Марионетка. Отрежь меня!
Шрифт:
Устраиваюсь на коленях мужа. Одежды на мне нет. Стоило почувствовать нежные прикосновения пальцев на коже, по телу пробежала волна возбуждения.
— В таком виде разговора у нас не получится, — нагибается к груди и губами втягивает поочередно соски, покусывая и играя с ними языком.
— А ты хотел, наконец, рассказать? — теснее прижимаю его голову к себе, чтобы не прекращал ласку.
— Хотел… — просовывает ладонь между моих ног. — Ты права. И все равно узнаешь, лучше сделаю это сам.
— Даже не знаю, с чего начать: первым делом послушать занимательную
— Ты мой соблазн… — засовывает в меня палец, продолжая сладкую пытку. Выгибаюсь ему навстречу.
— Самир… — прижимаюсь лбом к его плечу.
— Я бы связал тебя, как в тот вечер… больно не сделаю… — шепчет в ухо, заставляя трепетать в ответ.
— Хорошо… — слезаю в него и ложусь на спину, послушно ожидая своего хозяина — сейчас мне приятно думать о принадлежности этому мужчине.
Запястья крепко привязаны к изголовью кровати… А я любуюсь, как Самир раздевается, представая во всем мужском великолепии: рельефный торс, с кубиками пресса, в меру выпуклые мышцы, перекатывающие от каждого движения под оливковой кожей…
«Мой…» — от одной мысли завожусь.
27.2.Самир
Смотреть на нее одно удовольствие… Наслаждаться тем, как извивается подо мной от каждого глубокого точка, отдаваясь страстно, без остатка… Слышать блаженные стоны, срывающиеся с губ… А когда начинает интенсивно содрогаться от оргазма — это что-то запредельное и с ума сводящее… Изливаюсь в нее… Выдаивает из меня все до последней капли сокращениями своего горячего лона…
— Сами-и-и-р… — шепчет протяжно, прикрывая глаза. — Люблю тебя…
— Снег, я тоже тебя люблю, — придерживаю ее голову за затылок и продолжаю целовать лицо.
— Каждый раз, как первый: столько ощущений накатывает, словно мощное цунами — сносит все на своем пути, — откровенничает. — Потрясающе… так хорошо…
— Надеюсь, любишь не за это? — шучу, конечно. Наблюдать за реакцией всегда приятно, так мило стесняется.
— Не говори ерунды, — она дернулась в желании обнять меня, забыв, что привязана, веревки натянулись на руках. — Ай, больно… Отвяжи.
— Сейчас… — встаю с кровати, окидывая взглядом свою восхитительную девочку. Она меняется ввиду беременности: тело приобретает особую привлекательность, утонченную женственность, чувственность и сексуальность — грудь стала больше, а округлые бедра манят своими изгибами… В таком виде еще желаннее.
— Долго будешь поедать глазами? — улыбается, как будто услышала, о чем сейчас думаю.
Освобождаю добровольную пленницу. Она морщится, потирая запястья — на коже остались красные следы от веревки. Кажется, перестарался…
— Снег, прости, увлекся, — присаживаюсь рядом, массируя руки. — Нужно было сказать, что сильно связал — я бы ослабил.
— В тот момент об этом не думала… И ты тоже… Пройдет, — тянется ко мне, устраивается на коленях, положив голову на плечо. — Лучше расскажи, что хотел.
— Не знаю, как отнесешься… — перебираю ее шелковистые
волосы, собираясь с мыслями.— Только не говори загадками, — она выпрямляется и смотрит внимательно. — Что происходит?
— Нашелся твой отец, — по взгляду не ясно: рада или нет — каких-то явных эмоций не видно.
Снег встает. Расхаживает по комнате, задумавшись. Обнимает себя в защитном жесте. И молчит…
— Скажи хоть что-нибудь, — беру плед с кресла. Подхожу и заворачиваю жену, ей как будто резко холодно стало.
— Значит, он жив… — прижимается щекой к моей груди.
— Живее всех живых, и неплохо существует, — добавляю.
— Как ты его нашел? Кто он? — ее немного трясет. Именно этого опасался. Не хотел лишних волнений.
— Нашел не я… Стечение обстоятельств… — пока не стану посвящать во все подробности. — Ты удивишься, когда узнаешь…
— Самир, не томи! — она поднимает на меня свои глаза. А ведь между ними есть заметное внешнее сходство. Как раньше не увидел?
— Иван Николаевич Александров… — крепко держу за плечи.
— Что?! Это правда? — понимаю, поверить сложно. Сам удивился не меньше.
— Вероятность большая, — усаживаю Снежану в кресло, на всякий случай. Опускаюсь перед ней на корточки.
— Ни мама, ни бабушка никогда не рассказывали об отце… У нас в семье эта тема была под запретом. Поэтому он хотел поговорить со мной? Ему известно обо мне?
— Да, — сжимаю ее прохладные ладони. Вроде нормально восприняла новости. Кратко пересказываю, что знаю. — Всю историю только Александров может поведать, каковы причины внезапного расставания и бегства…
— Покажи фото, — просит она, а по щекам текут беззвучные слезы.
— Посиди тут. Схожу — возьму.
Накидываю штаны и иду в свой кабинет. Бумаги прибрал в сейф. Нахожу фотографию и возвращаюсь в спальню.
— Держи, — протягиваю.
Снег берет дрожащими руками старый пожелтевший снимок, и, не переставая плакать, рассматривает лица своих родителей в молодости, проводит пальцем по гладкой поверхности.
Я не лезу к ней. Пусть свыкнется.
— И как теперь быть? — растеряно произносит.
Если озвучу свои истинные мысли, а именно — держать папочку на расстоянии, то она не поймет таких доводов. Ведь, по сути, руководствуюсь только собственным мнением, основанным на личных взаимоотношениях с Александровым.
— Что ты хочешь услышать? — все равно сейчас не лучшее время обсуждать планы на будущее.
— Я смогу с ним встретиться? — кто бы сомневался, что захочет увидеться с ним.
— Давай, ложиться спать. Позже решим, — поднимаю Снежану на руки и укладываю в постель.
— Ты не позволишь, да? — глаза взволнованно бегают.
— Завтра поговорим, тебе нужно отдыхать, — укрываю ее плотнее пледом.
— Самир… кого ты обманываешь… — еле сдерживает очередные слезы, всхлипывая. — Ничего не изменится. Завтра придумаешь новую причину, лишь бы не подпустить его ко мне. С мероприятия уводил в срочном порядке — думаешь, не заметила? В чем дело? Тендер выигран… Что вам еще делить? Если он мой отец, то я…