Мать Печора (Трилогия)

А сам за водой смотрит. Вода из озера по-настоящему загрохотала, каждую минуту все больше размывает перейму. А к той поре, когда у нас все было на лодки погружено, вода валом пошла и канаву так располоскала, что бока у нее обрывает.

– Ну, - говорю, - весь берег разнесет. Надо самим пятки убирать.

– Угонитесь за лодками-то?
– спрашивает нас Саша.

– Не угонимся, так подождете, - отвечаю.
– На мелях-то мы вас ждали.

– Не отстанем, - говорит начальница.
– Коротайку вон как всю мысами вывертело. Напрямик пойдем, так еще ждать вас придется.

Поплыли наши лодки, подхватил их озерный вал - как на парусе понес.

Кричу я им вдогонку:

– К берегам близко не ездите: глаза кустами охлещет!

Не успели мы с начальницей с места сняться, а лодки уж из глаз сокрылись. Довольнехонька Ия Николаевна. Покуривает она цигарку-самокрутку да смотрит, как вода все больше ярится - целые глыбы земли вместе с кустами на другой берег несет.

– Как бы, Романовна, и нас с тобой не унесло, - говорит начальница. Пойдем.

Идем мы тундрой, выбираем места поглаже да посуше, а берег из глаз не теряем. И час идем, и другой идем, а никак узнать не можем, впереди наши лодки или позади.

– Остановимся, подождем, - говорит начальница.

А я вижу, что вода из озера до нас по Коротайке докатилась.

– А что, - говорю, - если они это место проплыли? Будем стоять - еще больше отстанем.

– А если мы перегнали?
– спорит Ия Николаевна.
– Дальше пойдем - еще больше от них оторвемся.

Вижу я, что у всякого Павла своя правда, а все же говорю:

– Лучше перегнать, чем отстать. Перегоним, так мимо не проедут, укараулим. А вот уж коли отстанем, так тут беды не оберешься.

Еще прошли столько же - опять тот же спор. Совсем было начальница на берегу уселась, а я говорю:

– Ждать-то бы и можно, да по всему видно, что медведь должен здесь бродить, да и волчий след я только что видела.

– Чего же ты раньше не сказала?
– спохватилась Ия Николаевна.

– Да пугать, - говорю, - тебя не хотела. Вперед ли, назад ли, а верст пять отойти надо.

– Зачем же назад!
– уговаривает Ия Николаевна.
– Идти - так вперед.

А сама уже впереди меня шаги отмеривает.

Кустами да болотами нас на этот раз далеко от реки отвело. Ушли мы в какие-то дикие места, к большим озерам с песчаными сопками по берегам. На первой же сопке вижу я на песке чей-то крупный след, не такой круглый да маленький, как лисий, и не такой круглый да большой, как волчий. Похож этот след на собачий, такой же он продолговатый. Только знаю я, что таких крупных собак у ненцев не бывает: след от ненецких лаек чуть больше песцового.

– Росомаха прошла, - говорю я Ии Николаевне. И самой мне что-то не по себе стало.
– Пойдем, - говорю, - отсюда поскорее.

Вдруг начальница увидела чего-то на песке, нагнулась и смотрит. И минуту стоит, и другую.

– Не заветный ли, - говорю, - сундучок нашла?

– Лучше, чем сундучок, - говорит.
– Ракушка.

Показывает мне кругленькую, как орешья скорлупа, ракушку и по имени ее называет, по отчеству величает, будто своего старого знакомого встретила. Говорит, когда эта ракушка зародилась, в каких морях росла и как сюда попала.

– Росомаха-то, - говорю, - не пришла бы.

– Ничего, - говорит, - может быть, не придет. Должны мы с тобой все эти пески высмотреть.

И сама она оползала и меня заставила обойти все песчаные эти берега от сопки к сопке. Вижу я, что начальница не страшится зверя, - и моя робость пропала. Проискали мы с час - я еще две ракушки нашла. Одну начальница тут же выбросила, а про другую говорит:

– Это очень редкая ракушка, ее в Москве показывать надо.

И завернула ее в бумажку, а в книжку свою что-то записала.

Долго после этого шли мы еще от Коротайки поодаль, пока не уперлись в какую-то речку. Речка привела нас к берегу Коротайки, и там, где она выбежала, мы волей-неволей остановились.

– Тут, видно, нам и ждать надо, - говорит начальница.
– Все равно речку нам не перейти.

И только она успела это сказать, пониже нас на какую-нибудь версту слышим выстрел.

– Наш карабин, - говорим мы с начальницей в один голос.

И обе повертываемся речку смотреть: как-то нам одолевать ее надо.

Коротайку мы едва узнали: от озерной воды стала она такой глубокой да широкой, будто и мелей в ней никогда не бывало. Подперла она нашу речку и у той глубины прибавилось. Бросила я в воду веточку - она на месте стоит.

– Зато, - говорю, - течения в ней вовсе нет.

А Ия Николаевна будто одной головой со мной думала.

– Да, - говорит, - переплыть ее безопасно можно.

Речка и не широкая, сажен двадцать, а все же плыть с узлом одежи на голове не больно сподручно. Ну, а как разделись, тут комары да мошки стоять не дают, загоняют в воду. А в воду зашли, тут уж смелость сама пришла.

Плаваю я не худо, а все-таки Ия Николаевна кручей меня к другому берегу выскочила. Оделись мы на скорую руку и опять через мыски да носки напрямик бежим, - откуда силы прибавилось. Один мысок перешли и видим: Леонтьев да Саша, как два лешака, по кустам скачут да кого-то стреляют.

А из куста от наших охотников прямо на нас, вижу, бегут два гуся. Не сплошала я, дорожным посошком своим хлопнула одного из-за плеча, он и в землю ткнулся. А другого не могла догнать.

– Что с ними?
– спрашивает начальница про гусей.
– Почему они не летают?

Не знает Ия Николаевна, что гусь в это время перо меняет.

Вместе с моей добычей набралось у нас девять гусей.

Ощипала я их, приготовила, наварила, нажарила, на стол поставила. А стол наш - фанерный лист на вьючном чемодане.

В тот день мы проехали не меньше вчерашнего. Озерную воду хоть и пронесло, река была глубокая, с высокими приглубыми берегами. Между плесами теперь мучили нас каменистые перепады.

Еще издали заслышали мы первый перепад: вода на камнях бьется, как ветер шумит, возле каждого камня ключом кипит. Когда перепад на виду показался, видим - там будто стадо белых оленей на воде пасется, всю реку камни запрудили.

Перед самым перепадом в конце плеса приткнули наши бурлаки лодки к берегу и пошли на берег реку смотреть. И видно нам с высокого берега, что русло не сплошь камнями завалено, а между ними будто ручейки пробегают. А один ручеек других поболе, у нас его горлом зовут.