Маска красной смерти

— Я ждал тебя вчера с деньгами. Я не могу это закончить без ...

— Помоги, — просто говорит Элиот.

Молодой человек вскакивает на ноги.

— Это дочь...

— Кент, думаю, она умирает.

Я сглатываю, когда он произносит слово «умирает». И затем мой желудок взрывается, и я изворачиваюсь туда-сюда в его руках. Он кладет меня на металлический стол. Я потная, мои волосы пропитались потом.

— Это ужасный яд, — говорит Элиот.

— Твой дядя?

Я пытаюсь пожаловаться на то, что крышка стола металлическая, и я дрожу от холода, но Элиот и его друг Кент игнорируют мои попытки. Они перебирают банки и бутылки.

— Позволь мне это сделать, — говорит Кент. — Для тебя это слишком личное.

Мог ли Элиот говорить праву, когда признался, что влюблен в меня? Нет, не верю этому.

— Аравия, можешь меня слышать? — спрашивает Кент. — Ты пробовала что-то необычное? Со специфическим вкусом? — я встречаюсь с ним взглядом и сразу понимаю, что знаю его.

— Я тебя уже видела, — каркаю я. — В книжном магазине.

— Да, — говорит он. — Полагаю, мы однажды почти встретились.

Он отдает мне кубок, полный густой, холодной жидкости.

— Выпей это.

Я проглатываю.

— Я не заметила никакого... привкуса, — говорю я. — Может быть он был слишком сладкий.

Он наливает что-то из тестовой трубки в чашу. Она пенится и шипит.

— Я собираюсь сделать укол, — говори Элиот. Я фокусируюсь на увеличительных линзах, которые носит Кент.

— Ты ученый, — слышу себя со стороны я. Подпольный ученый, скрывающийся от принца, помогающий Элиоту с революцией.

— Вообще-то я изобретатель. Мой отец был ученым.

Затем Элиот втыкает иглу мне в руку, и я теряю сознание.

Когда я просыпаюсь, Элиот держит меня за руку, мы возвращаемся в паровой карете.

— Я не сумел защитить Эйприл, но, я клянусь, я защищу тебя, — шепчет он. — Мы дома, — я поднимаю голову, чтобы увидеть, что мы перед Аккадиан Тауэрс. Должно быть, прошли часы, так как уже поздний день. Элиот помогает мне выбраться из кареты и приглаживает волосы.

— Не знаю, как тебе удается выглядеть хорошенькой...

— Сэр, — швейцар стоит позади нас. — Лифт все еще небезопасен, — говорит оператор. — Мне так жаль, сэр. Мисс Уорт больна?

— Мое вождение ее укачало, — говорит быстро Элиот. Он не хочет, чтобы швейцар подумал, что я заражена. Последнее, что люди хотят в нашем городе — быть заподозренными в укрывательстве чумы, но он должен понимать, сколько раз я натыкалась на тех же работников, возвращаясь из клуба.

Солнечный свет ударяет мне по глазам, и голова начинает пульсировать.

Я должна спросить Элиота остался ли от яда какой-то эффект, но не уверена, что хочу знать.

Вестибюль Башен Аккадиан изящный, как никогда. Трое охранников сидят в полукруге, но сегодня они не играют в кости. Они осматривают комнату, бросая взгляды на оббитое золотисто-белым шелком кресло. Девушка в кресле поворачивается и улыбается. Эйприл.

Рука Элиота, обхватывающая мои плечи, держит меня жестко.

— Ты можешь самостоятельно стоять? — спрашивает он себе под нос.

— Да, — мой голос дрожит.

Он отпускает меня, ожидая, пока я схвачусь за спинку другого кресла для устойчивости, и тогда делает три быстрых шага и стаскивает сестру из кресла, чтобы обнять. Она вырывается.

Мое облегчение от вида Эйприл сразу сменяется разочарованием. Почему не могла вернуться два дня назад? Где была?

— Я прождала все утро, — говорит она мне, игнорируя Элиота. — Уж и не думала, что ты когда-нибудь придешь домой, — меня шатает, и Элиот моментально встает за мой спиной.

— Если я помогу, как думаешь, сможешь подняться по лестнице? — спрашивает он меня.

— Я помогу. У меня достаточно практики по ее перетаскиванию, — говорит Эйприл.

Она одной рукой обхватывает меня и ведет к лестнице. Левая сторона ее лица опухла, она разукрашена синяками.

— Один из твоих наркотиков? — спрашивает она Элиота.

— Принц ее отравил.

— Ты нашел способ ее спасти? Антидот?

— Конечно.

— Вам обоим надо быть осторожными. В городе творятся ужасные вещи, — настаивает она. Волнуется о нем, о нас, но он не замечает.

— Эйприл, ты должна мне все рассказать ... — начинает Элиот.

— Да. Ты сможешь это использовать. Ты захочешь узнать, кто меня забрал и что они со мной сделали. Твои враги.

Элиот вздрагивает.

Эйприл смотрит снизу вверх на его лицо. Он отводит взгляд первым, словно не может выдержать вида ушибов.

— Да. Я хочу все узнать. Но сперва я должен отвести тебя к матери. Она волнуется. И, уверен, Аравия тоже хочет встретиться с родителями. Должны ли мы встретиться этим вечером, чтобы обсудить планы?

— Не в секретном саду, — говорит Эйприл. — В нашей гостиной.

— Конечно, — соглашается он. И мы начинаем подниматься снова.

На лестнице тепло, и я потею. Я откидываю волосы с лица.

— Милое колечко, — говорит Эйприл.

— Спасибо, — говорим мы с Элиотом одновременно.

Мы останавливаемся на вершине первого лестничного пролета, и Элиот кладет руку на маску.

— Иногда я не могу дышать через эту штуку.

— Ты должен заставить себя. Это не безопасно ... — я спотыкаюсь, и Элиот подхватывает меня. Мы балансируем на краю лестницы. Он тянет меня назад, и мы припадаем к стене. Он смеется, и по какой-то причине я смеюсь вместе с ним.

— Это смешно? — спрашивает Эйприл. — Вы почти упали с лестницы.

— Это забавно, так как пока она читала мне нотации о безопасности, мы чуть не... — улыбка Элиота исчезает. Он хмурился. — Я нахожу это немного комичным. Абсурд.

Она кладет руки на бедра и оглядывается.

— Спорю, тебе нравятся высокопарные слова, которые он использует, — говорит Эйприл.

Я могла бы многое ей рассказать.

— Вообще-то он мне не нравится в принципе, — говорю я.

Мы поднимаемся дальше в тишине. Я отчаянно желаю побыть подальше от Элиота и Эйприл хотя бы несколько часов. Побыть в безопасности, дома с родителями. Я репетирую извинения в голове, и затем мы оказываемся на верхнем этаже, и дом прямо передо мной. Я отрываю ноги и срываюсь вперед. Когда мы заворачиваем за угол, наш курьер открывает двери. Я ныряю внутрь подальше от конфликтов и заговоров, захлопываю дверь и закрываю ее на замок.

— Мама? Папа?

Я одна.

Я прохожусь по всем комнатам, зовя их, удивляясь эху своего голоса в пустом пространстве. Падая на пол в гостиной, я кладу голову на руки. Мамы нет здесь, чтобы принести мне крекеров. Отца нет здесь, чтобы посмотреть на меня, как на чужую. Все, что я знаю, это то, что яд до сих пор бежит по моим венам, и без родителей я не смогу загладить свою вину перед смертью. Я подвергла их такой опасности. Я хочу, чтобы они опекали меня, успокаивали. Даже Мама. Особенно Мама.