Машина времени

И вот в одно очень жаркое утро – думаю, что это было на четвертый день моего пребывания, – я искал убежища от жары и ослепительного блеска солнца в колоссальных развалинах, находившихся недалеко от того здания, где я ночевал и питался. Тут со мною случилось странное происшествие. Странствуя между грудами кирпича, я наткнулся на узкую галерею, конец которой и боковые окна были завалены упавшими массами камня. Вследствие контраста с ослепительным дневным светом эта галерея показалась мне сначала совершенно темной. Я вошел в нее ощупью, так как вследствие быстрого перехода от яркого света к темноте я ничего не мог разобрать, и перед глазами моими поплыли цветные пятна.

Но вдруг я остановился как вкопанный. Пара глаз, блестевших от отраженного света, следила за мной из темноты.

Старинный, инстинктивный страх перед дикими зверями сразу овладел мной. Я сжал кулаки и уставился на сверкавшие глаза. Я боялся повернуться. Тут мне пришла в голову мысль об абсолютной безопасности, в которой, казалось, жило это человечество, но тотчас же вспомнил я их странный ужас перед темнотой.

Преодолев свой страх, я сделал несколько шагов вперед и заговорил…

Охотно допускаю, что мой голос звучал грубо и неровно. Я протянул руку и прикоснулся к чему-то мягкому. Тотчас же глаза как будто отпрыгнули в сторону, и что-то белое промелькнуло мимо меня.

Я почувствовал, что душа ушла у меня в пятки, но все же повернулся и увидал удивительное, маленькое обезьяноподобное существо со странно опущенной вниз головой, пробежавшее по освещенному пространству, находившемуся позади меня. Оно толкнулось о гранитную глыбу, отпрянуло в сторону и в одно мгновение исчезло в густой тени под другой грудой кирпичных обломков.

Впечатление, полученное мною от этого странного существа, было крайне несовершенное. Я помню только, что оно было тусклого белого цвета, имело странные, серовато-красные большие глаза и что на голове и вдоль спины были тонкие волосы. Но я уже сказал вам, что это странное существо пробежало слишком быстро и я не мог хорошенько разглядеть его. Я даже не могу сказать, бежало ли оно на четвереньках или же только очень низко опустило свои руки.

После минутного колебания я отправился вслед за ним к груде обломков. Я не мог отыскать его, но через некоторое время в глубокой темноте я наткнулся на одно из круглых, напоминающих колодец отверстий, о которых я уже вам рассказывал. Отверстие это было полускрыто свалившимся столбом. Тут у меня внезапно мелькнула мысль: не могло ли это странное существо скрыться в колодце?

Я зажег спичку и, заглянув вниз, действительно увидал маленькое белое существо с огромными блестящими глазами, которое в упор смотрело на меня, быстро отступая вниз.

Я невольно содрогнулся. Это существо было так похоже на человекообразного паука! Оно спускалось вниз по стене колодца, и тут я впервые заметил множество металлических подпорок для рук и ног, образовавших нечто вроде лестницы, спускавшейся в глубину шахты. Но спичка, догорая, обожгла мои пальцы и выпала из моих рук, а пока я зажигал другую, маленькое чудовище уже исчезло.

Не помню, сколько времени я просидел, всматриваясь в глубину колодца. Я долго не мог убедить себя, что виденное мною существо было человеком. Однако я начал мало-помалу прозревать истину, что человечество подразделилось на два вида животных. Изящные дети Верхнего Мира не были единственными потомками нашего поколения: побелевшее отвратительное ночное существо, промелькнувшее мимо меня, также было наследником предшествовавших веков.

Я вспомнил о башнях, вверху которых замечались постоянные воздушные течения, и о своей теории подземной вентиляции. Я начал подозревать их истинное назначение. Но какое же место я должен был отвести этому существу в моей схеме окончательно уравновешенной организации? Какое отношение имело оно к беспечному спокойствию прекрасных жителей Верхнего Мира? Что же скрывалось там, на дне этой шахты?

