Меч Тристана

Подоспевшие молодые бароны из свиты Марка едва не начали бить нищего ногами и древками копий, но Изольда тут же вступилась за человека, который искренне помог ей, а упал чисто случайно. Она сумела убедить в этом всех. Угроза побоев миновала, нищего отпустили с миром, и тогда королева отряхнула платье и объявила с улыбкой:

— Не стоит беспокойства, господа! Со мною все в порядке. Вот только незадача: я не смогу теперь поклясться перед Господом в том, что из всех мужчин один лишь король Марк держал меня в своих объятиях.

Кто-то улыбнулся этой ее шутке, кто-то просто ничего не понял, король Марк помрачнел, а леди Вазеллина, возможно, догадавшаяся о чем-то, побелела от злости.

Изольда оглянулась на паломника и успела увидеть, как между сморщенной от страшного искусственного шрама щекой и лохматой наклеенной бровью подмигнул ей такой родной ясный серо-голубой глаз, а самые дорогие на свете губы шепнули по-русски — еле слышно, в бороду:

— Ни пуха!

— К черту! — шепнула Маша в ответ.

Итак, первое действие спектакля они сыграли с блеском и ошеломительным успехом.

* * *

Туповатое и шумное сборище на Белой Поляне понемногу утихомиривалось благодаря суровым пестро разодетым воинам, выравнивавшим ряды зрителей, и троим епископам, торжественно прибывшим из Камелота и, кажется, вызывавшим в толпе священный трепет одним только своим видом. Наконец народный любимец, король Артур, по сторонам от которого Изольда узнала Жиркотлета, Куя Длинного, Говена, Персиваля Уэльского, Р. Эктора Окраинного, Боржча, Бедуина и еще некоторых не столь знаменитых рыцарей из дружины Круглого Стола, призвал к тишине и велел начинать.

Для порядка епископы предложили Изольде в последний раз отказаться от тяжкого испытания, сознаться во всем и покаяться, ибо кара Божья страшнее людского осуждения, и тот, кто грешен, не должен вступать на священный путь суда раскаленным железом.

— Безгрешна я, — глухо проговорила Изольда, но потом с каждым словом, с каждой фразой голос ее становился все яснее, громче, уверенней. — Чиста я перед Богом и перед супругом своим королем Марком. Позвольте мне прикоснуться к святыне, и я произнесу свою клятву при всех. И пронесу в голых руках раскаленное железо. Я готова. Я не сделаю ни шагу назад.

Жаровня, в которой рабы при помощи длинных ржавых щипцов держали нагретую докрасна полосу металла, была уже совсем рядом, от нее отчетливо веяло теплом, а навстречу Изольде двое рыцарей несли тяжелый беломраморный ковчежец с мощами Святого Хилярия.

Изольда опустила руки и сосредоточилась на тексте, который ей следовало произнести. Все-таки задуманная клятва получалась слишком хитрой, в витиеватых словесах недолго было и запутаться. Суть-то не в них, понятное дело, главное — спокойствие, как велел Мырддин, но ведь хочется еще и в историю войти, запомниться всему народу своим удивительным лукавством и мудростью, надо не ударить в грязь лицом. Там, у реки, не ударила… Ха-ха, а ведь могла и буквально плюхнуться носом в холодную жижу, если бы чего-то они с Тристаном не рассчитали. А вот теперь главное — спокойствие. Какой-то знаменитый мультяшный герой любил повторять эти два слова. Какой же? Она никак не могла вспомнить, что очень мешало ей, беспокоило, а ведь главное — спокойствие…

И тут Изольда коснулась святых мощей, автоматически бормоча соответствующие минуте молитвы на древнеирландском, потом подняла руки почти к самому лицу, взглянула на них и чуть не упала в обморок раньше времени.

Руки были сухими! Мощи были сухими!!! Ни в какой особой жидкости они там не плавали!!!

