Марионетка. Отрежь меня!
Шрифт:
— Самир… как ты можешь… — ложусь, обнимая подушку.
Слезы текут, и обида душит от несправедливости. Я все понимаю, в нем говорит ревность и та история с ночным визитом подорвала доверие, но зачем же так грубо?
Это был наш малыш… был…
— Снег… — он присаживается рядом, голос звучит виновато. Кажется, осознал свою ошибку.
— Уйди… — натягиваю одеяло на голову. Не хочу его видеть.
— Посмотри на меня, — прикасается к плечу, пытаясь перевернуть на спину.
— Пожалуйста, уйди… — скидываю руку.
— Прости…
— Самир, уйди! — кричу на него, настаивая на своем желании побыть одной.
— Мы с тобой поругаемся… — хмурит брови.
— Мы уже ругаемся! — слезы хлынули с новой силой. — Мне очень плохо, тошно и невыносимо больно от мыслей, что нашего, я подчеркну еще раз это слово — НАШЕГО, ребенка больше нет, а ты несешь полнейший бред! Обвиняешь в неверности! Как так?!
— Снег… — он хотел прикоснуться к моему лицу. — Прости.
— Не трогай меня! — отмахнулась от него.
— Прости, прости, прости! — муж схватил за плечи, сильно впиваясь пальцами.
На наши крики в палату забежала взволнованная медсестра.
— Что здесь происходит? — растерянно смотрит на нас.
— Ничего, — огрызается Самир.
— Вы находитесь в реанимации. Тамара Игоревна разрешила вам прийти, но такое поведение недопустимо, — возмущается женщина. — Покиньте помещение. Немедленно.
— И не подумаю, — он встает с кровати, ловким движением выпроваживает ее, закрываясь изнутри.
— Я вызову охрану, — через дверь говорит она.
— Да хоть полицию! — отвечает муж.
— Откройте! — настойчиво стучится медсестра. — Хорошо, сами напросились!
Слышится звук удаляющихся каблучков.
— Пожалуйста, оставь меня одну… — прошу или даже умоляю, глядя в его глаза, которые сейчас потемнели, и похожи на небо перед дождем, затянутое тучами.
Самир приближается, и, молча, изучает мое лицо.
— Снег… — садится на кровать. — Схожу с ума от ревности.
— Между мной и Саидом ничего не было, — уверенно заявляю. — Да, я крепко спала и видела эротический сон с твоим участием, но поверь, если бы он перешел к активным действиям — то обязательно проснулась бы, сопротивлялась, кричала, звала на помощь… Разве можно винить в том, чего не совершала? Но ты поливаешь грязью… Называешь нашего малыша чужим…
— Снег… — он сжимает мою ладонь. Вижу, как сожалеет о брошенных сгоряча словах, хотя от этого не легче — обида затопила сердце.
— Я не все сказала… — перебила его, вырывая руку. — И чтобы окончательно добить меня: признайся, что не хотел этого ребенка, он ведь так мешал тебе… А твоя забота — не более, чем притворство.
— Ты что несешь?! — он еще больше злится. Опять хватает за плечи, причиняя боль.
— А ты?! — упираюсь ему в грудь.
— Моя забота — притворство?! — кричит в лицо. — Люблю тебя до безумия! И ребенка хотел… Ждал не меньше…
— Пусти! — пытаюсь оттолкнуть от себя. —
Делаешь больно…— Услышь меня! — трясет так сильно, что голова кружится.
— Самир… — прикрываю глаза. Он не замечает моего состояния, охваченный гневом.
В этот момент дверь с грохотом открывается.
— Да что вы творите? — голос Тамары Игоревны. — Отойдите! Покиньте отделение!
Мужа буквально отрывают от меня. И выводят за пределы палаты.
Падаю на подушку, стараясь унять противное ощущение, граничащее с тошнотой. Вдобавок, дыхание сбилось, а сердце бешено колотится, гулко ударяясь о ребра.
— Эй, Снежана, — врач хлопает по щекам. — Ну-ка, взгляни.
— Сейчас… — открываю глаза.
Она склонилась надо мной, внимательно осматривая и ощупывая.
— С таким подходом больше не пущу Самира, вплоть до выписки… Он сорвался на тебя из-за выкидыша, что ли? — интересуется.
— Нет… — приподнимаюсь выше, удобнее устраиваясь на подушке. — Поссорились просто… не поняли друг друга…
— Не знаю ваших законов, правил, запретов и прочих условностей, но так нельзя… А ведь переживал… Даже думала, ему помощь потребуется — места себе не находил от волнений.
— Тамара Игоревна, мне бы день в тишине и покое побыть, — прошу.
— Не проблема, дам указания: на сегодня никаких посещений, а завтра в обычную палату переведу. Отдыхай.
Она что-то вколола, после чего я расслабилась и постепенно уснула, погружаясь в свои мечты, где остался он и ждет…
…Мой мальчик, мой маленький мальчик… сын… так похож на своего отца… Прижимаю его к себе, целую в лоб, ощущая потрясающий детский аромат… Он только что поел и забавно причмокивает язычком… Провожу пальцем по его нежной коже…
И слезы наворачиваются от отчаяния и невозможности встретиться с ним. Я сплю в реальности, а он живет со мной во снах…
36.2.Самир
Что же я натворил?
Сейчас, когда злость с ревностью поутихли, иначе на все посмотрел. Как только мог опуститься до подобных обвинений и грубости? Сказать такое про ребенка… нашего ребенка, которого уже нет… Сорвался. Обидел мою девочку. И без того паршиво, а я причинил очередную порцию боли, забыв в тот момент заботиться о ее чувствах. Повел себя как сволочь. Стыдно…
Весь этот гнев предназначался другому…
Ядовитая ненависть растекается по венам при мыслях о… язык не поворачивается назвать его братом… он предатель…
Тогда, в Дубай, после разговора в кабинете отца, больше не выяснял отношения с Саидом, не хотел слышать омерзительных подробностей ночного визита к моей жене, хватило слов Снежаны, да и сейчас достаточно — верю, что ничего не было, просто не смог совладать с эмоциями. Поругались, не поняли и не услышали друг друга.
Но кое-кто ответит за страх, который вселяет — что даже во снах преследует и не дает покоя ей…