Я присел на край колодца, убеждая себя, что мне-то, во всяком случае, нечего бояться и что я должен спуститься туда, чтобы разрешить все свои недоумения. А между тем я чувствовал самый настоящий страх и не решался идти в колодец.

Пока я раздумывал, двое прекрасных надземных жителей, занимаясь любовным спортом, пробежали мимо из освещенного пространства в тень. Мужчина преследовал бегущую женщину и бросал в нее цветами. По-видимому, они очень смутились, увидев, что я держусь рукой за упавший столб и смотрю в глубь колодца. Очевидно, было не принято замечать эти отверстия, так как, когда я указал им на колодец и попробовал составить фразу на их языке и задать им вопрос об этом колодце, то они как будто еще более омрачились и отвернулись от меня. Однако их заинтересовали мои спички, и я сжег несколько штук, чтобы их позабавить.

Но когда я снова заговорил о колодце, то результат получился тот же самый. Тогда я оставил их в покое и решил отправиться к Цине и попытаться узнать что-нибудь от нее.

В мыслях моих совершался переворот, и мои догадки и впечатления получали новое объяснение. У меня был теперь ключ к этой загадке, я начинал постигать назначение этих вентиляционных башен, тайну колодцев и привидений, не говоря уже о бронзовых дверях и о судьбе моей Машины. И в то же время передо мной намечалось, пока еще в смутных чертах, разрешение той экономической проблемы, которая так занимала меня.

Вот каков был мой новый взгляд на вещи: ясно, что этот второй род людей был подземный. Три обстоятельства в особенности наводили меня на мысль, что редкое появление этих людей на поверхности было результатом их продолжительного и привычного пребывания под землей. Во-первых, блеклая окраска, общая у всех животных, живущих в темноте: например белые рыбы в Кентуккийских пещерах. Во-вторых – огромные глаза, обладающие способностью отражать свет, что составляет особенность всех ночных животных, например совы и кошки. И, наконец, это явное замешательство при дневном свете, неуклюжее, спотыкающееся бегство по направлению к темным местам и особенное опускание головы лицом вниз – все это подкрепляло мою теорию относительно чрезмерной чувствительности их сетчатой оболочки.

Итак, под моими ногами земля должна быть изрыта туннелями, и эти туннели служат жилищами для людей новой расы. Существование вентилирующих колодцев и башен по склонам холмов – везде, за исключением долины реки, – служило доказательством, как повсеместно шли разветвления этих туннелей. Разве не естественно было предположить, что в этом искусственном подземном мире совершалась работа, необходимая для благосостояния надземной расы?

Мысль эта показалась мне настолько правдоподобной, что я тотчас же принял ее и уже пошел далее, стараясь отыскать причину такого раздвоения человеческого рода. Вы, пожалуй, с сомнением отнесетесь к моей теории, но что касается меня, то я очень скоро почувствовал, что она недалека от истины.

Прежде всего, исходя из проблем нашего собственного века, я пришел к неопровержимому заключению, что ключ к такому положению вещей надо искать в постепенном расширении чисто временного и социального различия между капиталистом и рабочим. Нет сомнения, что вам это покажется смешным и совершенно невероятным, но ведь существуют же и теперь обстоятельства, которые намечают путь к таким последствиям! Так, например, существует тенденция утилизировать подземные пространства для таких целей цивилизации, которые не требуют красоты. В Лондоне есть подземная железная дорога, прокладываются новые подземные электрические линии, туннели, подземные мастерские, рестораны, и все это постоянно увеличивается в числе. Очевидно, думал я, такая тенденция уйти под землю все увеличивалась, пока промышленность не потеряла постепенно своего права находиться над землей. Словом, она уходила все глубже и глубже под землю, подземные фабрики все разрастались, и рабочие проводили все больше и больше времени под землей, пока наконец!..