Меч Тамерлана

Тогда пало несколько генуэских портов, включая Чембало. И ведь именно осада Каффы татарами стала причиной эпидемии черной чумы, охватившей всю Европу! Ибо хан приказал обстреливать город из катапульт, зарядив в них трупы нукеров, павших от чумы… Тем самым он заразил жителей и гарнизон — а после эпидемия прибыла в Италию с чумными крысами, путешествующими на генуэзских галерах.

Так что, несмотря на богатство купцов Газарии и мощь ее крепостей, Оффициум вынужден считаться с волей ханов — а порой и темников, правящих от их лица. При этом генуэзцы стараются всячески поддерживать татар, ссужая владыкам последних серьезные суммы на наемников или ценные подарки мурзам — надеясь взамен получить торговые льготы, твердый мир в самой Газарии, безопасность купеческих караванов… А порой и нечто большее — например, от Мамая генуэзцы надеялись получить торговые концессии на Руси и взять под свой контроль торговлю мехами, что ценятся в Европе не меньше шёлка.

Но ставка на Мамая не выгорела. И когда всесильный темник потерпел два поражения к ряду — вначале от русичей на Куликом поле, а затем и от Тохтамыша — столь ценного некогда союзника генуэзцы тотчас списали со счетов, а затем и убили… Напоследок ограбив его до нитки.

С Тохтамышем также удалось заключить взаимовыгодный мир — при этом хан благоразумно закрыл глаза на тот факт, что совсем недавно генуэзцы поддерживали и спонсировали его заклятого врага. Политика…

Но чего ждать от незваного гостя, представившегося темником Едигеем, Джианнони дель Боско решительно не понимал. Кто он, этот темник? Необычный посол хана? Ведь последний, как правило, направлял на переговоры мурз калибром явном меньшим…

Или же это новый, самостоятельный игрок?!

В любом случае, Едигея нужно хотя бы выслушать, изобразив максимальное радушие — и принять последнего, как дорогого гостя.

По мановению руки консула в богато украшенную античными скульптурами и картинами итальянских художников залу принялись вносить горячие, только что приготовленные яства. При этом от Джианнони не укрылось, что темник довольно равнодушно окинул полотна с пейзажами родной Генуи и той же Каффы пространным взглядом. Зато на полуобнаженные женские скульптуры работы греческих мастеров Едигей косится с явным неодобрением — и одновременно с тем болезненным интересом.

Действительно, мраморные античные красавицы, столь изысканно обнаженные — и выполненные в полный рост, не могут не притягивать мужского взгляда…

— Прошу отведать наших угощений, сеньор Едигей! Не бойтесь, свинины в наших яствах нет — как и вина…

Джианнони немного слукавил — ибо перед самим консулом слуги поставили блюдо с нежнейшей ветчиной-прошутто из Пармы. А также бокал сладкого белого вина, производимого в венецианских землях еще со времен Древнего Рима… В античность оно было известно как Пуччино — но теперь сорт винограда Просекко, из которого делают вино, дал напитку новое название.

И мало кто знает, что виноград сей изначально произрастал у славянской деревеньки « Просека» под Триестом…

— Прошу, вкусите наших традиционных яств! Паста со сливками, фасолью и твердым пармским сыром, сдобренная восточными специями! Фегато-венециано по классическому рецепту наших бывших соперников, маринованные адриатические сардины и оливки… Впрочем, вижу, что запеченный на углях ягненок и свежий кумыс будет првычнее вашему вкусу.

Консул изобразил вымученную улыбку, с явным неудовольствием отметив, что повара приготовили его любимые блюда — но ведь поданные темнику сардины маринуются в вине! Впрочем, татарин даже не посмотрел на рыбу — как и на искусно сваренную в сливочно-сырном соусе пасту (наверняка альденте!) и печень по-венециански, томленую в оливковом масле с луком. Зато добрый кусок ароматной, донельзя сочной баранины, еще пышущей жаром после вертела, Едигей уложил на свежую, хрусткую лепешку-фаринату, замешанную из нутовой муки с оливковым маслом и морской солью. В родной Генуи ее называют «солнцем Пизы» в честь победы над последней…

Джианнони не мешал гостю вдоволь насытится ягненком, лениво потягивая вино и с удовольствием смакуя тончайшие ломтики прошутто; наконец, когда Едигей закончил трапезу, сыто рыгнув, консул вежливо уточнил:

— Итак, уважаемый темник. Теперь-то я могу узнать у вас цель столь внезапного визита?

