Марсианские хроники
Шрифт:
Вдруг в толпе произошло какое-то замешательство, и мимо Лафаржа пробежали двое - мужчина и женщина. Он узнал их: Джо Сполдинг с женой. Они исчезли прежде, чем Лафарж успел заговорить с ними.
Встревоженно озираясь, он купил билеты и безропотно потащился за женой в постылую темноту кинозала.
В одиннадцать часов Тома у причала не было.
– Ничего, мать, - сказал Лафарж, - ты только не волнуйся. Я найду его. Подожди здесь.
– Поскорее возвращайтесь.
Ее голос утонул в плеске воды.
Он шел по ночным улицам, сунув руки в карманы. Один за
– Наверно, парень ушел навсегда. А может, его и вовсе не было…" Лафарж свернул в переулок, скользя взглядом по номерам домов.
– Это ты, Лафарж?
На крыльце, куря трубку, сидел мужчина.
– Привет, Майк.
– Что, повздорил с хозяйкой? Вышел проветриться, нервы успокоить?
– Да нет, просто гуляю.
– У тебя такой вид, словно ты что-то ищешь. Да, к слову о находках. Ведь сегодня вечером кое-кто нашелся. Джо Спеллинга знаешь? Помнишь его дочь, Лавинию?
– Помню, - Лафарж похолодел. Это было как сон, который снится во второй раз. Он в точности знал, что будет сказано дальше.
– Лавиния вернулась домой сегодня вечером, - сказал Майк, выпуская дым.
– Помнишь, она с месяц назад заблудилась на дне мертвого моря? Потом нашли тело, вроде бы ее, да очень уж изуродовано было… С тех пор Спеллинги были словно не в себе. Джо ходил и все твердил, что она жива, не ее это тело. И вот выходит, он был прав. Сегодня Лавиния объявилась.
– Где?
– Лафаржу стало трудно дышать, сердце отчаянно заколотилось.
– На Главной улице. Спеллинги как раз покупали билеты в кино. Вдруг видят в толпе Лавинию. Вот сцена была, воображаю! Сперва-то она их не узнала. Они квартала три шли за ней, все говорили, говорили. Наконец она вспомнила.
– И ты ее видел?
– Нет, но я слышал ее голос. Помнишь, она любила петь "Чудный брег Ломондского озера"? Ну так вот, я только что слышал, как она эту песню отцу пела, вон их дом. Так она пела - заслушаешься! Славная девочка. Я как узнал, что она погибла, - вот ведь беда, подумал, вот несчастье. А теперь вернулась, и так на душе хорошо. Э, да тебе вроде нездоровится. Зайди-ка, глотни виски!
– Спасибо, Майк, не хочу.
– Старик побрел прочь.
Он слышал, как Майк пожелал ему доброй ночи, но не ответил, а устремил взгляд на двухэтажный дом, высокую хрустальную крышу которого устилали пышные кисти алых марсианских цветов. Над садом навис балкон с витой железной решеткой, в окнах второго этажа горел свет. Было очень поздно, но он все-таки подумал:
"Что будет с Энн, если я не приведу Тома? Новый удар - снова смерть, - как она это перенесет? Вспомнит первую смерть?.. И весь этот сон наяву? И это внезапное исчезновение? Господи, я должен найти Тома, ради Энн! Бедняжка Энн, она ждет его на пристани…"
Он поднял голову. Где-то наверху голоса желали доброй ночи другим ласковым голосам, хлопали двери, гас свет, и все время слышалась негромкая песня. Мгновение спустя на балкон вышла прехорошенькая девушка лет восемнадцати.
Лафарж окликнул ее, преодолевая голосом сильный ветер.
Девушка
обернулась, глянула вниз.– Кто там?
– крикнула она.
– Это я, - сказал старик и, сообразив, как странно, нелепо ответил ей, осекся, только губы продолжали беззвучно шевелиться.
Крикнуть: "Том, сынок, это твой отец"? Как заговорить с ней? Она ведь примет его за сумасшедшего и позовет родителей.
Девушка перегнулась через перила в холодном, неверном свете.
– Я вас знаю, - мягко ответила она.
– Пожалуйста, уходите, вы тут ничего не можете поделать.
– Ты должен вернуться!
– Слова сами вырвались у Лафаржа, прежде чем он смог их удержать.
Освещенная луной фигурка наверху отступила в тень и пропала, только голос остался.
– Теперь я больше не твой сын, - сказал голос.
– Зачем только мы поехали в город…
– Энн ждет на пристани!
– Простите меня, - ответил тихий голос.
– Но что я могу поделать? Я счастлива здесь, меня любят - как любили вы. Я то, что я есть, беру то, что дается. Поздно: они взяли меня в плен.
– Но подумай об Энн, какой это будет удар для нее…
– Мысли в этом доме чересчур сильны, я словно в заточении. Я не могу перемениться сама.
– Но ведь ты же Том, это ты была Томом, верно? Или ты издеваешься над стариком - может быть, на самом деле ты Лавиния Сполдинг?
– Я ни то, ни другое, я только я. Но везде, куда я попадаю, я еще и нечто другое, и сейчас вы не в силах изменить этого нечто
– Тебе опасно оставаться в городе. У нас на канале лучше, там никто тебя не обидит, - умолял старик.
– Верно… - Голос звучал нерешительно.
– Но теперь я обязана считаться с этими людьми Что будет с ними, если утром окажется, что я снова исчезла - уже навсегда? Правда, мама-то знает, кто я, - догадалась, как и вы. Мне кажется, они все догадались, только не хотят спрашивать. Провидению не задают вопросов. Если действительность недоступна, чем плоха тогда мечта? Пусть я не та, которую они потеряли, для них я даже нечто лучшее - идеал, созданный их мечтой. Передо мной теперь стоит выбор: либо причинить боль им, либо вашей жене.
– У них большая семья, их пятеро. Им легче перенести утрату!
– Прошу вас, - голос дрогнул, - я устала.
Голос старика стал тверже
– Ты должен пойти со мной. Я не могу снова подвергать Энн такому испытанию. Ты наш сын. Ты мой сын, ты принадлежишь нам
– Не надо, пожалуйста!
– Тень на балконе трепетала.
– Тебя ничто не связывает с этим домом и его обитателями!
– О, что вы делаете со мной!
– Том, Том, сынок, послушай меня. Вернись к нам скорей, ну, спустись по этим лианам. Пошли, Энн ждет, у тебя будет настоящий дом, все, чего ты захочешь.
Лафарж не отрывал пристального взгляда от балкона, желая, желая, чтобы свершилось…
Тени колыхались, шелестели лианы.
Наконец тихий голос произнес:
– Хорошо, отец.
– Том!
В свете луны вниз по лианам скользнула юркая мальчишеская фигурка. Лафарж поднял руки - принять ее. В окнах вверху вспыхнуло электричество. Чей-то голос вырвался из-за узорной решетки.
– Кто там?
– Живей, парень!
Еще свет, еще голоса.
– Стой, я буду стрелять! Винни, ты цела?