Мартышка для чемпиона

Финт не прокатывает.

Глеб след от чужих губ замечает. Говорит, скорее утверждая, нежели спрашивая:

— Это тот парень, да.

— М-м, какой парень?

— Хоккеист, которого мы встретили в кино. Он же? Ты ведь теперь с ним?

Я сдаюсь. Опускаю напряженные плечи и, не видя смысла врать, признаюсь:

— По правде говоря, да. С ним. Его зовут Арсений. И мы, типа, пара…

— Я так и думал, — грустно улыбается Глеб.

— О чем ты? — непонимающе заламываю бровь я.

— Знал: рано или поздно он тебя добьется. Такие, как Арсений, всегда добиваются того, чего хотят. А он тебя хотел. А ты хотела его. Это было понятно при первом же взгляде на вас двоих.

— Неправда!

— Правда.

— На тот момент все, чего я от него хотела — это избавиться.

— И трахнуть.

Оу…

Я округляю глаза. Слово “трахнуть” из уст хорошего, примерного Глеба звучит так, как если бы портовой грузчик начал за рюмкой водки цитировать высокопарную классику. Чужеродно. И странно.

По своему интерпретировав мое молчание, собеседник продолжает:

— Я это знаю. Ты это знаешь. И он это знал. Поэтому тогда за нами на сеанс и не потащился. Понял, что я ему не конкурент. От вас двоих так фонило сексуальным напряжением, что удивительно, как проводка в ТРЦ не загорелась. У вас у обоих были явные притязания друг на друга. Я это еще тогда заметил.

— Тогда почему промолчал?

Парень пожимает плечами:

— Наверное понадеялся, что смогу составить ему конкуренцию? Хотя куда мне. Он спортсмен, красавчик, его самоуверенность родилась раньше него самого.

— Я тоже ему это постоянно говорю, — хмыкаю — про самоуверенность. А вообще, ты… ты ведь понимаешь, что дело не в тебе? Я с ним, не потому что ты плохой или какой-то не такой, Глеб, правда. Ты классный, милый, добрый, веселый…

— Да, да, да, и скучный. Говори прямо.

— Неправда! Ты хороший! Просто тебе и девочку надо такую… милую. Воздушную, легкую, мягкую. Я совершенно не твой типаж. У нас бы все равно ничего не получилось. Даже если бы в моей жизни не появился Арсений, мы бы не смогли найти точки соприкосновения. Понимаешь?

— Вполне.

Мы снова на какое-то время замолкаем.

Пока Глеб не нарушает тишину, посмеиваясь, спрашивая:

— А как же: “все хоккеисты заносчивые засранцы”?

— Я все еще так считаю, если тебе интересно! — хмыкаю я. — Просто этот засранец оказался моим, — вздыхаю. — Оказывается и такое бывает. Если любишь человека, то готова мириться со всеми его нарциссическими замашками и прощать его заносчивой заднице любые косяки. Хотя, будем честны, косяков у Бессонова преступно мало. Он идеален. И этим, кстати временами бесит.

— М, любишь значит? — вычленяет из моих слов главные Глеб.

Я прикусываю язык, только сейчас осознав, что впервые перед кем-то это произнесла. Сказала вслух о своих чувствах к Бессонову. И слова выпорхнули из моего рта так легко и просто, будто бы пришло их время. Осознание этого волной легкой дрожи прокатывается внутри, сосредотачиваясь на кончиках пальцев легкими покалываниями.

Я растираю ладошки и киваю, говоря:

— Кажется, — нет, не кажется. — Люблю.

— Ему с тобой очень повезло.

— Тебе тоже однажды повезет.

— Ага. В любом случае, спасибо за честность. И, да, я за тебя рад, Марта. Искренне. Вы вдвоем как две половинки одного целого. Редко такое встретишь.

— Я надеюсь, что однажды ты тоже встретишь свою половинку. Нет, не надеюсь, всеми силами в это верю!

Мы переглядываемся. Улыбаемся понятливо. И на душе так тепло становится. Легко. Какими бы мотивами не было пропитано мое изначальное желание завязать общение с этим парнем, но я точно никогда не желала ему ничего плохого. Просто так бывает. Просто он не мой мужчина, а я не его женщина. Все мы пробуем и ошибаемся. Тем наша жизнь и прекрасна. Что она не стоит на месте. Мы не стоим на месте. Учимся, растем, взрослеем и мудреем. Пока ты живой, у тебя триста шестьдесят пять дней в году, чтобы начать все заново. С чистого листа. Тысяча и одна возможность, чтобы меняться. Менять себя. Свою жизнь. И свои на нее взгляды.

Я изменила…

После встречи с Бессоновым я чувствую, что стала другой. Мягче и нежнее. Женственней и плавнее. Менее бескомпромиссной и более понятливой. Нет, я все еще люблю съязвить и подколоть. Обломать момент глупой шуткой. Или закатить недовольно глаза, когда мне что-то не нравится. Я все еще так же Мартышка, которую знает моя семья. Шебутная, временами неадекватная и ворчливая. Но теперь я еще и чуточку Царица, которую вылепил из меня Бессонов. И, черт побери, это оказывается так круто! Быть за мужчиной на которого ты можешь и хочешь положиться. Это высшая степень кайфа, когда перед тобой есть крепкое мужское плечо и широкая спина, за которой можно спрятаться от всех невзгод.

Блин, Фомина, и откуда в тебе столько ванили?

Девочка, кажется ты окончательно поплыла…

Перекинувшись еще парой фраз и пожелав друг другу удачи на жизненном пути — Глеб уходит, а я провожаю его взглядом ощущая гордость за себя. Едва ли не впервые в жизни я поступила разумно и по-взрослому. Это определенно заслуживает похвалы! И я даже знаю чьей…

Я тянусь к телефону и набираю Аську. Отвечает подруга не сразу. Пока слушаю длинные гудки, успеваю выйти из кафе и морщась от яркого весеннего солнышка, неторопливо двинуться вдоль дороги. Уже хочу сбросить вызов, потому что Ракитина явно занята, как безмолвие на том конце провода обрывается торопливым:

— У тебя две минуты. Я на съемке.

— Две минуты — отлично! Я только что окончательно порвала с Глебом. С недавних пор у нас с Бессоновым реальные отношения. А еще ты была права. Этот хитрый засранец был с самого начала вне конкуренции. И да, я признаю свое поражение и готова батрачить на тебя стилистом. Вот! — отодвигаю экран от уха, бросая на него взгляд. — Сорок секунд. Я уложилась.

— Вау! — взвизгивает в трубку Ася. — Вау, вау, вау, Фомина!

— Какому именно пункту ты так радуешься? Уточни.

— Ты влипла!

— Я всегда знала, что могу на тебя рассчитывать, — закатываю я глаза.

— На какой стадии ваши «реальные отношения»? На сколько все серьезно?

— На той стадии, когда моя косметика начала отвоевывать полочки в его ванной. Зубная щетка поселилась в его стаканчике. А шмотки уже занимают половину его гардеробной. Полагаю, все очень серьезно?

Ответом мне служит новое «вау».

— Ах, да, еще мы завели кота.