Мазохистка

Мне было так плохо и мерзко на душе, когда я выворачивал ее наизнанку, но все же стоило расставить все точки над «и». Я уловил, как Рена заплакала у меня за спиной, как она осела на пол. Единственное, что я мог сделать – не дать себе обернуться. «Я иду у нее на поводу». В конце концов, нужно было прекратить это непотребство и вернуть себе чувство собственного достоинства.

– Скуало, прости меня, я не хотела. Пожалуйста, не оставляй меня! Я же люблю тебя, я просто от ревности… – давясь рыданиями, кричала женщина, и мое сердце вторило ей: «Она же любит тебя! Она тупо от ревности». – Я не смогу без тебя… не уходи… пожалуйста!

Двери открылись, и я, не оборачиваясь, вышел. Я шел по коридору, и каждый шаг отдавался набатным звоном в ушах. В этой пугающей тишине я вдруг каждой клеткой тела почувствовал, как остался совсем один. Прислонившись к стене, я стукнул кулаком себя по груди, пытаясь заглушить отдающиеся в висках удары. «Ей ведь и в самом деле будет лучше без меня. Так правильно. Так надо», – убеждал я себя самого, пока что-то внутри меня рвалось и металось, очевидно, пытаясь свести меня с ума. «Что происходит? Когда я перестал представлять свою жизнь без нее?..» Размышляя, я вдруг понял, что ушел не потому, что хотел уйти. Мне стало больно. И я попросту сбежал от этой боли как последний трус, вместо того, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Она причинила мне эти муки, и я вот так запросто капитулировал. «Прямо как она тогда… ушла от меня». Вспоминая дальше, я понял, что не однажды, наверное, причинял своей женщине боль, причем не только душевную, но и физическую. Но она пообещала не уходить, и так и оставалась со мной, несмотря ни на что. «А я что?»

К тому же, неизвестно было, что там ей наговорила Кассандра, – а я знал, что она умеет говорить неприятные вещи в неограниченных количествах. Неизвестно, что там женщина себе напридумывала. «И, к тому же, не мне, решившему проверить силу своей привязанности, разрешив такое Занзасу, все это вообще говорить…» Я все стоял, не в силах сдвинуться с места ни в одну из сторон. Решить, что правильно, а что – нет. Я закрыл глаза и прислушался к себе – да, все рвется к ней, туда, кричит: «Как ты мог оставить ее в лифте одну, в таком состоянии? А что, если кто-то зайдет? Мало ли в этом замке похотливых придурков?! Да кто ты вообще после этого!.. Подумаешь, наговорила ерунды, с кем не бывает… А сейчас сидит там и плачет… совсем одна».

Я тяжело выдохнул и направился обратно. Между звуком вызова лифта и моментом, когда дверцы разъехались в разные стороны, был ужасающий момент, когда я представил себя наматывающим круги по всему замку Бертолуччи в поисках Рены. Но вот я вижу ее перед собой, сжавшуюся в комок у противоположной стенки, совсем как тогда, когда я увидел ее впервые. Она плачет в свои коленки, вновь и вновь повторяя:

– Я люблю тебя… вернись… я не могу без тебя… Скуало…

И тут я вдруг понимаю, что любить можно не только за что-то, но и вопреки чему-то. И пусть она говорила мне гадости всего пять минут назад, это все равно ничего уже не изменит. Я присел рядом с ней, глядя на эти содрогающиеся в рыданиях плечики. «Нет никакой «любой другой». И быть не может».

– Любую другую, которую я не смогу оставить одну в лифте. – Женщина оторвала мокрые ладони от лица, не веря в мое возвращение. – И к которой вернусь. – Она так порывисто кинулась мне на шею, что сбила с ног, и мы оказались на полу. – Потому что… – я не мог поверить, что слова сами сорвутся с моих губ, но это произошло, – я люблю ее.

====== POV Скуало – 26. ======

Перед тем как, наконец, произошло то ужасное, на что я согласился, мы занимались сексом в лифте. Каким-то реактивным сексом, надо признать. Чересчур бурным, чересчур быстрым. То ли я только что заново обрел свою женщину, то ли готовился ее потерять.