Выслушав перевод, татарин согласно, с этакой хозяйской ленцой кивнул:

— Я хочу предложить союз. И потребовать серебра за мою помощь.

Консул с трудом подавил разом скрутившее его раздражение — и, шумно выдохнув, уточнил:

— Но разве темник может предлагать союз консулу Каффы через голову хана?

А заодно и требовать его серебро! О последнем, впрочем, Джианнони благоразумно промолчал…

Едигей согласно кивнул:

— Может. Ведь хан обязался выполнить волю эмира великого Турана. И уже в следующем году он собирается уничтожить и разорить города Газарии, оборвав ведущую в ваши порты ветвь шелкового пути.

Джианнони дель Боско с трудом осознал слова, изреченные явно изумленным толмачом, после чего с удивлением переспросил:

— Прошу меня извинить, темник… Но, как я уже сказал, у нас с ханом Тохтамышем заключен взаимовыгодный мир и союз. И я не понимаю, почему чистокровный хан-чингизид должен выполнить волю эмира Турана?

Едигей шумно прихлебнул студеного кумыса из пиалы, после чего неспешно ответил:

— На самом деле чистота ханской крови не имеет значения, если в его руках нет достаточной силы. Мамай правил от лица Муххамеда Булака, Тимур правит от лица Суюргатмыша… А Тохтамыш смог занять престол Золотой Орды лишь с помощью Тимура — и тот потребовал справедливую плату за оказанную им помощь. Ее цена — уничтожение ветви шелкового пути, ведущей в ваши города. С последующим их штурмом и разграблением… Правда, хан не желал сдержать некогда данное эмиру обещание.

Еще один неспешный глоток из пиалы, после чего татарин продолжил:

— Но поражение от урусов в Булгаре все изменило. Вновь моля Тимура о помощи, Тохтамыш был вынужден признать его волю. Так что следующей весной сам великий эмир явится под стены ваших крепостей с многочисленными осадными пороками… У Тимура есть мощные, дальнобойные манжаники, известные у вас как требушеты — а также железные тюфенги, с громовым грохотом извергающие каменные ядра! Также хватает и запасов «греческого огня», что вода потушить уже неспособна… Наконец, его осадные мастера способны возводить осадные башни и тараны — так что стены Каффы, как и прочих ваших крепостей, не смогут сдержать натиска Железного хромца…

Заметно побледневший консул с трудом сглотнул, выслушав перевод толчама — после чего, чуть запинаясь, уточнил:

— Н-но… Но откуда вам все это известно?

Едигей лишь усмехнулся, вновь прищурив глаза:

— Я был в тронном зале Тимура, когда униженный им Тохтамыш вновь молил эмира оказать ему помощь… И Тамерлан отрядил меня на помощь хану — да заодно полнокровный тумен отборных наемников-гулямов и сородичей-ногайцев. Без нашей помощи урусы и булгары разбили бы Тохтамыша и взяли его столицу…

Консул почуял, как ему внезапно стало очень жарко:

— Тогда… Тогда почему вы говорите об этом мне?

Темник широко улыбнулся, продемонстрировав кривые желтоватые зубы с крупными клыками — став еще сильнее походить на затаившегося в засаде тигра, отбросившего напускную расслабленность:

— Потому что я сам хочу стать великим эмиром… Или всевластным беклярбеком, каким некогда был Мамай. Буду править от лица полностью зависимого и подконтрольного мне хана… Коим Тохтамыш никогда не станет. И править стану без оглядки на великого эмира — пользуясь всеми преимуществами торговли по шелковому пути!