Мавритания

В начальный период французской политики эмиры не поняли, что власть и влияние ускользают из их рук. Они продавали свои права за огромные суммы, предлагаемые им французами, и тем самым безвозвратно утрачивали один за другим источники доходов. Одновременно рядом с ними поднималась новая сила — образованные марабуты. Презрение к знаниям привело хасанов к печальным последствиям: они недооценили эту опасность. В момент, когда они очнулись от «сновидений о могуществе», было уже поздно. Простое население видело во французах своих союзников, единственных, кто мог обуздать самоуправство эмиров и знати. Франция уже прочно обосновалась в долине Реки, а в глубинных районах страны у нее было много надежных приверженцев [17] .

17

Правильнее было бы говорить о том, что косвенным результатом французской колониальной политики в Мавритании стало сложение предпосылок формирования впоследствии, в период распада французской колониальной империи, современного независимого мавританского государства. Однако создание такого государства пи в коей мере не было целью колонизатора. — Примеч. ред.

Нельзя сказать, что эмиры ушли с политической арены без сопротивления. Хотя эпоха их блеска клонилась к закату, они пытались с оружием в руках вернуть утраченное могущество. Эмираты устанавливали контакты с Марокко, надеясь там найти поддержку против французов. Обнищавшим, оставшимся без вассалов, внутренне разобщенным эмирам пришлось сдаться. Одни эмираты пришли в упадок еще в период колониализма, другие уже в период Исламской Республики Мавритании. Сегодня существует только один из них — эмират марабутов Тагант.

Потомственный святой

На дороге Росо — Нуакшот находится небольшое селение, окруженное со всех сторон пустыней. Оно появилось в результате оживленного движения путешественников по этой трассе. Выехавшие утром из Росо останавливаются здесь в полдень, чтобы помолиться, пообедать и отдохнуть. Селение состоит из нескольких небольших глиняных домов, двух будок из гофрированной жести, двух черных палаток и, наконец, куполообразных глиняных печей, поставленных под открытым небом. Здесь жарят и продают путешественникам мясо. Кое-где безжизненный пейзаж нарушает причудливое деревце или несколько пучков совершенно высохшей травы, крепкой, как железная проволока. Перед одной из палаток лежат бочки с бензином — это заправочная станция. Рядом такие же бочки с водой, привозимой сюда из дальнего колодца, откуда-то из глубины бруссы.В грязном песке осколки бутылок, кости. Несколько худых телят и коз обгладывают засохшее на костях мясо. Это, пожалуй, их единственная пища, поскольку другого корма здесь не видно. Откуда-то взявшийся петух вскочил на жердь палатки (петух — это уже признак цивилизации!) и кукарекает как одержимый. Трудно описать то впечатление запущенности и безнадежности, которое оставляет это затерявшееся в однообразном пейзаже селение.

Зной усиливается, и все живое — люди, ослы, козы, цыплята — прячется в тень. Для животных построены специальные, кое-как сколоченные навесы от солнца, люди погружаются в темные внутренности палаток и домов без окон. Мы — посторонние и поэтому бездомные, располагаемся на завалинке одного из глиняных домов в тени широкого навеса крыши. Полулежа, полусидя с трудом вдыхаем густой, знойный воздух. Только бы выдержать эти самые тяжелые часы. Говорим о том, о сем, пьем чай и ждем прохлады.

Здесь же в тени сидит еще нестарая женщина и певучим голосом монотонно повторяет один стих Корана. Бесспорно, эта дама из семьи марабутов, о чем свидетельствуют ее образование и нарочитая набожность. Время от времени она прерывает молитву и совершенно другим, естественным голосом включается в разговор. Вот уже долгое время за нами наблюдает забавный пятилетний малыш, грязный и босой, в спадающих штанишках, с голым животом, с умными, живыми, черными как уголь глазами. Ему явно интересно, но в нем нет назойливости, присущей детям. В его поведении чувствуется какая-то сдержанность, снисходительное превосходство к окружающему миру. И я тоже слежу за ним, заинтригованная «нетипичностью» этого ребенка. Вероятно, дама заметила наши взаимные переглядывания и снова прервала молитву на половине стиха. Она сообщила нам, что дом, под крышей которого мы в данный момент сидим, принадлежал марабуту-чудотворцу, наделенному благодатью — барака.К нему приходили за благословением из пустыни и даже из Сенегала. Недавно марабут умер, а наследником его сверхъестественных качеств стал его сын, именно этот мальчик. Он также обладает силой совершать чудеса, исцелять больных и благословлять верных. Поскольку мы уже знаем, с кем имеем дело, мы должны преподнести ему хотя бы какой-нибудь подарок.

^{Деревце в пустыне — лучший корм для верблюдов}

Его святейшество удовлетворилось двадцатью пятью франками и торжественно удалилось, зажав их в маленьком грязном кулачке.