И вот мы идем к злополучному помосту, на котором виднеется фигура Алехандро Бертолуччи, только что осиротевшего, но еще не знающего об этом. Я оставляю женщину, чтобы якобы договориться с ним о том, что и так уже оговорено, а сам сворачиваю в противоположную сторону, где меня дожидается Занзас.

– Не позволяй себе лишнего, – зло бросаю я ему. Босс отдает мне в руки стакан с виски.

– Держи, мусор. – Он делает паузу, высматривая мою женщину в толпе. – Тебе нужнее.

Мысленно проклиная все на свете, я возвращаюсь обратно к Рене:

– Этот Алехандро сказал, что поставит любые песни, какие ты захочешь, – безжизненно произношу я, понимая, что ничего уже не могу изменить.

– Серьезно? – обрадовалась женщина, даже не взглянув на меня и потому не увидев выражение моего лица.

– Да, иди, – со вздохом сожаления отпускаю я ее в неминуемое будущее. Она целует меня в щеку и устремляется вперед. В последний момент я порывисто пытаюсь удержать ее, но не успеваю, и ее черные волосы выскальзывают из моих пальцев.

Сначала я хотел не смотреть. Просто стоять где-нибудь в темном углу, отвернувшись к стене, ничего не видеть и не слышать. Потом я и вовсе решил уйти в нашу комнату, чтобы переждать там всю эту неприятную процедуру. Однако уговор есть уговор – я должен был смотреть и понять, что при этом чувствую. Отвратительно и глупо – я ведь и так понял, что да как, вернувшись в лифт. «Она возненавидит меня».

Мне было мерзко еще тогда, когда я увидел, как Занзас прижал ее к себе, а она, не подозревая, что это он, а не я, податливо изогнулась всем телом. Я залпом осушил бокал с виски и налил себе еще. Когда по глазам резанула вспышка света, и весь зал замер, уставившись на поистине небывалую картину, я уже допивал третий. Я увидел, как женщина глазами пытается отыскать меня в толпе, явно растерянная и сбитая с толку, и понял, что сейчас просто не выдержу и брошусь туда, в центр зала, вырву ее из лап проклятого босса и… «И что потом? Будем с ней скрываться от разъяренного Занзаса и альянса в придачу? Уедем из страны?»

Когда он поцеловал ее, я лишился рассудка. На мгновение я захотел, чтобы мне вырвали глаза, а лучше всего, чтобы боссу отрезали его проклятый язык, которым он шарил во рту моей женщины! Ревность, бешенство, ярость. Багровая пелена застилала мне взор, а единственным желанием было убить это животное, посмевшее посягнуть на мою собственность.

Когда он закинул ее ногу себе за спину и провел по ней от лодыжки до самого бедра, мало, что не показав всем присутствующим, какого цвета у нее нижнее белье, я не выдержал, и разбил пустой стакан об пол. А потом попросту рванул к выходу, не желая больше видеть, что происходит в центре застывшего зала. По пути я натолкнулся на сочувствующий взгляд Луссурии и унылую рожу Бельфегора. Когда первый попытался меня остановить, я вырвался, зная, что достанется любому попавшемуся под горячую руку.

Я плутал какими-то непонятными коридорами, все больше злясь. По большей части, на Занзаса, но также и на себя. Остановившись напротив окна, я увидел круглый пруд и двух птиц. Я ударил по стеклу кулаком, и по нему пошла трещина. Не успокоившись, я начал пинать его коленом, затем подключил ноги. Наконец, окно окончательно треснуло и посыпалось кучей битого стекла вниз. Холодный ветер продирал до костей, но именно это мне и нужно было, – мало-помалу я приходил в себя, жадно глотая ртом ледяной воздух.

– Скуало! Скуало! – услышал я треск в передатчике, который находился в кармане пиджака. Сделав еще пару глубоких вдохов, я вставил прибор в ухо. – Скуало, я понимаю, как тебе сейчас нелегко, но…

– Вроооой, заткнись, Луссурия! Вы уже начали операцию? – я понял, что больше всего на свете мечтаю сейчас перерезать кому-нибудь горло.

– Ты хоть понимаешь, как это будет сложно – отделить зерна от плевел? – запричитал Хранитель Солнца Варии. – Как мы собираемся убрать только альянс и Алехан…