Марионетка. Отрежь меня!

В какой-то момент замечаю, как к нам спешно приближается Александров.

«Только его не хватало… Смог все-таки найти захоронение…» — хотя не скажу, что его визит стал неожиданностью. Почему же раньше не отреагировал на новость о смерти, сейчас-то перед кем собрался «рисоваться»? У него был мизерный шанс пообщаться с дочерью — выразить соболезнования, им он распорядился бездарно и наплевательски.

Иду к Снежане. Надо срочно уезжать. Хотя понимаю, что не успеем и неизбежно столкнемся с «папочкой».

— Снег, пошли, — поднимаю ее на ноги. Она вопросительно взглянула, а потом увидела: из-за кого напрягся.

— Скажу ему пару «ласковых»… — решительно произносит.

— Нет! — удерживаю за локоть.

— Самир… мне… нужно… — разозлилась. Первый раз наблюдаю такую реакцию.

— Серьезно? — сжимаю руку сильнее, не позволяя ей сдвинуться с места. — Напомнить, как он похитил тебя?

— Если не сделаю этого, буду жалеть, — уверенно заявляет.

— О каком сожалении ты говоришь?! — возмущаюсь. — Забудь!

Тем временем папаша подошел с заготовленной пламенной речью, наверняка каждое слово тщательно продумывал.

— Самир, дочка, давайте поговорим? Мне только сегодня сказали… Ничего не знал… — начал, было, он. Как предсказуемо и банально.

«Ага, сейчас расплачусь. Где же вы были все это время, папуля?» — игнорирую, кинув говорящий взгляд в его сторону. И веду жену к машине. Она вытирает беззвучные слезы, но главное, не пытается спорить — что уже хорошо.

— В больнице лежал… сердечный приступ случился… — семенит следом, продолжая нести бредятину.

Предлагаю Снежане сесть, открывая дверь, которую, на всякий случай, блокирую, чтобы у нее не возникло желания выйти и вмешаться в разговор.

— Я что, похож на идиота? — наступаю на него. Не верю ни единому слову.

— Правду говорю, — произносит Александров и медленно отходит назад. — Мне поэтому не сообщили, опасаясь повторений.

— Какое совпадение, — иронично отвечаю. — Может, сначала поинтересуешься здоровьем дочери? Ты в курсе, что она чуть не потеряла ребенка? Потом мать умерла — опять стресс. Вся ситуация, в целом, как ты понимаешь, не добавляет радости…

— Виноват очень… — оправдывается. Пусть распинается, сколько влезет. — Не подумал о последствиях…

— Не удивлен… Только собственное эго ласкаешь… Держись от нее подальше, — напоминаю.

— Жена забрала телефон от лишних волнений… Не мог я…

— Что?!! — усмехаюсь. Он явно меня за умалишенного держит. — Другого же способа нет связаться? Мы же в каменном веке живем!

— Самир… чувствую себя паршиво… — расстроено вздыхает. И о, чудо, настоящая эмоция на его лице пробежала, как только скинул маску безразличия.

— Ты лучше иди на могилу, там поплачь и извиняйся перед той, кому сломал жизнь, а мне твои раскаяния ни к чему. К Снежане не позволю приближаться, есть у тебя скотская привычка — гадить вокруг.

Всё. Хватит. Разговор окончен. И он молчит — добавить нечего. Значит, пора уходить. Направляюсь к авто, где уже заждалась моя девочка, лишь бы не переживала.

— Чем-нибудь могу помочь? Самир! — окликает.

Торможу и резко оборачиваюсь, кое-что интересует.

— Группа крови и резус-фактор какие? — перехожу к делу. От него не убудет, если сдаст, внесет свой вклад — об этом можно позаботиться заранее.

— Э… э… — он задумался ненадолго. — Четвертая, отрицательная… кажется… надо уточнить у врача…

«Наследственность сказалась все-таки…» — подытоживаю про себя.

— Так уточни. Может, сгодишься, хоть на что-нибудь, — пренебрежительно смотрю на него.

Пока шел к машине, ощущал спиной острый взгляд. Нехорошее предчувствие закралось…

Глава 35 . Не приговор?

35.1.Снежана

Я не могу спокойно смотреть, как Самир целует мой живот, нежно трепетно прикасается, общается с малышом — всё это неизменно вызывает слезы умиления, а бережное заботливое отношение позволяет ощущать себя тем самым бесценным сокровищем, о чем муж не перестает говорить, часто называя меня так. И пусть беременности всего шесть недель, для нас каждый прошедший день — целое событие, приближающее к самой важной встрече в жизни.

Самочувствие неплохое, не могу сказать, что идеальное: иногда тошнота возвращается или беспричинная слабость с сонливостью накатывают, хотя врач довольна состоянием моего здоровья, о резус-конфликте рассуждать еще рано… Верю в лучшее: надеюсь, мой организм справится и частичка любимого мужчины не покинет меня…

Но почему-то он излишне задумчив сегодня, несмотря на отсутствие видимых проблем.

— Ты какой-то странный… Поделишься? — приподнимаюсь на локтях, заглядывая в небесные глаза.

— О чем ты? — отстраняется от меня и садится, чтобы укрыть одеялом.

— Что с тобой? — внимательно изучаю его лицо.

— Спи… Пойду, поработаю немного, — наклоняется и целует в лоб, игнорируя вопрос.

— Самир? — хватаюсь за него. Такой ответ не нравится. Сейчас фантазия унесет не в том направлении и буду еще больше волноваться. — Я же не слепая.

— Отец завтра прилетает… — он чего-то явно не договаривает.

— Хм… И что такого? — не понимаю. Свекор, конечно, человек с непростым характером, вдобавок глубоко религиозен, но не заметила в прошлый визит, чтобы он цеплялся с назиданиями или давил, навязывая свое мнение.

— Не один… — поясняет, раздражаясь. — С Саидом.

Только при упоминании одного этого имени становится не по себе, а как вспомню его прикосновения, слова и всю мерзость в отношении меня — передергивает от отвращения.

«Теперь ясно, почему Мария осторожно интересовалась, как я вижу дальнейшую жизнь, если все-таки Самир решит отвезти нас с ребенком в Дубай» — она уже знала о приезде, и таким образом намекала, что столкновения с Саидом неизбежны…

— М-да… — вздыхаю. — Они ведь по делам? — уточняю. Если бы мы с Самиром могли уехать на это время — была бы счастлива.

— Отец задержится на три дня, потом заберет маму с собой, а вот братец… останется… Он вместе с женой и младшими детьми приедет.

— Зачем? — удивляюсь.

— Помощь по работе нужна, — отвечает с досадой. — Мой зам не справляется с нагрузкой, не может разорваться, особенно, когда одновременно нужно быть в двух разных местах.

— Это все из-за меня, да? — смотрю виновато. — Потому что торчишь со мной круглые сутки? И ничего не успеваешь?

— Не торчу, а ухаживаю — не подменяй понятия, — поправляет. — Я сделал выбор в пользу того, что важнее. Работой занимаюсь удаленно, но этого недостаточно.