Такая же встреча произошла у нас в Шингетти. Прикомандированный к нам комендантом округа солдат европеизированной внешности водил нас из одной частной библиотеки в другую. Говорил на хорошем французском языке и был одет в форму французской армии в Африке. По его разговору, как это часто бывало в общении с маврами, у меня создалось впечатление, что я имею дело с человеком, получившим образование в Европе. Из улочки прямо на нас вышел опиравшийся на палку слепой старик в лохмотьях, сопровождал его маленький мальчик. Старик был либо душевнобольной, либо просто впал в детство от старости. Он не переставая смеялся, что-то бормотал себе под нос, из беззубого рта текла слюна. Наш спутник подбежал к старику и смиренно склонил перед ним голову, прося благословить. Старик продолжал смеяться, неразборчиво что-то бормотать, но мальчик-поводырь потянул его к солдату и громко крикнул в ухо его просьбу. Видно, старик привык к таким встречам, он простер перед собой руки и коснулся головы нашего солдата. И тут солдат обеими руками начал гладить щеки старика, «снимая» с них его святую силу. Старик двинулся дальше, а сопровождавшие нас Бальде и Сиди Моктар подошли к солдату и тоже, погладив его по щекам, получили часть благословения.

Барака — святая благодать, позволяющая делать чудеса, — когда-то принадлежала исключительно потомкам пророка. Однако, с тех пор как возник суфизм, в соответствии с положениями этой доктрины святую благодать может получить каждый, кто поправился богу. В Мавритании считается, что баракапередается по наследству и ее нельзя лишиться, если она унаследована от предков. Независимо от этих суфийских положений почти все марабуты-чудотворцы утверждают, что ведут свой род от пророка, тем самым укрепляя собственный авторитет. Они пользуются большим уважением населения, набожные мусульмане совершают к ним паломничество из отдаленных районов. Сила бараканеодинакова, и не все святые мужи могут исцелять и убивать на расстоянии, перемещаться при помощи чуда с места на место и предсказывать будущее. Но те из них, кто может воздействовать на человеческое воображение и баракакоторого обладает особой силой, не только пользуются признанием, но и имеют большое состояние. За обычное благословение, а тем более за исцеление или предсказание такой марабут получает подарки. Кроме того, марабуты-чудотворцы занимаются торговлей амулетами.

На одном базаре я нашла мастерскую, в которой ремесленник изготовлял красивые, плоские, нарядно украшенные кожаные кошельки на шнурке, чтобы их можно было вешать на шею. Внутри находился амулет. Я хотела купить у него одно такое гри-гри, но он решительно мне отказал. Он работал только для местного марабута-чудотворца, который благословлял уже готовый образок (несколько напоминавший католический) и, освятив его милосердной силой, продавал приверженцам. Спрос был большой, и ремесленник едва успевал справляться с заказами; он не хотел нарушать сроки, чтобы пе потерять расположения святого.

В Мавритании все мужчины носят гри-грина длинных шнурках. Есть гри-гри, которые защищают от всего на свете, другие только от определенных болезней, дурного глаза, от пуль и т. д. Иногда носят гри-гри,благословленные несколькими марабутами, — никогда не знаешь, какое из них окажется наиболее действенным.

Мавританские марабуты — явление, характерное для африканского ислама. Их деятельность сочетается с деятельностью религиозных братств, а те, в свою очередь, связаны с мусульманским мистицизмом.

Ислам в первоначальной форме был рационалистической религией, а Коран помимо философских положений и основных догматов веры содержал огромное число законодательных положений, регулирующих жизнь личности и общества до мельчайших деталей. По своей структуре он приспособлен к складу мышления и восприятию мира кочевниками и пастухами Аравийского полуострова. Завоевание мира ордами фанатиков-бедуинов и их господство над многими, нередко стоявшими значительно выше них в культурном отношении людьми повлияли на внутренний мир арабов. Наглядный пример тому религия.

Уже в VIII веке под влиянием христианства, с которым арабы познакомились в Малой Азии, Сирии, Египте и Магрибе, как и под влиянием индийских религий, проникших сюда через Персию, в исламе начали развиваться мистические направления. Позднее этому содействовало и турецкое влияние. Итак, внутри ислама образовались два религиозных направления. К одному принадлежали теологи и юристы, для которых религия — это строгое соблюдение правил Корана и сунны [18] , к другому — мистики, суфии. По концепции последних, соблюдение правил Корана хотя и рекомендуется, но является не целью, а лишь путем к цели, к конечному слиянию с богом. Истинным источником религии суфии считают интуитивное познание бога. Они отвергают научное объяснение религиозных истин — единственную истину религии и бога можно раскрыть только в собственном сердце. Погруженные в себя, в свою внутреннюю жизнь, суфии безучастны ко всему, что их окружает, они отличаются строгой жизнью и отрешенностью.

18

Сунна (араб.,букв, «обычай») — предания о Мухаммеде и толковании им тех или иных норм поведения.