я, мгновение поколебавшись, вложила в неё мою ладонь. Так мы и неслись вперёд на горячих скакунах рука об руку, стремя в стремя, пока вдали не загрохотал гром.
Проснувшись с улыбкой на губах, я услышала, что кто-то барабанит в дверь.
– Марина! – раздался затем мамин голос. – Вставай, завтрак готов!
Поспешно отозвавшись на её зов (иначе бы она стучала, не переставая), я нехотя встала с постели, подняла с пола рубашку и джинсы, аккуратно повесила их на стул и надела халат. Когда умывшись и почистив зубы, я появилась в зале, бабушка и мама с Толиком уже сидели за столом.
– Доброе утро! – сказала я, намереваясь сесть рядом с бабой Тоней.