Если б Изольда была мужчиной, на том бы испытание и закончилось. Всякий мужчина в такой ситуации либо во всем сознался бы, с позором принимая смерть, либо схватился за меч, выдернув его у кого угодно, либо в отчаянии кинулся бежать. Мужская логика подсказывает только такие три пути — три красивых варианта окончательного проигрыша. Совсем не то — логика женская.

«Мырддин сказал, что мощи плавают в Особом Средстве, — рассуждала Маша. — Значит, так оно и есть. Просто я сейчас не в том состоянии, чтобы увидеть его и даже почувствовать. Это же Особое Средство. Его и не надо видеть и чувствовать, оно просто действует, и все. Главное — спокойствие».

Она вдруг вспомнила, кто любил повторять эти слова. Карлсон! Карлсон, который живет на крыше. Вспомнила и враз успокоилась.

— Клянусь! — объявила Изольда звонким и радостным голосом десятилетней девочки, читающей наизусть перед всей дружиной Торжественное обещание пионера Советского Союза. — Клянусь мощами Святого Хилярия, что меня, королеву Корнуолла Изольду, изо всех мужчин этого мира держал в своих объятиях лишь только супруг мой Марк, с которым обвенчана я по Римскому Закону, да еще вот этот несчастный полубезумный паломник, которого встретила я на пути сюда. Все это видели, и не смею я перед лицом Господа молчать о том. Устраивает вас такая клятва, господа?

— Устраивает, — громко сказал король Артур.

А трое епископов молча кивнули. Дружно как один.

И тогда королева протянула вперед руки ладонями вверх, и рабы подняли щипцами раскаленную железную полосу и подали ей, и отпустили зажимы с двух сторон одновременно. А Изольда согнула пальцы и медленно пошла, неся в руках перед собою длинную горячую пластину, красно-оранжевую, как тот апельсин, что выкатился, помнится, из рукава у Мырддина. Она прошла ровно семь шагов, потом выронила железяку, зашипевшую в мокрой траве, а сама упала навзничь без чувств, но ни единого следа не проступило на ее мраморно-белых ладонях.

* * *

Изольда так и не смогла после объяснить, что же произошло в тот день на Белой Поляне возле Худого Брода. Раскаленный металл был настоящим — это она точно выяснила. Собственно, королева и не сомневалась, потому что помнила, каким жаром пылала эта чертова полоска. Однако никакого Особого Средства в ковчежец не наливали. И не потому, кстати, что его вообще не существовало в природе, а потому, что проклятая Вазеллина постаралась.

И каким же, спрашивается, образом удалось ей — не ведьме, не волшебнице, просто Маше, просто Изольде — пронести раскаленный металл добрых пять метров? Этого понять не мог никто, даже Мырддин. Во всяком случае, так он ей и сказал при следующей встрече:

— Не понимаю.

— А вы обладаете такой способностью — не понимать? — ядовито поинтересовалась Маша.

Мырддин уважительно улыбнулся:

— Ну конечно, нет. Я слукавил. Просто сейчас мы столкнулись со случаем, когда суть происшедшего выходит за рамки эксперимента, и я не могу объяснить эту суть тебе или, скажем, Ивану. Если сказать коротко, ты просто очень хотела пройти это испытание, вот и прошла.

— А между прочим, — сказала Маша, — меня полностью устраивает подобное объяснение.

— А я и не сомневался в этом, — еще раз улыбнулся добрый волшебник.

* * *

Перинис доложил Тристану, что по дороге от Белой Поляны к гроту завернул в домик лесника Орбита. Тот как раз высматривал, что за зверь попался в его хитрую ловушку — глубокую яму, заложенную прутьями и присыпанную сухой листвой. Судя по звукам, зверь там сидел крупный, очевидно, вепрь. Перинис, не долго думая, подкрался, хряснул лесничего палкой по голове, да и подтолкнул в гости к кабану.